Ошеломленный Баоюй вытаращил глаза и раскрыл рот.

«Каким образом это стало известно? — подумал юноша. — Если знает даже про пояс, провести его не удастся. Лучше сознаться, пусть только уходит скорее и не рассказывает всего остального».

— Если вам известны такие мелочи, как же вы можете не знать главного? — сказал Баоюй. — Ведь он купил себе усадьбу где-то в деревне Цзымяньбао, примерно в двадцати ли к востоку от города, и приобрел несколько му земли. Может быть, как раз сейчас он там и находится?

— Что же, вам виднее, — с улыбкой произнес управляющий. — Я непременно съезжу туда и буду рад, если ваши слова оправдаются. Если же нет, придется вас снова побеспокоить.

Управляющий встал и откланялся. Цзя Чжэн выпучил глаза, лицо его исказилось от гнева. Провожая управляющего, он крикнул Баоюю:

— Сиди здесь! Я еще с тобой поговорю!

Возвращаясь в дом, Цзя Чжэн столкнулся с Цзя Хуанем и несколькими мальчиками-слугами, которые сломя голову бежали по двору.

— Погодите, я до вас доберусь! — загремел Цзя Чжэн.

Перепуганный Цзя Хуань замер на месте и опустил голову.

— Ты чего носишься, как дикий конь? — набросился на него Цзя Чжэн. — Слуги разбрелись, присматривать за тобой некому, так ты и рад! Кто тебя провожал в школу? Куда все подевались?

Видя, что отец в гневе, Цзя Хуань решил воспользоваться случаем и стал рассказывать:

— По дороге из школы мы проходили мимо колодца и видели, как вытащили оттуда служанку. Она утопилась. Голова у нее большая и страшная, а все тело разбухло, я перепугался и бросился бежать.

— Утопилась, говоришь? — с сомнением спросил Цзя Чжэн. — У нас в доме такого еще не бывало со времен моего деда, со слугами всегда хорошо обращались. Может быть, управляющие, пользуясь тем, что в последние годы я перестал вмешиваться в домашние дела, довели несчастную до смерти? Если об этом узнают люди, позор падет на моих предков!

Цзя Чжэн велел слугам немедленно позвать Цзя Ляня и Лай Да.

— Слушаемся! — хором ответили слуги и побежали выполнять приказание.

Но тут Цзя Хуань бросился к отцу, вцепился в полу его халата и, опустившись на колени, стал умолять:

— Не сердитесь! Об этом никто не знает, кроме служанок госпожи. Я слышал от матушки, что…

Он огляделся по сторонам, Цзя Чжэн понял, что мальчика смущает присутствие слуг, и сделал им знак удалиться.

— Матушка говорила, — осторожно продолжал Цзя Хуань, — что несколько дней назад старший брат Баоюй в комнатах госпожи хотел изнасиловать служанку Цзиньчуань, а когда она стала сопротивляться, побил ее, Цзиньчуань не вынесла позора и бросилась в колодец.

Не успел Цзя Хуань договорить, как лицо Цзя Чжэна позеленело от гнева.

— Приведите Баоюя! — в ярости закричал он и побежал к себе в кабинет.

— Если кто-нибудь явится меня уговаривать, я отдам Баоюю свою чиновничью шапку и пояс, пусть будет главой семьи! — кричал он на ходу. — Чем прослыть преступником, лучше сбрить волосы, которых у меня из-за постоянных забот и так мало осталось, и уйти в монастырь! Уж тогда, по крайней мере, я не опозорю своих предков и сумею избежать возмездия за то, что произвел на свет такого сына!

Цзя Чжэн пришел в такую ярость, что приживальщики и слуги поспешили скрыться.

Задыхаясь, Цзя Чжэн повалился на стул, по щекам его катились слезы.

— Ведите сюда Баоюя! Давайте палку! Веревку! Запирайте двери! И чтобы старой госпоже ни слова. Убью!

Слуги бросились за Баоюем.

Дожидаясь отца, Баоюй услышал его крики и понял, что добром дело не кончится. Он еще не знал, что Цзя Хуань подлил масла в огонь.

Юноша метался по залу, пытаясь найти кого-нибудь из слуг, чтобы дать знать бабушке. Но, как назло, поблизости не было ни души. Даже Бэймин куда-то исчез.

Вдруг на глаза Баоюю попалась какая-то старуха, и он обрадовался, будто нашел драгоценность.

— Беги к старой госпоже и скажи, что отец собирается меня бить! — вскричал Баоюй, бросившись к старухе. — Только скорее… Скорее! А то меня поколотят!

Баоюй от волнения говорил невнятно, а старуха попалась глуховатая и вместо «меня поколотят» услышала «прыгнула в колодец».

— Прыгнула в колодец — и пусть себе, — с улыбкой ответила она. — Вам-то чего бояться, второй господин?

Поняв, что старуха глуха, Баоюй в отчаянии закричал:

— Найди моего слугу и пришли сюда!

— Какая беда? — в недоумении спросила старуха. — Госпожа дала ее матери денег на похороны, и теперь все улажено.

Появились слуги Цзя Чжэна, схватили Баоюя и потащили.

При виде сына глаза Цзя Чжэна налились кровью. Ни о чем не спросив — ни о том, как он пил с актером вино, как тот сделал ему подарок, правда ли, что он пытался изнасиловать служанку, и почему, наконец, он забросил учение, отец заорал:

— Заткните паршивцу рот и бейте его смертным боем!

Не смея ослушаться, слуги повалили Баоюя на скамью и принялись избивать палкой. Просить о пощаде было бесполезно, и Баоюй громко вопил.

— Плохо бьете, мерзавцы! — Цзя Чжэн в бешенстве пнул ногой одного из слуг и сам схватил палку.

Баоюй, которому никогда не приходилось выносить подобных страданий, сначала кричал и плакал, но потом обессилел, охрип и едва слышно стонал, а затем вовсе умолк.

Приживальщики, которые тоже здесь были, испугались, как бы не случилось несчастья, бросились к Цзя Чжэну и стали уговаривать пожалеть сына. Но никакие уговоры не действовали.

— Как можно его простить! — орал Цзя Чжэн. — Вы и прежде ему во всем потакали! И сейчас заступаетесь! А если он завтра отца родного убьет или государя — вы снова станете его защищать?

Видно, и в самом деле Баоюй виноват, раз отец так разгневался, подумали приживальщики и почли за лучшее известить обо всем госпожу Ван.

Госпожа Ван, услышав, что Цзя Чжэн чинит над Баоюем расправу, не стала даже докладывать матушке Цзя и в сопровождении служанки поспешила выручать сына. Она появилась так неожиданно, что приживальщики и слуги не успели разбежаться.

Увидев жену, Цзя Чжэн еще больше распалился, палка в его руках так и мелькала. Слуги же, державшие Баоюя, отошли в сторону. Баоюй лежал без движения.

Госпожа Ван стала отнимать у Цзя Чжэна палку.

— Уйди! — заорал Цзя Чжэн. — Вы все словно сговорились меня извести!

— Баоюя, конечно, следует наказать, но подумайте о себе! Разве можно так волноваться? — сказала госпожа Ван. — К тому же день нынче жаркий, и старой госпоже нездоровится. Вы можете убить Баоюя — не такая уж это беда, но что будет со старой госпожой, когда она узнает?

— Замолчи! — усмехнувшись, бросил Цзя Чжэн. — Породить такого негодяя — значит проявить непочтительность к родителям! Я давно хотел его как следует проучить, но вы не давали! Лучше сразу прикончить щенка, чтобы потом не страдать! Веревку! Дайте мне веревку, я задушу его!

Госпожа Ван бросилась к мужу.

— Отец должен учить сына! — воскликнула она со слезами на глазах. — Но не забывайте и о своем супружеском долге! Ведь мне уже под пятьдесят, а сыновей больше нет. Я никогда не мешала вам его поучать, но убить его все равно что убить меня! Что же, убивайте! Я умру вместе с сыном, тогда, по крайней мере, у меня будет в загробном мире опора!

Она обняла Баоюя и зарыдала. Цзя Чжэн тяжело вздохнул, в изнеможении опустился на стул и заплакал.

Лицо Баоюя было белым как полотно, он лежал почти бездыханный, тонкая шелковая рубашка намокла от крови. Когда госпожа Ван ее подняла, обнажилась спина, вся в ссадинах и кровоподтеках, живого места невозможно было найти.

— Несчастный мой сынок! — горестно вскричала госпожа Ван, и перед глазами возник образ покойного старшего сына. — Цзя Чжу! Будь ты жив, я не стала бы сейчас так сокрушаться!

Прибежали Ли Бань, Фэнцзе, Инчунь и Таньчунь. Ли Вань, вдова покойного Цзя Чжу, при упоминании имени мужа невольно заплакала. Цзя Чжэну стало еще тяжелее, по щекам катились крупные, как жемчужины, слезы.

— Старая госпожа пожаловала! — доложила служанка.