Кокаин относится к группе психомоторных. Начинает работать практически мгновенно — сразу после того, как порошок попадает на слизистую носа, наступает «приход» — вспышка кайфа. Резко повышается двигательная активность, мозг «быстрее» соображает, наблюдается общий подъем душевных и физических сил. Эффект ощущается недолго — 10–15 минут, а затем наступает депрессия, которая длится около 30–40 минут.

Длительное употребление кокаина вызывает паранойю, глухоту, бред, нарушение пищеварения и неконтролируемые конвульсии. Кроме того, весьма вероятность проблемы со слизистой носа или отвердение вен (зависит от способа приема); нарушение фаз сна (человек перестает высыпаться). Есть влияние на потенцию.

Наиболее неприятным побочным эффектом психостимуляторов является «отдача» в виде снижения мотивации, работоспособности и настроения, что может привести к формированию психологической зависимости, если для преодоления этих последствий используют повторные дозы стимулятора.)

— Не напоминай мне об Иране! Это варварская страна, — хмуро сделал мне замечание Фарид. — Кстати, в Голландии в тюрьмах лучше условия содержания, чем здесь, в Англии, — сменил он тему.

— Эта тюрьма действительно паршивая. В Англии есть тюрьмы и комфортней. Если тебе предоставят возможность выбирать, запомни; тюрьма в городе Льюис, Восточный Сассекс. Неплохое место.

— Спасибо тебе, брат. Ты настоящий джентльмен, благодарил или упрекнул меня сосед.

Его акцент, примитивный английский и постоянно блуждающая на лице улыбка, сбивали меня с толку.

— А какой у тебя был паспорт? — перешёл он к моим баранам.

— Голландский.

— Я в Англию прилетел тоже с Голландским паспортом.

— Ты гражданин Нидерландов? — удивился я.

— Хотелось бы! Я там был как политический беженец. Я пока — гражданин Ирана. А паспорт был — поддельный. Мы много разных паспортов переклеили. Голландский паспорт легко переделать, — самоуверенно заявил сосед. Вот ты, сколько заплатил за свой паспорт?

— Тысяча триста фунтов.

— Немало! В Амстердаме я мог бы тебе, как хорошему человеку, сделать такой паспорт за пятьсот евро, — хвастливо базарил Фарид.

— Ты действительно переклеивал паспорта? — не поверил я азиату.

— Через мои руки прошло огромное количество разных паспортов, в которых я сменил фото, — уверенно отвечал он. — Голландских — более всего. Я менял в них фото за двадцать минут. Только фото готовил другой человек. Я лишь вскрывал страницу, удалял родное фото, вклеивал новое, и обратно закрывал плёнкой.

Звучало реалистично.

— Приходилось ли вам работать с чистыми паспортными бланками, в которые можно не только фото заказчика вклеить, но и данные вписать, какие он пожелает?

— Нет, с таким мне не приходилось иметь дело. Но я слышал об этом. Нам даже предлагали такие чистые паспорта, но мы не заинтересовались. Мы не знали, как туда впечатать данные? Я видел такие паспорта заполненные. Выглядит сомнительно. Я сразу почувствовал какое-то отличие от настоящего паспорта. И его нельзя предъявлять во многих случаях. Номер — липовый. Стоит лишь сделать запрос… А если такой паспорт просветить на специальном контрольном приборе, то сразу будет видно, что паспорт не настоящий. Ведь там используется специальная бумага. Это несерьёзно. Лучше переделать настоящий паспорт с реальным номером и именем.

— Лучше бы ты продолжал в Амстердаме паспортами заниматься, чем везти в Саутхэмптон кокаин, — сделал я заключение.

— Возможно. Но если тебе снова понадобится паспорт, я могу тебе помочь. Я знаю людей в Амстердаме, — предложил он. — Я вижу, ты — джентльмен, с тобой можно иметь дело.

— Спасибо, Фарид. Только теперь у тебя нет телефона и адреса в Амстердаме. И ты не знаешь, когда выйдешь отсюда, и куда попадёшь, — заметил я.

— У меня много друзей осталось в Амстердаме. Я дам тебе телефон моего человека.

Он тут же выписал мне путёвку в новую жизнь на свободе:

Mob: 0 672 527 408 Majid. Iranian Restaurant.

Я взглянул на это.

— Если я не найду этого Маджида по указанному телефону, тогда следует обратиться в иранский ресторан? — с ироничной интонацией уточнил я.

— Позвони и скажи, что ты от Фарида. А если, вдруг, телефон не ответит, ты легко найдёшь иранский ресторан в районе Джордаан в Амстердаме. Там спросишь о нём, — инструктировал меня сосед.

Когда нас вывели на прогулку во двор, Иварс оставил своих товарищей и подошёл ко мне.

— Где тебя поселили? — сразу спросил он.

— С иранцем. Не осуждённый, — ответил я.

— Я уже сказал дежурному, как смог, что хотел бы с тобой в одну камеру. Тебе надо тоже заявить об этом.

— Хорошо. Я сделаю это сегодня же.

— Постарайся, сразу после прогулки. И тогда они начнут соображать, можно ли выполнить нашу просьбу, — подталкивал меня Иварс.

— Ладно. Увидимся ещё сегодня, и поговорим.

Мне хотелось побыть одному. Походить быстрым шагом, подышать свежим воздухом и спокойно подумать о своём.

Стояла чудная сентябрьская погода. Как заметил мой иранский товарищ, погода здесь намного лучше, чем в Амстердаме. Но тюрьмы в Голландии — комфортней.

После прогулки, пока меня не закрыли в камере, я подошёл к дежурному.

— Я хотел бы попросить вас, — обратился я к первому попавшемуся.

— Слушаю!

— Я хотел бы сменить камеру. Меня приглашает Сондорс. И я хотел бы переехать к нему.

— Сондорс? Он же ещё не осуждённый, — возразил мне тюремщик.

— Я и сейчас в камере с не осуждённым и курящим мусульманином — напомнил я.

— Это временно. Тебя вскоре поселят. Но ты можешь оставить своё письменное пожелание, — быстро ответил и покинул меня занятой надзиратель.

Пока заключённые расходились по камерам, я сбегал к ближайшему «почтовому ящику» для жалоб и предложений, взял бланк, и коротко написал; S. Ivanov, EL 9473 wants to move to I. Sondors, FH 5655.

Бросил это в ящик и поспешил в камеру.

В этот же день меня пригласили перейти с вещами на этаж выше, где предоставили место в камере с осуждённым товарищем.

С первого взгляда я определил в нём типичного местного англичанина. А кода он заговорил, не осталось никаких сомнений — этот парень проживал где-то поблизости. Надзиратель, обращаясь к нему, назвал его Clayton.

Оставшись одни. Он закурил и заговорил со мной.

— Осуждён?

— Да. А ты?

— Тоже. Но меня скоро переведут в другую тюрьму, — уверенно заявил он.

— Почему?

— Судья прописал мне более строгий режим содержания, — пояснил он.

— Есть условия хуже, чем здесь? — удивился я.

— Приятель! Ты я вижу, здесь впервые. Кстати, ты откуда? Я слышу, ты не местный.

— Я русский из Саутхэмптона.

— Здорово! Я тоже из Саутхэмптона.

— Так в чём разница с тюрьмой, в которую тебя переведут?

— Да там — реальное наказание, а не отбывание, как здесь. Всё будет хуже. Короче, я здесь недолго буду.

— Тебя определили туда за что-то особое? — поинтересовался я.

— Ничего особого. Я и мои приятели грабили людей на улицах, — пожал он плечами.

— В Саутхэмптоне?

— Точно!

— Останавливали на улицах, и грабили? — уточнил я.

— Да. Обычно, поздно вечером. Загулявшихся студентов.

— Что с них можно взять?

— По-разному бывало. Обычно, у всех при себе имелся мобильный телефон, какие-то наличные и хотя бы одна банковская карточка.

— И что вы делали с карточками, если это не кредитная или дебет, которой можно рассчитываться при покупках без ПИН кода?

— Да, такие карточки требовали дополнительных хлопот. Мы спрашивали у клиента о ПИН коде.

— И они отвечали?

— Не сразу. Но после предупредительных ударов, они всегда доверялись нам.

— И что, они сообщали вам действительный ПИН код карты?

— Иногда пытались обмануть. Получив от клиента номер, один из нас отправлялся к ближайшему банкомату и пробовал карточку. А другие — оставались с клиентом. Если ПИН код оказывался неверным, с клиентом проводилась воспитательная работа. После этого они всегда вспоминали верный ПИН код.