Сижэнь поспешила зажать ему рот рукой:

— Дорогой мой! Я так сказала, чтобы предостеречь тебя от глупых разговоров! А ты опять чепуху несешь!

— Больше не буду! — пообещал Баоюй.

— Это и есть мое первое условие! — промолвила Сижэнь.

— Исправлюсь, исправлюсь! — замахал руками Баоюй. — А если опять начну говорить глупости, заткни мне рот. Что еще?

Сижэнь продолжала:

— Мне все равно: хочешь ты учиться или только притворяешься, но никогда не говори чего не следует отцу и посторонним людям; отец разгневается, а люди скажут, что ты глуп. Ведь как твой отец рассуждает: «Все у нас в роду учились, а мой сын не желает да еще, когда меня нет, болтает всякие глупости!» Ты ведь каждому, кто прилежно учится, даешь прозвище «книжный червь» и вдобавок говоришь: «Кроме „Минминдэ“[196], нет интересных книг, все остальное выдумали наши предки». За это отец не только сердится, но готов поколотить тебя!

— Молчи! — прервал ее с улыбкой Баоюй. — Это я по недоумию болтал всякую ерунду, впредь такое не повторится! Еще какое условие?

— Не клевещи на буддийских и даосских монахов, — продолжала Сижэнь. — Не заигрывай с девушками, не слизывай помаду с их губ и вообще не предавайся мирским порокам!

— Ладно, согласен! — вскричал Баоюй. — Есть еще? Говори скорее!

— Это все, — ответила Сижэнь. — В общем, будь сдержаннее, не распускай себя. Выполнишь мои условия, меня даже в паланкине с восемью носильщиками отсюда не унесут!

— Это уж ты слишком! — воскликнул Баоюй. — Неужели тебе мало даже паланкина с восемью носильщиками?

— А что тут удивительного! — усмехнулась Сижэнь. — Надо знать свое место, а занимать чужое неинтересно, если даже и выпало бы такое счастье.

Их разговор прервала Цювэнь. Она вошла и сказала:

— Уже пробили третью стражу. Только что старая госпожа присылала справиться, спит ли Баоюй. Я сказала, что спит.

Баоюй велел подать часы и, увидев, что скоро полночь, прополоскал рот, разделся и лег в постель.

Утром Сижэнь поднялась рано, с головной болью, ощущая ломоту и жар во всем теле, глаза припухли. Какое-то время она крепилась, но потом свалилась на кан.

Баоюй сказал об этом матушке Цзя, и та распорядилась позвать лекаря.

— Ничего опасного, — сказал лекарь, осмотрев больную. — Примет лекарство, немного полежит, и все пройдет.

Лекарь выписал рецепт, а Баоюй велел не мешкая приготовить лекарство. После того как Сижэнь его приняла, Баоюй велел укрыть ее потеплее, чтобы хорошенько пропотела, а сам отправился навестить Дайюй.

Дайюй отдыхала после обеда, и служанки занимались кто чем. В доме стояла тишина.

Баоюй отодвинул шелковую занавеску на дверях, вошел и принялся тормошить Дайюй:

— Дорогая сестрица, не успела поесть, и сразу спать!

— Пошел бы лучше прогулялся, — сказала, проснувшись, Дайюй. — Я всю ночь не спала и чувствую себя совершенно разбитой.

— Усталость — пустяки, — возразил Баоюй, — а вот спать после еды вредно! Сейчас я тебя развлеку, и дремота сразу пройдет.

Дайюй закрыла глаза и ответила:

— Я вовсе не сплю, просто хочу отдохнуть. А ты погуляй!

— Куда я пойду? С другими мне скучно, — не унимался Баоюй.

— Тогда сиди смирно, — усмехнулась Дайюй, — поболтаем немного!

— Я тоже лягу, — заявил Баоюй.

— Ну что же, ложись!

— Нет подушки, — сказал Баоюй. — Я на твою лягу!

— Вот еще выдумал! — недовольно произнесла Дайюй. — Разве в соседней комнате нет подушек?! Принеси себе и ложись!

Баоюй вышел и тотчас же возвратился.

— Мне не надо таких подушек, — заявил он. — После каких-то грязных старух!

Дайюй округлила глаза и даже приподнялась:

— Ты поистине моя злая звезда! Ладно уж, возьми эту!

Она бросила ему свою подушку, а себе принесла другую. Они легли рядом, лицом друг к другу.

Дайюй заметила на правой щеке Баоюя красное пятнышко величиной с горошину и приняла его за царапину. Придвинулась ближе, внимательно присмотрелась, потрогала рукой и спросила:

— Кто это тебя так разукрасил?

Баоюй смущенно отвернулся, пряча щеку, и сказал:

— Никто меня не разукрасил. Это я помогал девочкам готовить румяна, наверное, брызги попали мне на лицо.

Он стал искать платок, но Дайюй вытерла ему щеку своим платочком.

— Хорошими делами ты занимаешься! — проговорила она, щелкнув языком. — Занимаешься, и ладно, но зачем выставлять это напоказ? Увидит кто-нибудь — пойдут сплетни и пересуды. Дойдет до отца, и опять всем нам придется за тебя волноваться!

Но Баоюй не слушал девушку, опьяненный каким-то удивительным ароматом, исходившим из ее рукава и вызывавшим истому.

Баоюй попытался заглянуть в рукав, но Дайюй сказала с улыбкой:

— Кто же носит в эту пору года при себе благовония?

— Откуда же аромат? — не переставал удивляться Баоюй.

— Не знаю. Платье висело в шкафу, может быть, оттуда?

Баоюй покачал головой.

— Не думаю. Это какой-то необыкновенный запах, не то что у ароматных лепешек, благовонных шариков и мускусных мешочков.

— Уж не думаешь ли ты, что какой-нибудь святой архат или праведник подарил мне чудесное благовоние? — с язвительной усмешкой заметила Дайюй. — Или же я раздобыла его рецепт? Но рецепта мало, надо еще найти бутоны цветов, росу, иней и снег, чтобы его приготовить! А это могут сделать только родные братья, которых у меня нет. Так что приходится довольствоваться самыми обычными благовониями.

— Стоит мне слово сказать, ты в ответ целый короб! — улыбнулся Баоюй. — Надо тебя проучить, а то ты меры не знаешь.

Он поднялся, поплевал на руки и принялся щекотать Дайюй. Дайюй боялась щекотки и кричала, задыхаясь от смеха:

— Не балуйся, а то рассержусь!

— А будешь болтать что не следует? — улыбнулся Баоюй, отпуская ее.

— Не буду! — пообещала Дайюй, поправляя прическу. И тут же сказала: — Но если у меня есть чудесный аромат, у тебя должен быть теплый аромат.

Баоюй ничего не понял и спросил:

— Что это за теплый аромат?

— До чего же ты глуп! — вздохнула Дайюй, укоризненно покачав головой. — У тебя есть яшма, а яшме под стать лишь золото. Не годится тебе в пару тот, у кого холодный аромат, если у тебя нет теплого аромата?

— Опять ты за свое? — рассмеялся Баоюй. — Ведь только что просила прощенья!

Он снова потянулся к ней, собираясь пощекотать, но девушка взмолилась:

— Дорогой брат, я больше не буду!

— Ладно, — ответил Баоюй, — дай только понюхать твой рукав.

Баоюй схватил ее руку и стал вдыхать аромат.

— Тебе пора! — вдруг заявила Дайюй, отдернув руку.

— Мне и в самом деле пора, но я не могу уйти, — проговорил Баоюй и снова лег.

Дайюй легла рядом и закрыла лицо платочком. Баоюй принялся рассказывать ей всякие небылицы, но Дайюй будто ничего не слышала.

Тогда он стал ее расспрашивать, сколько ей было лет, когда она приехала в столицу, какие пейзажи видела в пути, какие памятники старины есть в Янчжоу, каковы обычаи у тамошнего населения. Дайюй не отвечала. Баоюй испуганно подумал: «Если она уснет, непременно заболеет» — и стал громко говорить:

— Ай-я-я! Я слышал, что у вас в Янчжоу, в ямыне, произошла удивительная история. Ты знаешь о ней?

Серьезный тон и строгое выражение лица Баоюя ввели девушку в заблуждение, и она с любопытством спросила:

— Какая история?

Тут Баоюй, пряча улыбку, стал болтать все, что приходило в голову:

— В Янчжоу есть гора Дай, а в горе — пещера Линь.

— Хватит врать! — рассмеялась Дайюй. — Нет такой горы!

— А ты что, знаешь все горы и реки Поднебесной? — спросил Баоюй. — Погоди, я договорю до конца, а потом ты скажешь.

— Ладно, — махнула рукой Дайюй.

Баоюй продолжал фантазировать:

— В пещере Линь жили оборотни крыс. Однажды, в седьмой день последнего месяца года, царь крыс поднялся на трон и стал держать совет со своими подданными. «Завтра восьмое число, — промолвил он, — все варят рис к празднику. Надо воспользоваться случаем и натаскать. И еще у нас в пещерах не хватает фруктов». Царь крыс вынул указующую стрелу и послал одного смышленого крысенка на разведку. Крысенок возвратился и доложил: «Я побывал везде. Больше всего фруктов и зерна собрано в храме у подножья горы». Царь крыс спросил: «Много ли фруктов и зерна и какие сорта?» — «Риса и бобов полны амбары, — отвечал крысенок. — А фрукты и овощи пяти сортов — красные финики, каштаны, земляной орех, водяной орех и ароматный батат». Царь крыс обрадовался, быстро вынул властную стрелу и спросил: «Кто пойдет воровать рис?» Тотчас же вызвалась одна из крыс. «Кто пойдет воровать бобы?» — снова спросил царь, вытаскивая еще одну стрелу. Вызвалась другая крыса. Остальные тоже получили приказания. Некому только было идти за ароматным бататом. Царь снова вытащил стрелу и спросил: