Одному путешественнику папаузцы рассказали такую интересную легенду про свои каменные деньги.

«Однажды пришла лодка, пассажиры которой — семь родов денег — отправились со своего острова за поиском новых земель. Они долго плавали средь безбрежного океана, ничего не видя, кроме волн и неба. Наконец их лодка пристала сюда, на Палау. Тогда Барак, который, как самый знатный из всех прибывших, лежал растянувшись на палубе двойной лодки, приказал следующему за ним по чину Бунгау выйти на берег и осмотреть остров. Бунгау, столь же ленивый, как его начальник, отдал то же приказание своему ближайшему подчиненному — Калебукубу. Так каждый чин передавал приказание ближайшему чину, пока это приказание не дошло до самого младшего из всех — долготерпеливого Оледонгль (так называется самая мелкая монета палаузцев). Ему уже некого было послать, и поэтому он пошел сам. Но он не вернулся более. Тогда Барак повторил вновь свое приказание. Самый младший из оставшихся, Аделоббер, пошел с неудовольствием и также не вернулся. Тогда настала очередь Клука, который был послан привести их обоих. Но и он остался на острове. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, Барак остался один в лодке. Тогда он сам пошел отыскивать своих подчиненных, но и ему понравилась наша страна. Все семеро они остались здесь и продолжали вести прежний образ жизни. Барак только и делал, что ел, пил и спал. Высший постоянно посылает низшего, и так идет депо, — закончил рассказчик с лукавой насмешкой, — так же, как у людей; крупные среди денег спокойно сидят дома, а мелкие усердно бегают взад и вперед и работают за себя и за высших».

На острове Яве, лежащем неподалеку от Палаузских, деньгами служат глыбы камня аррогонита, привозимого из других стран. Тамошние «богачи» с чванной гордостью выставляют такие сокровища перед своими жилищами.

Подобные громоздкие деньги, которых не поместишь ни в кошельке, ни в бумажнике и не упрячешь в кармане, встречаются и у других дикарей. Взгляните, например, на негрских начальников, изображенных на нашем рисунке. Они отправились в торговое путешествие и несут всему свету напоказ свои денежные сокровища: громадные полосы железа, выкованные в виде копий и весел.

Железные изделия служат во многих африканских странах денежными знаками, которые принимаются в оплату за всякий товар, но только они более удобной и легко переносимой формы: это — клинки для ножей и мотыг, или наконечники для копий и стрел. У сенегамбских негров эти железные деньги имели форму прутьев; 20 пачек табаку они называли «прутом табаку»: это значило, что его стоимость равняется пруту железа. Точно так же бутылку рому они определяли на своем коммерческом языке, как «прут рому».

Негрские начальники с их деньгами.

Вместо денег идут у иных дикарей еще цыновки и различные материи. Есть у них, наконец, и живые деньги. У негров скотоводов Африки мерилом ценности при больших оборотах служит рогатый скот; им они платят выкупную плату за своих жен, им же откупаются в случае совершения какого-либо проступка. Потому-то африканские скотоводы с такой алчностью «копят» скот, словно наш скряга свое золото. Так и самоед считает свое богатство по оленям, которыми он выплачивает и «калым» за жену, и штраф за совершенные преступления.

Негры знают еще другую живую ценную «монету»: это — рабы. Сильный и крепкий невольник представляет в странах по Нигеру ценность, которая равняется двум быкам. Слабосильный раб или раб-ребенок имеет одинаковую цену с быком. Самым же высшим денежным знаком тут считается красивый, хорошо сложенный юноша, лет пятнадцати.

Вот как богато казначейство дикаря всякими денежными знаками, начиная с крупинки соли или зернышка риса и кончая громадными камнями, начиная с бисера и кончая живым человеком. Поистине, ни один наш собиратель монет не обладает такой разнообразной коллекцией!

Когда-то, однако, и среди европейских народов можно было бы набрать не менее разнообразную коллекцию. И если мы об этих деньгах стародавних времен давно уже забыли, то наш язык помнит еще, откуда ведут свое происхождение деньги. Довоенный «гривенник» никак не мог отречься от того, что происходит от «гривны», которую в былое время носили на Руси в виде украшения и в то же время употребляли в качестве денежного знака. А «рубль» не напрасно напоминает нам слово «рубить» в старину, действительно, серебряный прут рубили на куски определенной величины и таким образом создавали «рубли».

Древний рубль.

В качестве денежных знаков ходила на древней Руси еще пушнина. Подобно тому, как у теперешних диких туземцев Аляски стоимость какого-нибудь товара определяется в бобровых шкурах, так и на Руси когда-то «куны», т. е. мех куницы, служили обычными денежными знаками.

Таковы были самые древние деньги и у других европейских народов.

У римлян само слово «деньги» произошло от слова «скот», потому что быки были у них самым важным денежным знаком. И когда они стали чеканить монеты из металла, то изображали на них быка, которым привыкли определять цену вещи.

Старинная римская монета из бронзы.

С тех пор, как дикари начали заниматься торговлею, она стала вносить в их жизнь много перемен. Частые мирные сношения с иноплеменниками смягчали прежнюю жестокость нравов и закрепляли дружеские связи между враждовавшими некогда племенами. В отдельных странах стала развиваться промышленность, так как изделия искусных горшечников, кузнецов и других мастеров, находили себе хороший сбыт на рынках.

Но вместе с такими добрыми началами торговля внесла в жизнь дикарей много злого. Она развила в диком человеке неизвестный ему прежде дух алчности, она сделала отдельных членов племени богатыми и дала им тем власть над бедными.

Особенно стали богатеть теперь вожди племени, которые взыскивали в свою пользу с заезжих купцов всякие поборы и вели с ними торговлю от имени всего племени. Такой вождь помогал, конечно, разбогатеть и своим приближенным; и там, где прежде было всеобщее равенство, где люди делили между собой поровну всякий достаток, — появились теперь богачи и бедняки. Богач уже не относился с прежним великодушием к своему нуждающемуся соплеменнику и только и думал о том, как бы нажиться еще. Если он ссужал теперь чем-нибудь другого, то уж не даром: на иных тихоокеанских островах, где совсем неизвестно железо, начальники получали значительный доход, давая в долг своим одноплеменникам железные гвозди, вымененные у заезжих европейцев, и взыскивая с них за то высокую плату.

Страсть к наживе особенно охватила дикарей с тех пор, как к ним стали приходить европейские торговцы с их заманчивыми товарами. Великодушные индейцы, не знавшие прежде, что такое «мое» и «твое», и готовые всем поделиться со своим сородичем и гостем, стали алчны и корыстолюбивы с тех пор, как завели деятельные торговые сношения с европейцами. Один миссионер рассказывает: «Индеец ничего не сделает теперь даром, его первый вопрос всегда: „Что ты мне дашь, если я тебе сделаю это?“ Богатые не пошевелят пальцем для того, чтобы помочь своим нищим одноплеменникам, хотя бы они даже умирали с голоду».

Так торговля, сблизив враждующие племена дикарей, разъединила дружно державшихся одноплеменников и сделала прежних братьев, все поровну деливших между собою, словно чужими друг другу людьми.

Первая встреча между дикарями и европейцами.

Много веков жили дикари в своей глуши, ничего не ведая о далеких заморских краях, где вершились великие события и белые народы достигали чудес в своем знании и умении. И когда к берегам диких стран стали приставать первые корабли европейцев, дикие люди встречали с несказанным изумлением эти невиданные существа. С детской доверчивостью они приближались к пришельцам и щупали их белую кожу, их небывалые одеяния, словно футляром облекающие все тело, руки, ноги и даже голову. С ребяческим любопытством они домогались, чтобы пришельцы показали им свое тело, — неужели и оно такое же белое, как и их лицо? А что скрывается в тех коробках, что одевают их ноги? Не копыта ли, как у антилопы? И откуда пришли эти чудесные создания? Не с неба ли? Или из моря?