— Вот, возьми, но если получишь награду, не таи от меня!

Чжуйэр обещала, взяла платок, проводила Цзя Юня до ворот, а затем отправилась искать Сяохун. Но к нашему повествованию это не имеет отношения.

Между тем Баоюй после ухода Цзя Юня почувствовал усталость, лег на кровать и погрузился в дрему. Подошла Сижэнь, села на кровать, стала тормошить Баоюя:

— Что это ты вдруг среди дня лег спать? Если скучно, иди погуляй!

— Я бы охотно пошел, — ответил Баоюй, беря ее за руку, — только ни на минуту не могу расстаться с тобой!

— Помолчал бы! — воскликнула Сижэнь и стащила Баоюя с кровати.

— Куда я пойду? Везде скучно, — сказал Баоюй.

— Просто так пройдешься, все лучше, чем бездельничать целыми днями.

Баоюю было до того тоскливо, что он послушался Сижэнь. Вышел на террасу, подразнил птиц в клетках, а затем отправился бродить вдоль ручья Струящихся ароматов, наблюдая за резвящимися в воде золотыми рыбками. Вдруг он заметил, как бежит по склону горы пара вспугнутых молодых оленей. Баоюй не сразу сообразил, в чем дело, но тут из-за склона выскочил Цзя Лань с луком в руках. Увидев Баоюя, он остановился и почтительно произнес:

— Никак не ожидал, дядя, встретить вас здесь!

— Опять балуешься! — упрекнул его Баоюй. — Зачем пугаешь животных?

— Это я от скуки, — ответил Цзя Лань. — Делать нечего, вот и решил поупражняться в стрельбе из лука.

— Выбьешь себе зубы, — не захочешь больше упражняться! — бросил Баоюй и зашагал прочь.

Вскоре он увидел строение, едва различимое в пышных зарослях бамбука, шелестевшего на ветру. Это был павильон Реки Сяосян.

Баоюй робко приблизился и увидел свисавшую до самой земли дверную занавеску из пятнистого бамбука. Ничто не нарушало стоявшей вокруг тишины. Баоюй подошел к окну, затянутому тонким шелком, и почувствовал тонкий, необычайно приятный аромат. Он склонился к окну, и тут до слуха его долетел тихий вздох и слова:

— Мои мысли и чувства спят беспробудным сном!

Баоюя разобрало любопытство. Он пригляделся и сквозь шелк увидел Дайюй, лежавшую на постели.

— Почему ты так говоришь? — не утерпев, спросил Баоюй, отодвинул занавеску и вошел. Дайюй растерялась, покраснела, закрыла лицо рукавом и, отвернувшись к стене, притворилась спящей.

Баоюй приблизился было к кровати, но тут появились служанки и сказали:

— Ваша сестрица спит, вот проснется, тогда и приходите!

Но Дайюй быстро села на постели и крикнула:

— Я вовсе не сплю!

— А мы думали, барышня, что вы спите! — заговорили в один голос служанки и стали звать Цзыцзюань: — Барышня проснулась, иди быстрее сюда!

После того как они покинули комнату, Дайюй, поправляя волосы, принялась выговаривать Баоюю:

— Я спала. А ты меня разбудил! Зачем?

Глаза у нее были совсем еще сонные, на щеках играл румянец. Что-то дрогнуло в душе Баоюя. Он сел на стул и с улыбкой спросил:

— Что ты сейчас говорила?

— Ничего, — отвечала Дайюй.

— Меня не обманешь! — вскричал Баоюй, щелкнув пальцами. — Я ведь слышал!

Разговор был прерван появлением Цзыцзюань. Баоюй с улыбкой обратился к девушке:

— Завари для меня чашечку вашего лучшего чая!

— Откуда у нас хороший чай? — удивилась служанка. — Если хотите хорошего чаю, дождитесь Сижэнь, она принесет.

— Не слушай его, — одернула служанку Дайюй. — Дай мне воды!

— Но ведь он гость, — возразила Цзыцзюань, — и первым делом я заварю ему чай, а уж затем подам вам воду.

Служанка ушла, а Баоюй ей вслед произнес с улыбкой:

— Милая девочка!

Дайюй вспыхнула, опустила голову.

— Что ты сказал?

— Ничего, — снова улыбнулся Баоюй.

— И я должна все это выслушивать. Набрался на улице всяких пошлостей, начитался вздорных книжек, — Дайюй заплакала. — Ты просто смеешься надо мной! Все вы, господа, смотрите на меня как на игрушку!

Она спустилась с кровати и вышла из комнаты. Баоюй бросился за ней.

— Милая сестрица, я виноват перед тобой, только никому ничего не говори! Пусть у меня вырвут язык, если я еще когда-нибудь осмелюсь произнести что-либо подобное!

В это время к ним подошла Сижэнь и сказала Баоюю:

— Иди скорее одеваться, отец зовет!

Эти слова прозвучали для Баоюя как гром среди ясного неба. Забыв обо всем на свете, он помчался одеваться и увидел, выходя из сада, стоявшего у вторых ворот Бэймина.

— Не знаешь, зачем меня зовет отец?

— Он собирается куда-то ехать, — ответил Бэймин. — На всякий случай поторопитесь, там все и узнаете.

Они свернули в сторону большого зала. Всю дорогу Баоюй терялся в догадках. Вдруг послышался смех. Баоюй обернулся и увидел, что из-за угла, хлопая в ладоши, выскочил Сюэ Пань.

— Не сказали бы тебе, что зовет отец, разве ты явился бы так быстро! — воскликнул он.

Бэймин, тоже смеясь, опустился перед Баоюем на колени.

Баоюй в растерянности остановился и никак не мог понять, что случилось. Лишь потом он сообразил, что Сюэ Пань хотел выманить его из сада и нарочно все это подстроил. Сюэ Пань между тем подошел к Баоюю, низко поклонился и попросил прощения.

— Не сердись на этого парня, — сказал он, кивнув на Бэймина. — Он не виноват, это я упросил его пойти на такую хитрость.

Баоюю ничего не оставалось, как сказать:

— Обманул, и ладно! Но зачем было говорить, что зовет отец? Разве можно лгать? Вот расскажу тетушке, пусть тебя отругает!

— Дорогой братец, мне так необходимо было тебя вызвать, что об остальном я позабыл, — ответил Сюэ Пань. — Не обижайся, если когда-нибудь я тебе понадоблюсь, можешь тоже сказать, что меня зовет отец.

— Ай-я-я! — вскричал Баоюй. — За такие слова полагается еще большее наказание!.. А ты, негодяй, — крикнул он Бэймину, — чего стоишь на коленях?

— Я не стал бы тебя тревожить по пустякам, — продолжал между тем Сюэ Пань. — Но третьего числа пятого месяца, то есть завтра, день моего рождения, по этому случаю Ху Сылай и Чэн Жисин где-то раздобыли огромный, рассыпчатый корень лотоса и невиданной величины арбуз. Кроме того, они подарили мне копченого поросенка и большую рыбину, присланную им в подарок из Сиама. Суди сам, часто ли бывает такое везенье? Рыба и поросенок, конечно, стоят немалых денег, да и достать их трудно, но все же это не диковинки, не то что корень лотоса и арбуз. И как только удалось вырастить такие огромные? Первым долгом я угостил свою матушку, затем отослал часть твоей бабушке и матери. Оставшееся хотел было съесть, но подумал, что для меня одного жирно будет и кто, как не ты, достоин есть столь редкие вещи. Вот и решил пригласить тебя. Кстати, у меня будет один прелюбопытный малый, актер и певец. Ты не против повеселиться денек?

Они направились в кабинет, где уже сидели Чжан Гуан, Чэн Жисин, Ху Сылай, Шань Пинжэнь и актер. Все поздоровались с Баоюем, справились о его здоровье. После чая Сюэ Пань распорядился подать вино. Слуги принялись хлопотать, и вскоре все заняли места за столом. Арбуз и корень лотоса были и в самом деле невиданных размеров, и Баоюй с улыбкой сказал:

— Как-то неловко получилось. Меня пригласили, а подарков я не прислал.

— Стоит ли говорить об этом! — произнес Сюэ Пань. — Надеюсь, завтра, когда придешь с поздравлениями, принесешь что-нибудь необычное.

— Единственное, что я могу подарить, это надпись или рисунок. Остальное все не мое. Одежда, еда, деньги, — смущенно признался Баоюй.

— Кстати, о рисунках, — перебил его Сюэ Пань. — Вчера я видел прекрасную картину, хотя и не очень пристойную, с пространной надписью. Я не стал вчитываться, лишь пробежал глазами, там, кажется, были иероглифы «гэн» или «хуан». А в общем, замечательно!