Он замирает, сделав всего лишь шаг. Затем бежит к ее кровати, протянув к ней руки, дотрагивается до ее кожи, смотрит на ее лицо, прислушиваясь к ее дыханию. Потом поворачивается ко мне.
— Какого черта? — кричит он.
— Новая горничная случайно выключила не тот рубильник, пока пылесосила, — отвечаю я.
Он начинает смеяться, словно безумный.
— Черт, Ной. Она дышит самостоятельно, — кричит он.
Я начинаю тоже смеяться.
Его глаза сияют.
— Это очень хорошо, — говорит он. — Это черт побери очень хорошо.
Я киваю, и он бросается ко мне, заключая меня в свою большие медвежьи объятия. Я слишком потрясен, чтобы что-то сделать, но через пару секунд, придя в себя, крепко сжимаю его в ответ.
Он отстраняется, у него на глазах блестят слезы.
— Бл*дь, я плачу, — говорит он, вытирая их руками. — Я никогда не плакал от радости. Я даже не знал, что такое возможно.
— Я очень рад, — тихо говорю я ему.
— Кто убрал трубки?
Я показываю на Джейн, которая молча стоит у окна.
— Джейн.
Он поворачивается, взглянув на нее.
— Отлично. Просто замечательно. Молодец.
Затем поворачивается ко мне, качая головой и улыбаясь от уха до уха, а потом опять обращается к Джейн.
— Ты вызвала врача? — вдруг спрашивает он.
— Доктор уже едет, — отвечает она.
— Молодец, — говорит он ей и смотрит на меня.
— Горничную уволь, выдав ей бонус — зарплату за два года. Пусть кто-то более опытный убирается в комнате Далии.
— Да, босс.
Он возвращается к кровати и смотрит на Далию, его глаза внимательно рассматривают ее лицо.
Он поворачивает голову в мою сторону.
— Мне до сих пор не верится в это, Ной, — говорит он с широкой улыбкой.
— Знаю, — отвечаю я. — У меня у самого чуть не случился сердечный приступ, когда я пришел и увидел.
Он снова смеется, настоящим радостным смехом, который идет из глубины.
— Хорошо, я буду за дверью, если понадоблюсь, — говорю я и выхожу из комнаты.
Стелла
— Ты не в состоянии увидеть меня сейчас, Далия, но я черт побери танцую убийственный счастливый танец!
Июнь
39.
Зейн
Стоит жаркий, душный вечер, и сегодня я настолько остро чувствую потерю Далии. Бернадетт была права — будут хорошие и плохие дни, мне стоит продержаться в плохие дни, потому что за ними последуют хорошие.
Я принимаю решение выпить в Matrix.
Последний раз я был там с Далией. Я вхожу в клуб и оглядываюсь по сторонам — ничего не изменилось, продвигаюсь к моему обычному столику и сажусь. Приходит официантка взять заказ, должно быть она новенькая, раньше я ее не видел. Я заказываю водку.
— Принесите бутылку, — говорю я ей.
— Да, сэр, — отвечает она.
Она приносит непочатую бутылку водки на подносе.
— Что-нибудь еще, сэр?
— Я дам тебе знать, — отвечаю я, поднимая стакан и поднося к губам.
Она исчезает, а я пью. Когда я опустошаю уже больше половины бутылки, слышу сбоку женский голос:
— Зейн?
Я поднимаю глаза — женщина с светлыми вьющимися волосами и сильно облегающем коротком платье стоит передо мной, вопросительно приподняв брови. Я хмурюсь, пытаясь ее припомнить, вроде бы выглядит знакомо. Ага, я вспомнил. Мы познакомились в казино, она была с мужчиной, которого я знал. Она то ли шведка, то ли норвежка.
Она улыбается мне.
— Помнишь меня? — спрашивает она.
— Не очень хорошо, — отвечаю я.
— Я Эбби, подруга Зио Тито. Мы встречались в казино в Монте-Карло в прошлом году?
Я киваю.
— Ты одна?
Я пытаюсь взмахнуть рукой, но рука плюхается на стол.
Она смеется, низко и сексуально. Да, я помню ее. Эбби, непревзойденная кокетка.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
Я жестом указываю на место рядом с собой, она изящно садится, немного раздвинув свои гладкие ноги и наклонившись ко мне. У нее загорелая, золотистая кожа, такой цвет может быть только у истинных скандинавов.
— Где же обитает Зио Тито сейчас? — спрашиваю я.
Она перестает улыбаться.
— В Италии.
Я скованно улыбаюсь в ответ. Конечно же он в Италии.
— Как он?
— Он получил свой срок за рекламирование онлайн рэкета.
Правда именно в этом — такова судьба большинства преступников — они выходят из тюрьмы и опять через какое время в нее садятся.
Появляется официантка, которая берет заказ у Эбби — «Белый русский». Я не ожидал, но ее слова болью отзываются во мне, будто меня ударили по животу. Именно этот коктейль любила Далия. «Какого хера я здесь делаю? Мы сидели именно здесь, на этих стульях». Глубокий болезненный вдох дрожью проходит через меня.
Она тут же кладет мне руку на бедро.
— С тобой все в порядке?
Я испытываю шок, что кто-то другой прикасается ко мне, я тут же опускаю глаза вниз на ее руку. На какую-то секунду мой затуманенный разум воспринимает ее, как руку Далии, двигающуюся по моему бедру. Я смущенно поднимаю глаза на нее, и вижу в них приглашение… потрахаться, четкое, как день.
«Хочу ли я потрахаться?
Да».
Должно быть у меня на лице отражается желание, потому передвигает свою руку выше. Ее духи ударяют мне в нос, непривычные и слишком тяжелые, меня начинает подташнивать, крутит живот. Я нетвердо встаю на ноги. «Я хочу потрахаться, но не с тобой. Я хочу свою Далию».
Она тоже встает.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Я машу рукой в ее сторону.
— Я в порядке.
Я пробираюсь через толпу, расталкивая людей. Я не хочу находиться здесь. Мне нужно вернуться домой. Мне необходимо быть с ней рядом, вдруг она откроет глаза и не обнаружит меня? Мне однозначно стоит вернуться. Я добираюсь до двери, Ной хватает меня за плечо.
— Пойдем, — говорит он. — Давай я отвезу тебя домой.
Я смотрю ему в глаза.
— Да, отвези меня домой.
Я падаю на задние сидение мерседеса, прикрыв руками глаза. Не уверен долго ли я еще смогу это выдержать, но я не могу ей изменить, что-то должно произойти. Автомобиль заворачивает, и моя голова опускается на окно дверцы.
Боже, я пьяный в стельку.
Машина останавливается, и я с трудом выбираюсь. Ной пытается помочь мне, но я отталкиваю его. Юрий уже стоит у открытой передней двери, я прохожу мимо него, двигаясь по коридору, открываю дверь в ее комнату. Медсестра читает книгу при свете ночника, завидев меня, она тут же встает и откладывает книгу на столик.
— Вы свободны, — резко говорю я.
Она молча выходит за дверь. Я вхожу в комнату, делая несколько шагов, и смотрю на свою маленькую рыбку, лежащую на кровати. Черт, она никогда не перестает удивлять меня, насколько прекрасно она выглядит, даже когда вот так спит, и я готов наблюдать за ней несколько часов подряд, даже, если она не пошелохнется. Я знаю, что она по-прежнему лежит здесь, в этой кровати, я направляюсь к ней, к ее неподвижному телу. Я рад, что теперь стоит тишина, мне был ненавистен этот жуткий скрежет аппарата для вентиляции легких. Мне нравится наблюдать, как она дышит самостоятельно, как поднимается ее грудь. Это означает, что она жива. Я дотрагиваюсь до ее лица.
— Проснись, маленькая рыбка. Пожалуйста, проснись.
Она не открывает глаз, и внутри меня начинают клокотать слезы. Я осторожно отодвигаю одеяло, прикрыв ей верх. Она одета в мягкую свободную хлопчатобумажную ночнушку, я приподнимаю ее наверх — на ней памперс. Осторожно я отдираю липучки — он чистый, и на ее бедрах нет покраснений или сыпи. Хорошо, поскольку медсестры имеют строгие инструкции — проверять памперс, менять его и переворачивать ее каждый час, чтобы у нее не было пролежней.
Я опускаю взгляд на ее лобок — волосы отросли. Они не выбриты и не подстрижены, как она обычно делала. Странно он выглядит совершенно неэротичным. В голове у меня звучит голос, который говорит: «Иногда когда мы делаем что-то интимное, например чистим зубы или бреем, это касается мужчин, они открывают глаза».