Валентин всегда относился к творческим семинарам начинающих авторов как к делу личному. Запомнив понравившиеся ему публикации прозаиков Владимира Крупина и Виктора Петелина, критиков Николая Котенко и Владимира Шапошникова, познакомившись в Красноярске и Чите с поэтами Романом Солнцевым и Виктором Шульжиком, он предложил писателям-землякам пригласить их в Иркутск. Сам Распутин перед разговором с молодыми авторами читал множество их рукописей, дружески опекал многих из них.

В воспоминаниях литераторов-иркутян есть живые подробности творческой жизни города. И кое-какие строки хочется привести. Как всегда, в мелких и обыденных происшествиях, описанных их участниками, встаёт взаправдашний, не отретушированный облик человека, и этим интересен летучий рассказ.

Наш университетский наставник Василий Прокопьевич Трушкин с постоянной улыбкой вспоминал общение со своими бывшими студентами — Александром Вампиловым и Валентином Распутиным.

«Однажды в Союзе писателей шло какое-то совещание. Только что выступил В. Распутин. Я вышел в коридор, увидел там опоздавшего Вампилова и поздоровался: „Здравствуйте, Валя!“ Саня отреагировал тотчас же: „Всё это очень мило, Василий Прокопьевич, но только немножко неточно“».

Ещё об одной встрече с Александром Вампиловым, получившей продолжение в доме Валентина, Трушкин рассказал тоже как старший друг обоих:

«Однажды повстречал я его на улице Ленина. Саня предложил попроведать Валентина Распутина, у него жена в то время находилась в роддоме, и Валя коротал время на положении холостяка. Мы зашли в магазин, взяли бутылку коньяка и отправились на бульвар Гагарина, где тогда жил Распутин. У нас получился славный мальчишник. Вспоминали студенческие годы, забавные эпизоды из журналистской практики».

Прозаик Дмитрий Сергеев упомянул случай, который с поправкой на его постоянную занятость основной работой геолога можно считать обычным. Он, один из друзей Вампилова, читал очередную пьесу драматурга в… московской гостинице, в дни какого-то писательского сбора — иного времени не нашлось. И читал в компании с Валентином:

«Мы читали её… передавая друг другу страницы… И, конечно, дружески обсуждая».

Как говорится, в «контексте» таких рассказов кажутся неудивительными и истории защиты новых сочинений друг друга от идеологических надсмотрщиков. Колоритно поведал одну из них тот же Марк Сергеев:

«Возникла однажды ситуация: иркутская цензура задержала повесть Валентина Распутина „Деньги для Марии“ в корректуре альманаха „Ангара“. Назавтра я отправился в обком к секретарю по идеологии Е. Антипину. Мы сидели, наверное, более часа, я попытался раскрыть Евстафию Никитичу неординарность сюжета и талантливость автора, говорил, что придёт час, когда Иркутск будет гордиться именем Распутина и нас не поймут, если эту повесть раньше нас опубликует Новосибирск (это было правдой, я отвёз повесть в журнал „Сибирские огни“, и её там уже читала редколлегия). Кончилось тем, что Антипин попросил свою секретаршу связать его с главным цензором, и разговор у них вышел такой:

— Мы вот тут сидим с Марком Давидовичем и рассуждаем о повести Валентина Распутина „Деньги для Марии“. У нас с Марком Давидовичем проблем нет!

Уже через час корректура альманаха была возвращена из цензуры в издательство[11], и „Ангара“ с повестью вышла…»

1967 год стал для Валентина особо памятным. В мае его приняли в Союз писателей СССР, в июле — августе в альманахе «Ангара» была напечатана его повесть «Деньги для Марии». С этого времени талантливый прозаик — в центре многих крупных литературных событий в стране и за рубежом. Он участвует в очередном съезде писателей России, в заседании советско-болгарского клуба творческой молодёжи, состоявшемся в столице одной из республик Советского Союза — Киргизии, по приглашению этого же клуба совершает поездку в Болгарию. Он получает первые литературные и государственные награды: в родной области становится лауреатом литературной премии им. Иосифа Уткина, правительство страны награждает его орденом «Знак Почёта». Произведения сибиряка переводятся на многие языки СССР и зарубежных стран. Повесть «Деньги для Марии» выходит на болгарском языке в Софии, на чешском — в Праге. Рассказ «Мама куда-то ушла» публикуется на польском и литовском языках, другие новеллы — «Продаётся медвежья шкура» и «Встреча» — на латышском.

И с первых своих шагов в литературе Распутин близко к сердцу принимал всё то, что омрачало жизнь страны, шло во вред народному благу. Позже писатель признавался:

«…я слишком много времени отдал так называемой общественной работе. Охрана памятников истории и культуры, Байкал, борьба против поворота северных и сибирских рек, борьба, борьба, борьба… Многое из этого было необходимо, потому что речь шла о России, но вдесятеро больше пристёгивалось к главному второстепенного, наваливалось только потому, что ты показал себя ломовой лошадью.

Впрочем, это не только моя судьба, но и многих моих товарищей по литературе. Таково в России отношение к писателю. Стал известным, заметным — послужи-ка для дела мирского, будь ходатаем за правду. Во мнении народном это считалось второй необходимой обязанностью писателя. Литература у нас невольно рассматривалась в двух ипостасях — заявление своих гражданских и нравственных принципов в книгах и последующая активная защита этих принципов в жизни.

Одним я могу быть удовлетворён, оглядываясь на свой литературный путь: всю жизнь я писал любовь к России».

И добавим: в своих публичных выступлениях утверждал и защищал ту же неизбывную любовь.

Распутин с дружеским участием и вниманием интересовался тем, что пишут или писали до ухода из жизни его земляки — литераторы опытные, пользующиеся известностью. Как и ровесники, надеющиеся на признание. И откликался на просьбы издательств, журналов, газет написать о книгах или рукописях отзыв, предисловие, рецензию. Пожалуй, редко кто из литераторов-иркутян напечатал в первое десятилетие своей творческой работы столько откликов на произведения сибирских писателей.

В 1967 году Распутин напечатал очерк о прозаике Петре Петрове, имя которого упоминалось выше. Автора романов «Борель», «Шайтан-поле» и «Золото» не зря ставили рядом с Вячеславом Шишковым. Как и создатель эпопеи «Угрюм-река», он открыл для читателя подлинную Сибирь — не мрачный тюремный край и не кладовую дармовых богатств, а суровую землю, обжитую людьми особого закала, невиданного упорства, необыкновенных судеб. Распутина привлекли в творчестве П. Петрова резкие и точные краски, которыми он рисует характеры своих героев.

Творчески очень близким Распутину оказался и писатель-фронтовик Алексей Зверев. Его повести «Раны», «Гарусный платок» и «Выздоровление», которым Валентин посвятил обстоятельную статью, опубликованную сначала в областной газете, а затем как предисловие к книге Зверева, открывали тот русский характер, который особенно виден в драматических испытаниях. По признанию Распутина, повести стали для него примером художественной правды, которая всегда поучительна и нравственна.

Тут не хочешь да выпишешь утверждение Распутина, ещё молодого, но уже заглянувшего в глубины искусства, равного жизни по трагизму и сложности:

«Когда есть правда — не надо других, надстроенных, выдуманных, вымученных зачастую проблем, она есть главная и единственная проблема, и столько из неё вырастает всего, успевай лишь убирать да осмысливать этот урожай. Но и писать правду не просто, она требует не только решимости и не только таланта, но вместе с ними и правильной, не склонной к конъюнктурным соблазнам, духовной ориентации. Всем этим писатель Алексей Зверев, мне кажется, наделён щедро и распоряжается точно».

Но это были книги мастеров, которые обладали иным житейским и творческим опытом, нежели молодые прозаики. А чем могли «зацепить» душу сочинения ровесников? Конечно, главное автор повестей «Деньги для Марии» и «Последний срок» видит в том, как литературные новобранцы усвоили уроки русской классики и вместе с тем проявили свою самобытность.