— Стоп, достаточно! — рассердился студент. — Друзья мои, не обижайтесь на меня за то, что сейчас скажу. Я без вас, черти этакие, знаете, как скучал все эти годы. Не думайте, что Инсу там, в Ленинграде, зазнался, задрал нос и позабыл все старое. Нет, друзья, ничего не забыл! Я хорошо помню, как мы часто собирались, вот как сейчас, и рассказывали друг другу сказки. Уж такой мы народ: и малому, и старому — всем нам жизнь наша представляется сказкой. Но сейчас, когда все мы уже перескочили в другое время, — уверенно продолжал он, — н

ашей сказкой стали точная мысль и математика. Да, да, друзья мои, и подите вы к черту с вашими сказками! Да слыхали вы хотя бы, что такое лазер? Что с Земли уже на Луну запрыгнули?

И, выкрикнув это, Инсу грохнул кулаком по столу.

Тут произошло нечто страшное и непредвиденное.

Все пирующие, человек пять-шесть, сидели на крапленом полу вокруг низенького столика. Сам виновник торжества, сытый и пьяный, находился во главе стола, распустив пошире галстук, позади хозяина стояли пустые бутылки из-под шотландского виски. Под столиком дремал лохматый кот, изредка приоткрывая зеленые глаза и настороженно поглядывая на мотавшийся серебристый галстук хозяина, весьма похожий на большую рыбу. Когда студент хватил по столу кулаком, кот как раз погружался в короткий, но глубокий сон, и ему, находившемуся в этом состоянии, показалось, что вдруг треснуло пополам небо и настала гибель поднебесной. Память о той беспощадности, с которою ему утром драли хвост, была еще свежа в нем, и, исполненный ужаса перед новой болью, кот спросонья жутко взвыл и пулей вылетел из- под стола, выставив перед собою лапы с кривыми острыми когтями. Этими когтями кот было увяз в серебристом галстуке, но, пустив в ход задние лапы и мгновенно разорвав нейлоновую рубаху хозяина, зверь взметнулся на его плечо и уже оттуда перелетел к выходу, постепенно снижаясь и исчезая в полутьме сеней, дверь куда была широко раскрыта. Студент же, вскрикнув гораздо страшнее кота, повалился назад и сшиб своим телом черные пузатые бутылки, которые с глухим рокотом покатились по деревянному полу.

Хохот пяти-шести шахтерских глоток, грянувший в следующую секунду, перекрыл шум катившихся бутылок, и кто-то, подымая за плечи побледневшего хозяина и указывая пальцем на дырку в его нейлоновой рубахе, со смехом разъяснял:

— Вот тебе, парень, и наказание за то, что ругаешь нас. Здесь тебе не Ленинград. Мы, конечно, и слыхом не слыхали, что кто-то там на кого-то запрыгнул, а насчет лазера только один Хон специалист — рыбку с его помощью научился ловить…

— Как это… рыбку? — с неуверенной, кривой улыбкой спросил хозяин.

— А так… Достал где-то километра три этого лазера, протянул под морем от Совы до мыса Чайки- но. Какая рыбка наткнется на луч, так тут же и готова — прилипнет и высохнет сразу, а Хон только вытаскивает ее, уже сухую и солененькую, — и прямо к пиву! Хо-хо-хо!

Так, с шутками и смехом, уже к полуночи закончилась пирушка, и друзья Инсу, довольные и веселые, отправились домой. Студент пошел их провожать. Двое приехали в гости на мотоциклах с колясками и теперь вызвались развозить остальных по домам. Инсу сел вместе с Папашей Бонги, и в грохоте моторов, с песнями, в огненном метании ярко вспыхнувших фар ринулись друзья в теплую тьму летней ночи.

Инсу слез вместе с Бонги возле его дома, мотоцикл умчался дальше, и друзья остались наедине.

— Ну, скажи честно, парень, не жалеешь ты, что бросил учебу? — спросил Инсу.

— Н-на… н-наверное, н-ие надо было, а? — заикаясь, робко проговорил бывший студент.

— Эх ты, Папаша! — только и ответил Инсу, хлопая друга по плечу. — Помнишь, как мы готовились к экзаменам в Летнем саду? Мне без тебя скучно бывает, дружище, что там говорить…

— Видно, не судьба мне у… у-учиться, — тихо произнес Папаша Бонги. — У-учись ты, дружище, за себя и за меня.

— Ладно, молчи! — сердито крикнул хмельной Инсу, едва не плача от грустного сочувствия к другу.

Бонги предложил зайти к нему в дом и посидеть хоть до утра: жены все равно нет, уехала к родителям в Невельск, а завтра ему идти во вторую смену, так что успеет выспаться.

— Нет, — отказался Инсу, — не войду я в дом Лисицы, которая отняла у меня друга. Когда-нибудь и зайду, а сейчас не желаю. Прощай!

И он пешком направился домой, насвистывая в темноте мотив той песни, которую они горланили во всю мочь, едучи на мотоцикле: «В з е л е н о й

куще

ни

мы играющие

А все последующее мы узнали со слов Хису, десятилетнего братца Инсу, которому студент в минуту потрясения все и рассказал, — а более никогда и никому словом не обмолвился об этом случае и на все вопросы только сердито отмалчивался и хмурил брови…

Хису рассказывал, что его старший брат, попрощавшись с Папашей Бонги, направился домой напрямик по пустырю, мимо старого японского кладбища. Ярко светила полная луна, тишина летней сахалинской ночи была удивительная. Слышно было, как работают лебедки в далеком порту.

Серая глина пустыря на лунном свету казалась розовой, было далеко видно. Выйдя на середину пустыря, студент был остановлен неожиданным появлением небольшого зверя, в котором он при яркой луне без труда узнал лисицу. Она выбежала слева, из-за крайней могилы заброшенного кладбища, и, опустив морду к земле, не спеша пересекла путь студенту. Инсу, невольно приостановившись, проводил взглядом лису, пока она не исчезла во тьме окраины пустыря. Он направился дальше, о чем-то глубоко задумавшись (о чем именно, того он не сказал своему братишке Хису). А когда он очнулся от дум, то увидел, что идет по пустырю назад, имея кладбище уже по правую руку. Он ругнулся про себя и повернул назад. И опять глубокое раздумье охватило его, а когда очнулся, вновь кладбище оказалось справа. И тут, глядя на необычайно розовый, словно бы светящийся изнутри глиняный пустырь, он, к ужасу своему, почувствовал, что не узнает места. Он не мог теперь определить, в какую сторону ему идти. И тогда, набравшись смелости, студент пошел напрямик через кладбище, надеясь пересечь его и увидеть знакомую дорогу. Но, пройдя кладбище из конца в конец, он снова оказался на краю розового пустыря.

И тут он увидел, как совсем недалеко от него, уйдя наполовину в тень от могильного камня, сидит и смотрит в его сторону лисица. Сморщив переносье и приподняв мягкую губу, она скалила белые острые зубки, как бы беззвучно смеясь. Студент рассердился и, схватив с земли булыжник, запустил в лису. Камень щелкнул о камень, сверкнули красные искры, и зверь в тот же миг исчез, словно превратился в одну из черных теней на кладбище.

Со стучащим, словно- молот, сердцем студент бегал по кладбищу, не находя пути домой. И время от времени где-нибудь вдали он видел лису, неторопливо пересекающую дорогу или сидящую возле каменного надмогиль- ника и белозубо улыбающуюся в сторону человека. Так и метался Инсу по кладбищу, пока небо не окрасилось алой зарею. Только тогда он, словно очнувшись от тягостного сна, стал узнавать окрестные места и определил наконец, в какую сторону ему направиться.

С первыми лучами солнца он добрался до дома, вошел в свою комнату и, разбудив спящего Хису, все рассказал ему. А затем не раздеваясь лег на постель и уснул глубоким сном.

А вскоре зашел к ним Хон с удочками в руке и с парою больших шершавых камбал, только что пойманных на море. Хису, оглядываясь на спящего брата, все рассказал Хону, и тот, озабоченно сморщив лоб и выпятив толстую губу, ушел восвояси, позабыв оставить другу свой утренний улов.

По дороге домой Хон сделал большой крюк и прошел мимо двора Папаши Бонги. И еще издали увидел, как Лисица развешивает на веревке детское бельишко и пеленки. Хон спросил у нее, давно ли она вернулась из Невельска. Хозяйка ответила, что недавно, первым автобусом: ребенок что-то заболел, всю ночь не спал. Приехала с больным ребенком, надо срочно к врачу идти, а муженек еще храпит, никак не добудишься его. «Наверное, снова напились?»— допытывалась женщина у Хона.