Касание его рук, ощущение поцелуя, кудряшки на щеке Беллы… Чего она, собственно, ожидала? Чего боялась?
«Дура. Какая же я дура!»
Эндрю снова лег и закрыл глаза. Как и предупреждала миссис Дельфики, невозможно было поверить, что он спит. Из-под приоткрытых век виднелись белки.
– Я люблю тебя, – прошептала Петра.
– И я тебя люблю, – пробормотал Эндрю.
Петра с радостью поняла: кто-то столь часто повторял малышу эти слова, что он отвечал на них почти машинально.
Она пересекла коридор и прошла в другую комнату, где было намного темнее. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к полумраку и она смогла различить три кроватки.
Узнает ли она Рамона?
Слева от нее кто-то пошевелился. Движение застигло ее врасплох, но она была солдатом. В ту же секунду она присела, готовясь к прыжку.
– Это я, – прошептал Питер Виггин.
– Тебе не стоило приходить и…
Приложив палец к губам, он направился к самой дальней кроватке.
– Рамон, – прошептал он.
Петра подошла к кроватке и остановилась над ней. Питер наклонился и зашуршал какой-то бумагой.
– Что это? – шепотом спросила она.
Он пожал плечами.
Если он не знает – зачем ей показывает?
Петра вытащила бумагу из-под Рамона. Это оказался конверт, но почти пустой.
Питер мягко взял ее под локоть и вывел за дверь.
– В темноте все равно ничего не прочитать, – тихо сказал он уже в коридоре. – А когда Рамон проснется, он станет искать конверт и очень расстроится, если не найдет.
– Что там?
– Бумага Рамона, – ответил Питер. – Петра, Боб положил ее туда перед тем, как улететь. В смысле – не здесь, а в Роттердаме. Он сунул конверт под пеленку Рамона, когда тот спал в своей кроватке, рассчитывая, что ты его там найдешь. Так что конверт провел с Рамоном всю его жизнь, хотя малыш обмочил его всего два раза.
– От Боба? – Петра едва сдержала взрыв гнева. – Ты знал, что он написал мне, и…
Питер повел ее дальше по коридору в гостиную:
– Он не поручал передать письмо ни мне, ни кому-либо еще. Если, конечно, не считать Рамона. Боб вверил его попке малыша.
– Но заставлять меня ждать год, прежде чем…
– Никто не думал, что пройдет год, Петра, – как можно мягче сказал Питер, но правда в его словах больно ее уколола. Он всегда умел ее уколоть и никогда этого не стеснялся. – Оставлю тебя одну, чтобы ты могла прочесть.
– Хочешь сказать, что явился к моему возвращению не затем, чтобы узнать, что там написано?
– Петра, Питер вовсе не приехал сюда ради тебя. – В дверях гостиной появилась миссис Дельфики. Вид у нее был слегка потрясенный. – Он давно уже здесь.
Петра уставилась на Питера, затем снова на миссис Дельфики:
– Зачем?
– Малыши его обожают, постоянно по нему лазают. Он укладывает их спать. Они слушаются его куда лучше, чем меня.
Мысль, что Гегемон всей Земли приходит поиграть с ее детьми, показалась ей нелепой. И даже хуже – это выглядело просто нечестно.
– Ты являлся в мой дом и играл с моими детьми? – Она с силой толкнула Питера.
Тот никак не среагировал, даже не пошатнулся.
– Они – прекрасные дети.
– Может, я все-таки лучше выясню это сама?
– Никто тебе не мешает.
– Ты мне мешаешь! Я делала свою работу в Москве, а ты тут забавлялся с моими малышами!
– Я предлагал привезти их к тебе.
– Я не хотела, чтобы они были со мной в Москве. Слишком была занята.
– Я предлагал тебе отпуск, чтобы ты могла вернуться домой. И не раз.
– И тем самым все развалить?
– Петра, – сказала миссис Дельфики, – Питер был очень добр к твоим детям. И ко мне тоже. А ты ведешь себя крайне неподобающе.
– Нет, миссис Дельфики, – возразил Питер. – Лишь слегка неподобающе. Петра – хорошо обученный солдат, и то, что я до сих пор стою на ногах…
– Не издевайся надо мной! – разрыдалась Петра. – Я потеряла год жизни моих детей, и только я в том виновата, – думаешь, я не понимаю?
Из одной детской послышался плач. Миссис Дельфики закатила глаза и направилась по коридору спасать того, кто нуждался в спасении.
– Ты делала то, что должна была делать, – сказал Питер. – Никто тебя не критикует.
– Но у тебя все-таки нашлось время на моих детей.
– Своих у меня нет, – ответил Питер.
– И что, я в этом виновата?
– Я просто хотел сказать – у меня было время. И… этим я обязан Бобу.
– Ты обязан ему намного большим.
– Но хоть что-то я смог сделать.
Петра совсем не желала, чтобы Питер Виггин играл в жизни ее детей роль отца.
– Если хочешь, я уйду. Сперва они будут спрашивать, почему я не прихожу, а потом забудут. Если не хочешь меня здесь видеть – я пойму. Это твои с Бобом дети, и я не намерен насильно вмешиваться. И – да, мне хотелось бы быть рядом, когда ты вскроешь конверт.
– Что в нем?
– Не знаю.
– Неужели никто из твоих ребят не вскрывал его над паром?
Питер бросил на нее возмущенный взгляд.
В гостиную вошла миссис Дельфики с Рамоном на руках. Малыш хныкал и раз за разом повторял:
– Моя бумажка!
– Так я и знал, – сказал Питер.
– Держи.
Петра протянула Рамону конверт, и тот сразу же его схватил.
– Ты его балуешь, – заметил Питер.
– Это твоя мама, Рамон, – сказала миссис Дельфики. – Она кормила тебя, когда ты был маленький.
– Он единственный, кто ни разу меня не укусил, пока… – Петра не знала, как закончить фразу, не упоминая Боба или двух других детей, которых пришлось перевести на твердую пищу, потому что у них невероятно рано прорезались зубы.
Миссис Дельфики не сдавалась:
– Дай маме посмотреть бумажку, Рамон.
Но малыш только крепче вцепился в свое имущество, явно не собираясь ни с кем делиться. Питер выхватил у него конверт и протянул Петре. Рамон тотчас же пронзительно завопил.
– Отдай ему, – сказала Петра. – Я и так достаточно долго ждала.
Подсунув палец под угол конверта, Питер разорвал его и извлек единственный листок бумаги.
– Если будешь позволять им добиваться своего одним лишь плачем, получишь выводок капризных наглецов, с которыми никто не захочет иметь дела.
Протянув Петре бумагу, он вернул конверт Рамону, который немедленно успокоился и начал разглядывать свое изменившееся сокровище. Петра взяла листок, с удивлением заметив, что тот дрожит в ее руке, хотя она вовсе не чувствовала дрожи.
Внезапно она поняла, что Питер поддерживает ее за плечи, помогая добраться до дивана, и что ноги ее не слушаются.
– Сядь, успокойся. Просто небольшой шок, только и всего.
– Пора кушать, – сказала миссис Дельфики Рамону, пытавшемуся целиком засунуть руку в конверт.
– Как ты? – спросил Питер. – Все хорошо?
Петра кивнула.
– Хочешь, чтобы я ушел?
Она снова кивнула.
Питер стоял в кухне, прощаясь с Рамоном и миссис Дельфики, когда из коридора притопал Эндрю.
– Пора, – произнес он, остановившись в дверях гостиной.
– Да, пора, Эндрю, – сказала Петра.
Она смотрела, как он вперевалку идет в сторону кухни. Мгновение спустя послышался его голос.
– Мама, – объявил он.
– Верно, – ответила миссис Дельфики. – Мама дома.
– До свидания, миссис Дельфики, – сказал Питер.
Мгновение спустя Петра услышала звук открывающейся двери.
– Подожди, Питер! – крикнула она.
Вернувшись, он закрыл за собой дверь. Когда он вошел в гостиную, Петра протянула ему бумагу:
– Не могу прочесть.
Питер не стал спрашивать почему: любой дурак увидел бы в ее глазах слезы.
– Хочешь, чтобы я прочитал тебе?
– Может, сумею выдержать, если буду слышать не его голос, – ответила она.
Питер развернул листок:
– Письмо не слишком длинное.
– Знаю.
Он начал читать – тихо, чтобы слышать могла только она:
– «Я люблю тебя. Мы забыли решить один вопрос. У нас не может быть двух пар детей с одними и теми же именами, так что я решил, что буду звать Эндрю, который со мной, Эндером, поскольку именно так мы его звали, когда он родился. А того Эндрю, который с тобой, я буду по-прежнему помнить как Эндрю».