Но, будь он сто раз проклят, Ред не мог бы сказать, что чувствует. Изумление, непонимание, ошеломление, восторг — всё близко, но не то. Наверное, Ред никогда ещё в своей жизни не испытывал столь сильных и столь необъяснимых чувств.

      — Леди де Вер знала об этом? — спросил он, еле заставив себя заговорить.

      — Не думаю. Хотя Колин мог ей и рассказать.

      — Он знал?

      — Да, он однажды видел нас. В библиотеке.

***

      На следующее утро Ред повёз Ардена к морю, который против обыкновения в машине не читал. Он смотрел в окно, иногда переводя взгляд на Реда.

      Тот в предыдущий вечер много думал о происходящем, пока ему руку точно огнём жгло в том месте, которого коснулись губы Ардена. Его мучили картины ещё более яркие и дерзкие — что бы Арден мог сделать ещё... Наверняка многое. То, чего сам Ред не делал никогда, о чём боялся даже думать. Он и сейчас боялся, но рядом с Арденом даже страх был возбуждающим. Близость волновала так же, как блуждания в тёмных коридорах Каверли в поисках запретных комнат.

      Утром, на свежую голову, Ред решил, что для него единственный способ взаимодействия с Арденом — честная игра. Он не готов к игре запутанной, полной недомолвок и намёков; они изводили его, лишали покоя, сил и уверенности.

      Он время от времени поглядывал в зеркало на неподвижно сидящего сзади Ардена, а потом не выдержал:

      — В чём смысл вашей игры?

      Глаза Ардена ожили, словно он давно ждал вопроса.

      — О, это очень сложная игра, — усмехнулся он. — Я изображаю скучного провинциального джентльмена, вы изображаете его секретаря.

      На что он намекает, на то, что всё знает?

      — Вас нельзя назвать скучным.

      — Почему? Потому что я имею косвенное отношение к Анселю Филдингу?

      — В том числе и поэтому. Но ваша близость к леди де Вер кажется весьма интригующей.

      — Как вы откровенны сегодня...

      — Вы можете побыть откровенным в ответ, — предложил Ред, с удовлетворением заметив, как после его слов Арден принял настороженный вид; честно говоря, необычное зрелище — обычно он ходил точно в полусне, и ничего его не интересовало. — Она ведь заменила вам мать?

      — С некоторой натяжкой можно и так сказать. Я любил её, как мать, хотя она никогда не любила меня так, как Колина. Любила, конечно, но иначе.

      — А ваша мать? Вы так легко расстались с ней?

      Арден — Ред внимательно следил за ним в зеркало, гораздо внимательнее, чем за пустой дорогой, — сжал губы.

      — Хорошо, я буду откровенным, — произнёс он, словно через силу. — Моя мать работала в госпитале во время войны, а я жил в эвакуации. Та семья взяла ещё троих детей кроме меня. Они были примерно моего же возраста, и все они говорили, что помнят матерей, не очень чётко, какие-то обрывочные образы, вроде лица, склоняющегося над кроваткой. Не уверен, что это не было плодом их воображения... Я не помнил ни мать, ни отца, ни свой дом. Может быть, помнил в первые месяцы, но потом не осталось ничего... Вы же знаете, как это бывает у маленьких детей. Когда меня вернули матери, я остался с женщиной, которую увидел в первый раз в жизни. Я не могу сказать, что приютившие нас люди были особенно нежны с нами, но они казались мне более родными. К тому же мать была больна, наверняка она боялась лишний раз обнять меня, чтобы не заразить. Ей всё равно приходилось работать, дома она бывала редко. Это не её вина, что она не могла устроить мне счастливое воссоединение с семьей. Это вина времени, войны. Леди Виктория навещала нас несколько раз, потом мы навещали её в лондонской квартире. Когда мать сказала, что леди Виктория предложила забрать меня в Каверли в качестве воспитанника, я не почувствовал ничего. Мне было всё равно, буду я жить с той леди или с этой.

      — Спасибо за откровенность, — сказал Ред. — И… Это очень печальная история.

      — Про ещё одного мальчика, которому не нужна мать? — произнёс Арден с такой дьявольской насмешкой в глазах, что Ред подумал, а не сочинил ли он всю эту пьеску на ходу. — Я был им недолго.

      — Почему леди де Вер ничего вам не оставила?

      — Она оставила. Довольно значительную сумму, которую «Форбз и Милуолл» переслали, когда мне исполнился двадцать один. Еще кое-какие памятные вещи, но за ними мне нужно было явиться в Каверли, а у меня не было никакого желания делать это.

      — У вас были плохие отношения с Колином Торрингтоном?

      — Не то слово.

      — А почему она именно его назначила вашим опекуном?

      — Она верила, что Теренс исчез. Как в книге.

      — Вы опять говорите загадками.

      — Ну, если вам сложно разгадать даже эту, может, вас стоит вернуть на кухню?

      Ред, разумеется, понял, что Арден имел в виду: в книге прямого, решающего столкновения между враждующими братьями Мидсаммер так и не произошло, были лишь мелкие стычки, в которых они не наносили большого вреда друг другу. В последней книге Теренс влюблялся в фейри-полукровку, колдунью по имени Эш, и терял свой волшебный дар. Тёмная сторона была тем самым сильно ослаблена, и победа падала в руки Кейта и Благого двора сама собой. Добро безоговорочно побеждало зло.

      — Из него вышел не самый лучший опекун, так?

      — Все, начиная с сэра Найджела и заканчивая прислугой, постоянно тыкали меня носом в то, как я должен был быть ему благодарен за то, что он тратил на меня деньги, что отправил учиться в Роттсли, школу для богатеньких мальчиков, а потом в Оксфорд, как будто деньги — это всё.

      — Это многое. Вы просто никогда по-настоящему не нуждались.

      Ред мог бы много порассказать Ардену из того, во что превращается жизнь, когда нет денег, даже если рядом с тобой любящие родители.

      — Сэр Найджел тоже никогда не нуждался, но он одержим ими. Передай Колин права на книги ему, он бы разрешил снять мультфильм, где Кейтом был бы Микки Маус, а Теренсом Дональд, если бы ему заплатили лишние десять тысяч долларов.

      — Многим кажется, что вы относитесь к наследию леди де Вер слишком ревностно, — намекнул Ред на то, о чём писалось в газетах и журналах.

      — Я отношусь к нему уважительно, — поправил Арден.

      Ред с сожалением увидел, что впереди показался поворот к деревне: проехать сквозь неё к пустынному пляжу было делом пяти минут. У него было всего лишь пять минут — и это когда Арден наконец разговорился.