– Давай паспорт.

– Откуда? – попытался тот схитрить. – Нету.

– Здрасте вам! Всегда есть и вдруг нету? Или мне самой застежку открыть? – Она показала на спортивную сумку.

Не стал он упираться: достал и отдал. Осведомленность старухи пугала, а документы он и вправду всегда носил с собой.

– Не-по-ка-ти-гроб… – прочла она, одобрительно кивая. – Красивая фамилия. Зря комплексуешь, гордиться надо. – Посмотрела долгим взглядом на внучку и светло улыбнулась. – Танюшке тоже нравится.

Сказала это без намека на шутку. И про красивую фамилию, и про Танюшку. Бред, ну бред же… Хотя, если честно, Шурику на мгновение стало приятно – будто его, младенца, мама к теплой груди прижала. Да, я Непокатигроб!.. Вспомнились насмешки, особенно от девчонок, изувечившие все его детство, вспомнилось, как он временами ненавидел родителей, поставивших на нем этакое клеймо. И вот, оказывается, есть чем гордиться… Он разозлился. Нет, ведьмы языкастые, на лесть вы меня не поймаете…

Тем временем старуха-ведьма (или кто она там) торопливо писала, сидя на стуле и устроив папку на коленях. Составляла совместное заявление. Данные внучки вносила с внучкиного же паспорта, который чрезвычайно кстати оказался у нее с собой. Как знала, что понадобится. Может, на самом деле знала? «Какую фамилию берем? – отчетливо пробормотала она. – Мужа, конечно. Долой Плаксиных…»

– Мы поняли друг друга, – вползла в секционную реплика секретаря обкома.

Заведующая отделом ЗАГСа вернулась с остекленевшим взглядом и окаменевшим лицом.

Врата жизни, смерти и любви распахнулись.

– Кольца приготовили?

– Не успели. А обязательно?

– Не обязательно, конечно. Свидетели будут?

– Мы по-простому, без излишеств, – сказал Плаксин. Был он возбужден, но деловит.

– Отчего ж, свидетели есть, – возразила бабуля. – Со стороны жениха – вот. – Она коснулась ладонью трупа на столе. – А со стороны невесты… Шурик, деточка, не сочти за труд. У вас там девочка лежит, подружка этого гонщика. Второго дня… да, второго, успокоились они оба. Пожалуйста, привези ее сюда.

Одно из тел в холодильнике и вправду было когда-то отчаянной пассажиркой, сидевшей в седле мотоцикла позади горе-водителя. Вдвоем и долбанулись насмерть. Их обоих привезли позавчера. Мотоциклист попал на стол первым, а с девушкой гримеру Эдику еще предстояло повозиться.

– Мама, не надо усложнять, – сказал Плаксин умоляюще. – Чересчур это…

– Под присмотром мертвых браки крепче, – отрезала бабуля.

Пока присутствующие впитывали эту незатейливую мудрость, Шурик закапризничал:

– У меня есть НОРМАЛЬНЫЙ свидетель! Живой! Костян, будешь свидетелем?

Произнесено это было с умыслом и с намеком: дескать, чего бы вы тут ни нагородили, товарищи психи, правду не скроете, ежели что.

– Нет вопросов, – встрепенулся Кощей. Он отчего-то нервничал. Видать, хорошо поспал и наконец протрезвел.

Татьянина бабушка посмотрела на второго из молодых людей – словно впервые обнаружила его присутствие. Губы ее гадливо дрогнули.

– Этого – свидетелем? А толку-то? – спросила она Шурика.

– В каком смысле?

– Да помрет он скоро, твой приятель. К утру – пишите справку. Ишь ты – «живой»…

Кощей обвис лицом и стремительно посерел. Хотел что-то сказать и не смог. Молча открывал рот, как рыба на берегу.

– Ладно, Ваня, – устало согласилась старая карга. – Хочешь по-простому? Ладно. Вышние силы в свидетелях, этого достаточно…

– Сегодня самый счастливый день в вашей жизни – вы вступаете в брак. Дальше вы пойдете по жизни рука об руку. Помните, какую ответственность несет на этом пути каждый из супругов. И в радостях, и в тяготах отныне вы будете вместе. Семья – это ячейка нашего общества, и от того, насколько крепка окажется ваша семья, зависит благосостояние нашей великой страны…

Заведующая ЗАГСом толкала торжественную речь. «Ведущая ритуала» – таково название должности, до которой ее нынешней ночью понизили. Обкатанные, как морская галька, слова входили в уши участников церемонии легко, без брызг.

Обычно, когда регистрируются в рабочем порядке (в задней комнате ЗАГСа, без колец, гостей, фаты и свидетелей), все эти глупости не звучат. Но «ведущая ритуала» уже не могла остановиться, влекомая то ли инерцией, то ли страхом.

А до напутственной речи она оформила свидетельство о браке и – главное – запись акта о регистрации брака. Сидела за письменным столом, за которым заполняются истории болезни. Рядом стоял препаровочный стол, на котором, собственно, не было ничего особенного или ценного: мясницкий топорик, кухонная секирка, поварешка с надписью «Боржч» и всякие мелочи. Ведущая ритуала нервно туда поглядывала.

В морге вообще уйма кухонной утвари, и поварешки – особо востребованный предмет, ибо выбирать из тел всевозможные жидкости приходится постоянно. Назывались они здесь черпаками, а на каждом красовалась какая-нибудь надпись: «Мясо», «Рыба», «Суп», «Уха». Санитары так стебались. Заведующий ругался, требовал, чтоб соскоблили…

Актовая запись была сделана в двух экземплярах, так что жениху с невестой пришлось расписываться четырежды: два раза в том, что препятствий для заключения брака нет, и два раза письменно подтверждать свое согласие. Шурик расписался самостоятельно, а за невесту подпись поставил ее отец; заведующая при этом отвернулась.

В тот момент, когда в акте появились подписи, жених с невестой и превратились в законных супругов. Тут фарс и закончился.

– …Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики объявляю ваш брак зарегистрированным.

– А почему вы, моя хорошая, не спросили, по доброй ли воле они женятся? – возникла бабушка невесты, испортив финал церемонии. – Не спросили, согласен ли молодой человек взять в жены Плаксину Татьяну Ивановну?

– Издеваетесь? – откликнулся Шурик. – Попробуй не согласись… – Он нащупал сторублевки в кармане халата, смял их в кулаке. Деньги были единственной ниточкой, связывающей все происходящее с реальностью.

Гнусно и неуместно заржал Кощей, молвивши:

– И бабу, бабу забыли спросить! По согласию ли ей втюхали по самые гланды?

– Заткнись, урод! – крикнул Шурик.

– А что такого? «Согласны ли вы, Татьяна Иванна, провести брачную ночь в морге?» – кривляясь, выдал Кощей.

Что за дурь одолела вдруг Шуриного напарника? Ему, конечно, не чужда была бравада, но не столь же тупая? Наверное, отыгрывался за те мгновения смертельной жути, которые испытал по вине старухи.

– Слушай, ты, сопляк… – начал Плаксин угрожающе.

– Да, – слабо, но отчетливо произнесла девушка на тележке.

Ритуал завершился.

Хранительница врат Ленинского отдела ЗАГС взвизгнула, как укушенная свинья.

Проснувшаяся красавица, не открывая глаз, повторила одними губами:

– Да…

А потом ее стошнило.

Он оторвал голову от мраморной столешницы.

Когда заснул – не помнил совершенно. А прикорнул, подсев к секционному столу и положив голову на руки. Под носом – труп мотоциклиста. Запах шибал в мозг. Химическое оружие. Какого черта, мы же его унесли, скривился Шурик. Ну что за шутки… В «салоне» было пусто, если не считать Кощея, спавшего на носилках.

– Шурчик! – позвала Татьяна. – Подойди ко мне.

Оказывается, тележка с девушкой тоже все еще была здесь! Одетая в длинную, до стоп, ночную рубашку, молодая жена лежала на боку и смотрела на Шурика. Он встал и подошел.

– А ты разве не в коме? – задал он идиотский вопрос.

– Наклонись.

Он наклонился. Она привстала на локте и поцеловала его. Сладко пахнуло полевыми цветами. Он облизал губы и спросил:

– Ты чего?

– Я тебя люблю. – В глазах ее сверкнули и погасли звездочки.

– Чего-чего?

Если в дружбу Шурик попросту не верил, то как относился к любви – лучше пропустить. Единственное, что можно сказать: половую близость признавал. По молодости у человека много сил, которые не жалко тратить на всякую ерунду.