— Он не говорит по-английски, — заполнил я затянувшуюся паузу.

— И не понимает?! — удивился тип с моими документами, продолжая рассматривать смутившегося Владимира.

— Этот джентльмен из Утрехта, ему 34 года… И он не говорит по-английски, — продолжая изучать паспорт, и покачивая головой, проговорил контролёр, выражая своё сомнение вопросительной интонацией и гримасой недоверия.

— Мы ещё не встречали граждан Нидерланд, не понимающих по-английски, — обратился ко мне долговязый, держащий в руках мои документы. Он уже сложил их, закончив рассматривать, но мне пока не возвращал. Весь переключился на вопрос, касающийся Владимира.

— Да в Нидерландах полно людей, не владеющих английским языком, — заявил я.

— Возможно. Но не его возраста, и не проживающих в таких городах как Утрехт, — уверенно не согласился со мной тип, рассматривающий паспорт Владимира.

Я заметил, что его интонация изменилась. Вежливости поубавилось, в голосе зазвучала фамильярность. Парни почувствовали, что с нами можно не церемониться. Они перестали называть нас джентльменами. Я тоже отвечал им, не скрывая своего раздражения. Мы стали разговаривать подобно выпившим парням, случайно встретившимися на улице.

Я понял, что мы теряем статус уважаемых пассажиров.

Наши документы находились в руках двух долговязых, сутулых, коротко остриженных парней. У того, что не спешил возвращать мой драгоценный паспорт с билетом, были большие оттопыренные уши. У другого — прыщавое лицо. Оба — молодые, в возрасте до тридцати. Едва ли из Лондона. Вероятно, ещё не определившиеся, к кому полу их больше влечёт. Им наверняка не раз приходилось слышать в свой адрес традиционное английское — wanker.

Это были типичные бесцветные, неловкие английские wankers. Кого в детстве неохотно принимали в дворовую футбольную команду, а у попов они не вызывали обычной похоти.

Парни задумались, как им быть?

— Если вы считаете, что мы не достаточно хороши, чтобы быть клиентами этой авиакомпании?.. — начал я, чтобы прервать снова возникшую паузу.

— Мы просто должны всё выяснить, — перебил меня озадаченный тип, держащий в руках раскрытый паспорт Владимира, и вопросительно взглянул на своего коллегу. Мол, как быть?

Мелькнула мысль, обратиться к другому, удерживавшему мои документы. У меня уже висела на языке заготовленная фраза; если у вас больше нет ко мне вопросов, то позвольте мне пройти на регистрацию.

Но тот взялся за свою рацию, и к кому-то обратился. Ответил ему мужской голос. Парень неуклюже ссутулился над микрофоном, отвернулся от меня, и, заговорив, отошёл от нас на пару шагов.

— Ситуация начала усложняться. Они подключают к нашему вопросу ещё кого-то, — подумал я.

— … Не говорит… И не понимает… — расслышал я. — Нидерланды… Он не один, их двое… Хорошо… — докладывал он по радио, оставаясь спиной ко мне, в стойке вопросительный знак.

Я взглянул на второго. Тот нетерпеливо топтался, осторожно посматривая на Владимира.

— Одну минутку, — примирительно кивнул он мне, заметив мой нетерпеливый взгляд в его сторону. И снова уткнулся в паспорт Вовы, якобы он занят. Моё нетерпение уже сменилось неприязнью к этим заторможенным типам.

Закончив говорить, его коллега вернулся к нам.

— Он сказал, подождать, — пожав плечами, ответил он коллеге на его вопросительный жест.

Я заметил, что им было неловко беспокоить кого-то, но они всё делали по инструкции.

— Надо подождать. Ещё есть время, — повторил он, уже для меня, продолжая удерживать мои документы.

— Плохо дело. Они окончательно усомнились в нас. Пригласили кого-то поучаствовать в нашем вопросе. Возможно, это будет коллега, владеющий голландским или немецким языком. В этом случае, нас разоблачат обоих, — размышлял я.

Вскоре прибежал пожилой мужчина с пластиковым бэйджиком на груди, обозначавшим его, как шефа службы безопасности авиакомпании Virgin Atlantic. Он скользнул по нам взглядом, и обратился к своим подчиненным.

— Что здесь у вас? — спросил он их, тоном занятого человека.

— Эти голландские парни с билетами на рейс в Торонто, — указали подчинённые на нас. — Мы задали им обычные вопросы, но один не говорит по-английски. Мы усомнились. Решили, что надо бы проверить… — неуверенно доложил, тот, который вызвал шефа.

Начальник снова посмотрел на нас, и взял у них наши документы. Раскрыв один из паспортов, он стал внимательно рассматривать и ощупывать фото, поверхность и края ламинированной страницы. Затем, проделал тоже самое и со вторым паспортом.

Эта старая ищейка отличалась от своих вялых молодых подопечных некой собачей суетливой активностью. Он сразу не понравился мне. Этот должен был принять решение в отношении нас, и ничего хорошего я от него не ожидал. Приготовился к неудобным вопросам.

— Итак, парни, — обратился он к нам, — вы вместе. Один из Амстердама, — взглянул он на меня, — другой из Утрехта. И вы решили лететь в Канаду из Лондона. Я не могу поверить, что гражданин Нидерландов совсем не говорит по-английски, там все дети школьного возраста легко владеют английским и немецким. Поэтому, мы вынуждены проверить вас более тщательно, — говорил он неким особым английскими, и внимательно рассматривал нас.

Избегая его взгляда, я уставился на служебный собачий номерок у него на груди. Peter J. Pletchette. Security superviser.. прочёл я.

— Француз? Сейчас он заговорит с нами на каком-нибудь лающем фламандском языке, и мне останется лишь послать его на х… на русском языке, ибо ничего иного, я ответить ему не смогу, — подумал я.

Возникла пауза. Он ожидал, что мы скажем на его замечание.

— А что, тех, кто не знает английского языка, вы не допускаете на рейсы? — спросил я.

— Допускаем, если уверены в личности пассажира. В отношении вас, у нас есть сомнения. Вот ты тоже говоришь не как голландец, уверенно заявил он, — и таки встретился со мной взглядом. — У тебя акцент не голландца, скорее поляка, — взялся он за меня, продолжая смотреть мне прямо в глаза.

— Мой акцент имеет длинную историю. Чтобы объяснить происхождение этого акцента, мне придётся вернуться к событиям Второй мировой войны. Мы что, должны пройти тест на знание и произношение английского языка? — выплеснул я, не скрывая своего раздражения. Хотел заметить, что он тоже говорит с акцентом, но сдержался.

— Хорошо-хорошо, — примирительно приостановил он меня. — Имеете ли вы ещё какие-нибудь документы? — обратился он ко мне.

Я пожал плечами, достал из кармана бумажник и вынул оттуда банковскую карточку и абонентскую карточку лондонской библиотеки, обе на имя S. Jasper. Передал их ему. Он взглянул, и вернул мне.

— Это всё выдано здесь, в Англии. Я хотел бы увидеть какие-нибудь голландские документы; водительские права, удостоверение личности, карточки голландских банков… — загонял он нас в тупик.

— Мы в Англии уже несколько месяцев. Из документов мне здесь нужен был лишь мой паспорт, — объяснил я.

— Можно увидеть какие-нибудь документы, кроме паспорта, другого джентльмена, — спросил он меня.

— Документы, — коротко обратился я к Владимиру, хотя знал, что ни хрена у него нет.

— Паспорт, — ответил Володя, и указал на свой паспорт в руке ожидающего цербера с французской фамилией.

— А банковская карточка? — спросил тот Вову.

— Ноу бэнкинг карт, — самостоятельно ответил ему Владимир.

— В Канаду, и без денег? — удивился старший.

— Покажи ему деньги, — тихо сказал я Вове.

Ищейка навострила ухо, пытаясь расслышать сказанное мной на чужом языке.

— Мани, — хлопнул Владимир ладошкой по карману Джинс.

— Нет, парни! Всё это очень странно. Вы собрались в другую страну, и не имеете при себе, никаких других документов, кроме паспортов. Ни водительских прав, ни кредитных карточек, ни дорожных чеков. Такого я ещё не встречал. Я не могу пропустить вас. Предлагаю вам пройти со мной для проверки, — довольно уверенно прокомментировал тот свои наблюдения.

— Эта страна не желает отпускать меня. Я ещё нужен Её Величеству! — подумал я, и ничего не ответил ему.