Должно быть, он написал это письмо утром 15 октября. Позже в этот день во время работы его настигла гроза. Возвращаясь к дороге, он упал и пролежал без сознания несколько часов под дождем. Проходящий мимо работник прачечной отвез его в своей повозке на улицу Бульгон. Двое мужчин подняли его наверх и уложили в постель.

Следующим утром как ни в чем не бывало Сезанн вновь писал портрет Валье на террасе в Лов под лаймовым деревом: садовник в профиль, словно Моисей, утреннее солнце освещает его лоб под полями шляпы (цв. ил. 86){1026}.

Когда Сезанн вернулся домой, стало ясно, что его состояние ухудшилось. Врач посоветовал нанять мужчину, чтобы ухаживать за больным, но Сезанн и слышать об этом не желал. На следующий день он нашел в себе силы написать сердитое письмо забывчивому поставщику красок:

Через три дня, 20 октября, его сестре Мари пришлось отправить Полю в Париж письмо с просьбой приехать, но без Ортанс, поскольку Сезанн решил перестроить ее гардеробную комнату и сделать из нее мастерскую{1028}.

Врач порекомендовал ему соблюдать постельный режим, но он то и дело вставал с постели, чтобы добавить мазок-другой к акварели «Натюрморт с кувшином, бутылкой и фруктами», которая стояла рядом (цв. ил. 81).

Двадцать второго октября мадам Бремон отправила в Париж телеграмму: «НЕМЕДЛЕННО ПРИЕЗЖАЙТЕ ОБА ОТЕЦ ОЧЕНЬ БОЛЕН».

Но было слишком поздно. Поль Сезанн скончался в 7 утра 23 октября 1906 года{1029}. Некоторые считают, что у него был плеврит, другие уверены, что смерть наступила в результате закупорки легкого. В свидетельстве о смерти точная причина не указана. Он поклялся умереть, занимаясь живописью, и так и сделал. Рядом была лишь мадам Бремон. Она позвала соседа Ружье, он пришел и закрыл Сезанну глаза. Его жена и сын успели только к похоронам. «Кому нынче нужна безупречно выполненная смерть?» – спрашивал Рильке{1030}. Его смерть, как и его картина, была non finito.

«Салон Бугеро» облачился в траур.

Согласно каталогу-резоне, за свою жизнь Сезанн написал 954 картины маслом. Более сотни натюрмортов, на половине из которых изображены яблоки. Примерно равное количество «Купальщиков» и «Купальщиц», в общей сложности не меньше восьмидесяти. Более сорока изображений горы Сент-Виктуар. Добавьте к этому 645 акварелей и около 1400 рисунков, бóльшая часть которых из восемнадцати альбомов. Многие альбомы не сохранились: они либо обветшали, либо разошлись по рукам. До нас дошло 56 портретов жены и по меньшей мере 136 изображений сына (часто спящим). Каталог-резоне рисунков Сезанна составил знаток искусства и коллекционер Адриен Шаппюи, чья коллекция рисунков уступает лишь коллекции Художественного музея в Базеле. Когда в 2002 году наследники Шаппюи решили продать около шестидесяти оставшихся рисунков и акварелей из его собрания, в качестве возмещения за разрешение на вывоз французские власти выбрали одну-единственную акварель, несмотря на то что во французских государственных музеях графическое наследие Сезанна практически не представлено. Подобное решение власти приняли и в случае с коллекцией Кайботта.

Сразу же после смерти Сезанна Воллар и Бернхейм-Жён совместно выкупили у его сына двадцать девять этюдов (маслом) за 213 тысяч франков и 187 акварелей за 62 тысячи франков. Первый платеж тот получил 13 февраля 1907 года: это были чеки на 81 тысячу франков и 50 тысяч франков. Последующие суммы были выплачены 15 марта (16 тысяч франков), 4 апреля (8 тысяч франков), 15 июня (8 тысяч франков) и 26 июня (8 тысяч франков). За этой сделкой последовали другие продажи и платежи. Например, в 1912 году Поль получил 40 тысяч франков за «Пир», также известный как «Оргия»; в 1913 году «Игроки в карты» принесли ему 100 тысяч франков (в 1925 году Воллар получил за нее от Барнса в десять раз больше). Так и разошлось наследство.

Ренуар считал, что Сезанну было достаточно положить один-другой мазок, чтобы получилась вещь. Пикассо же был уверен, что хватало и одного. «Вот в чем важное отличие современной живописи. Возьмем, к примеру, Тинторетто. Он приступает к холсту, работает, и лишь когда каждый участок проработан и завершен, картина будет закончена. А теперь возьмем Сезанна (особенно это хорошо видно в акварелях): картина начинает свое существование с первым взмахом кисти»{1031}. По словам Мэнни Фарбера, в акварелях «опускается более половины этапов, что позволяет энергии свободно перемещаться в едва намеченных очертаниях пейзажа»{1032}. Альфред Стиглиц говорил, что «это лишь чистый лист бумаги с несколькими пятнами краски»{1033}. Когда акварель пишется на белой бумаге, именно бумага задает тон. Экспрессия бумаги – одно из величайших открытий Сезанна.

По мнению Эдварда Эстлина Каммингса, его акварели говорят о любви.

Рильке же полагал, что его акварель подобна отголоску мелодии{1035}.

Воллар заявлял, что для его портрета Сезанну понадобилось сто пятнадцать сеансов позирования, а затем тот забросил картину. Мерло-Понти писал, что «для натюрморта Сезанну нужно было сто сеансов, а для портрета – сто пятьдесят». А в каноническом переводе работы Мерло-Понти на английский язык для портрета значится цифра пятьсот сеансов{1036}.

Гаске вспоминал слова Сезанна: «Сейчас проходит минута из жизни целого мира. Ухвати ее!» Эта цитата стала одним из любимых высказываний Джона Бёрджера{1037}. По словам Эмиля Бернара, способ работы Сезанна можно было бы назвать «размышлением с кистью в руке». Бернар получил возможность поработать в одном из помещений на цокольном этаже мастерской в Лов. «Медленность работы Сезанна я смог оценить, когда по его приглашению обосновался в загородной мастерской. Пока я в нижнем помещении писал натюрморт, который он сам для меня поставил, я слышал, как мэтр ходил взад и вперед у меня над головой. Расхаживая по студии, он словно совершал полную размышлений прогулку; множество раз он спускался в сад, присаживался на скамью и тут же торопливо поднимался обратно»{1038}. Гаске говорил, что в промежутках между мазками могли пройти двадцать минут из жизни целого мира{1039}. По словам Мерло-Понти, пауза могла длиться и час. А его переводчики растянули ее до нескольких часов{1040}.

Сын и внук Сезанна

Исследование картин Сезанна с помощью рентгеновских лучей показало, что медлительность – часть его легендарного образа. На самом деле он вполне мог работать быстро.