– Товарищ подполковник, я сказал правду! Все было так, как я рассказал сержанту Гвоздеву. И вам.
– Солдат, ты знаешь, что я могу с тобой сделать за то, что ты мне тут голову морочишь?!
Особист встал со стула, и Сергей похолодел.
– Ты понимаешь, что поставил себя САМ в идиотское положение?! Сегодня днем в автопарке произошел несчастный случай. Виновным в гибели трех подчиненных будет признан старший прапорщик Кащенко, это очевидно. Он командовал действиями солдат, его приказы привели к гибели людей. А ты, рядовой, не имел никакого – повторяю, ни малейшего отношения к их гибели! Однако ты сам решил фактически взять на себя вину за случившееся. Рядовой Глянцев, вы идиот?! Или душевнобольной?
Сергей смотрел в пол. Он уже сто раз пожалел, что под влиянием мстительного чувства напугал Гвоздя. Особист остановился возле него, нависая, как в ночном кошмаре:
– И что прикажешь с тобой делать? Завтра все в части будут пересказывать друг другу эту твою историю про бабку-ведьму! А на днях приедет комиссия – разбираться с несчастным случаем. Тройная смерть – это не шутки! И что комиссия здесь услышит? Сказку о бабкиной мести? Ничто не грозит никому, кроме вашего старшины. Дело очевидное, и расследовать нечего. Но что делать с твоей дикой историей? Может, Гвоздев ее уже пересказывает… Честно говоря, мне было бы проще, если бы тебя вообще не было!
Сергея мутило от дурных предчувствий. Особист это прекрасно видел.
– Что, рядовой, страшно?
– Да, – просто признался Сергей.
– Это хорошо, что честно говоришь. Это мне нравится. В общем, так. Вот тебе бумага, вот ручка. Пиши новый рапорт. Не забудь указать, что выполнял приказ сержанта. И на этот раз пиши МОЮ версию событий. Ты понял?
– Вы мне не верите, товарищ подполковник?
– Да что ты со мной в ромашку играешь?! Верю не верю… Ты вроде не похож на тупицу. Или мне показалось?
Сергей, наконец, понял, что ему хочет объяснить особист. Действительно так будет проще для всех. Для всех, кроме самого Сергея. Гвоздь его убьет.
– Про то, что Кирзыч… Хвостов убил старушку, писать?
– А ты что, это видел? Я же сказал, не было этого. Не бы-ло! Пиши о том, что видел. Ну как я это вижу. Тьфу ты!
Подполковник начал расхаживать по кабинету, наводя ужас на Сергея.
– В общем, так. Запомни. Сейчас ты напишешь рапорт, который останется у меня в сейфе. Докладывать мне тут не о чем – обычная самовольная отлучка. И никакой связи с несчастным случаем в автопарке она не имеет. Если эта история как-то всплывет, на губу сядет Гвоздев, а не ты. А ты скажешь ему, что все выдумал.
– Он меня убьет, – прошептал Сергей, не поднимая головы.
– Не убьет… Ладно, я сам с ним поговорю! Пиши рапорт. Нет, постой, лучше я тебе продиктую.
Когда они закончили, особист разорвал «сказочную» версию самоволки.
– Все, свободен. До завтра. Вызови ко мне сержанта Гвоздева. Думаю, нет нужды говорить, что никто, ни единая душа не должна знать, о чем мы с тобой говорили и куда ездили.
– А что теперь со мной будет, товарищ подполковник?
– Я тебе кто, Нострадамус? Что надо, то и будет. Не беги впереди паровоза. Завтра поговорим. Мы теперь часто будем общаться.
– Я не буду стукачом.
– А тебя кто-то просит? Все! Уйди с глаз моих! Стукачом он не будет… И не забудь прислать ко мне Гвоздева!
В казарме Сергей прошел к своему месту под пристальными взглядами остальных солдат. Пока его допрашивал особист, успела пройти вечерняя поверка, теперь взвод готовился к отбою.
Гвоздь его ждал:
– Ну что?
– Вызывает тебя.
– Что, сейчас?!
– Да, сейчас.
Сержант тяжело вздохнул и ушел.
Вернулся он уже после отбоя. Командовать было некому, но все как-то сами улеглись, когда положено. Сергей лежал на своем верхнем ярусе, глядя в потолок и гадая о будущем. Гвоздь подошел к нему вплотную и позвал шепотом:
– Сережа.
Сергей вздрогнул – уже в который раз за эти сутки. Вот уж от Гвоздя он точно не ждал такого обращения.
– Что? Не спрашивай меня ни о чем. Я очень устал.
– Только одно, Сережа.
– Да?
– Скажи, мы можем не бояться?
Сергей не сразу его понял. Гвоздь повторил:
– Скажи, Кирзыч, Таран и Кирюха – это все? Остальные могут не бояться?
Сергей усмехнулся:
– Да, Гвоздь. Если со мной все будет хорошо, то никто может не бояться.
– Ладно.
Сержант разделся и лег в свою койку:
– Сережа.
Уже почти уснувший Сергей открыл глаза:
– Что?
– У тебя подворотничок грязный.
– А мне плевать, товарищ сержант. Если тебя это беспокоит, можешь подшить его сам.
Потом он уснул.
Особист тряс его за плечо:
– Эй, колдун, подъем!
Сергей моргал спросонья. В казарме было пусто. Видимо, все давно встали.
– Одевайся. И собирай свои вещи. Понял? Все вещи! Здесь твоя служба закончилась.
Сергей сел на койке.
– И куда меня теперь?
Особист вдруг сел на койку с ним рядом.
– Я, Сережа, в мертвых бабок, раздающих самогон, не верю. Но кое-кто у нас верит. Что не спросишь, у кого это «у нас»? Соображаешь, значит. Этим ты мне и глянулся, рядовой Глянцев. Смотри-ка, почти каламбур получился! Так вот, эти самые «кое-кто» хотят с тобой побеседовать. И выпала тебе, как сказала бы твоя покойница с околицы, дальняя дорога. Да что ты бледнеешь? Просто расскажешь опять все. Понял меня? Все что ни спросят!
– И про нас с вами тоже?
– И про нас. Все рассказывай, Сережа. И не бойся ничего. Им с тебя, кроме показаний и подписки о неразглашении, взять нечего. Так что побуду я все же Нострадамусом и скажу, что завтра, крайний срок послезавтра, вернешься ты в часть. Но подчиняться теперь будешь мне. Федя весной увольняется, подготовит тебя на замену. Ты хорошо водишь?
– Отец меня с девяти лет за руль нашего «жигуленка» сажал.
– Вот и славно. Знал бы ты, как трудно найти себе толкового помощника здесь!
– А вам кажется, я подойду?
– Увидим. Одевайся. Сидишь тут в белом, как привидение.
Сергей вскочил и бросился к своему табурету. Первое, что он увидел, была чистая подшива на его воротнике.
Максим Кабир, Дмитрий Костюкевич
Скверна
Ворона поджидала ее на заправочной станции и атаковала, как только она вышла из автомобиля. Огромная черная птица врезалась в ноги, обхватила прохладными шуршащими крыльями. Она зажмурилась в испуге: сейчас костяной клюв распорет джинсы, вопьется в нежное мясо бедра. Но птица медлила; молодая женщина посмотрела вниз и облегченно выдохнула. Брезгливо отлепила притворившийся вороной целлофановый пакет. Пустая нестрашная шкурка, принесенная октябрьским ветром.
– Ты не одна, – сказала она себе и зашагала, стуча каблуками, к светящемуся аквариуму магазина.
У стойки замученный за день работник АЗС обслуживал змейку клиентов. Звенел кассовый аппарат, радиоведущий желал хорошей дороги ночным путешественникам. Привычные, умиротворяющие звуки.
Женщина почесала ладонь. Кожа была холодной и липкой, будто прикасалась к дохлой птице, гладила склеившиеся перья. Пухлощекий мальчик в охвостье очереди таращился на нее, посасывая карамельного кроваво-красного ворона. То есть сказочного петушка, конечно.
Женщина ринулась мимо стендов с журналами, заперлась в туалете.
Зеркало отразило бледное скуластое лицо, большие зеленые глаза, растрепанную прическу.
Зажурчал кран. Пластиковый контейнер плюнул мыльной мокротой. Она тщательно втерла в кисти дешевый клубничный запах, помассировала шею. И успела улыбнуться отражению подбадривающе: улыбка стянулась невидимыми швами, когда кто-то подергал дверную ручку. Взгляд прыгнул в зеркальную глубину.
Ручка плавно приняла горизонтальное положение. Тот, снаружи, определил, что туалет занят и…
И стал ковыряться в цилиндре замка.
Пацан из очереди. Детские шалости. Самое простое объяснение обычно самое правильное.
