— Спасибо, Молли.

Я в чулках телесного цвета скольжу в туфли с широким каблуком (Молли говорит, что шпильки будут застревать в траве и мне придется балансировать, чтобы не упасть) и выпремляюсь перед зеркалом, выглядя, как героиня из домохозяек из Беверли-Хиллз. Платье сочно-розового цвета до колен безупречно сидит на мне. Оно идет вместе с пальто такого же материала, только на дюйм длиннее. Шляпка с полями сочетает в себе нежный оттенок розового, украшенная тремя камелиями из шелка в тех же тонах.

— Пойди и доведи его инфаркта, Далия, — шепчу я своему отражению, и спускаюсь по лестнице в комнату Зейна.

Я открываю дверь, он стоит в темно-сером однобортном костюме. Рубашка бутылочного цвета, галстук темной горчицы. Вау! Он выглядит изысканно да, но слишком закрыт для понимания. Так или иначе ошеломляюще, похож на вымершего саблезубого тигра, который тебе очень нравится, и ты приводишь его в свой мир, где он полностью потеряется. Но он настоящий, и я его люблю. Примитивное, животное желание защитить его, настолько сильное, что я чувствую, словно кулак застрял у меня в горле.

Он замирает, не успев пожать плечами и во все глаза смотрит на меня.

Я стараюсь не смотреть ему в глаза, мы собираемся на праздник, прочищаю горло и поворачиваюсь вокруг.

— Ну, что ты думаешь? — весело и задорно спрашиваю я.

Он теребит лацканы пиджака, направляясь ко мне.

— Думаю, — говорит он, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке, — это жестоко, что единственная женщина может быть столь прекрасной.

Я широко улыбаюсь.

— А я думаю, что тоже очень жестоко, когда одному потрясающему мужчине дано от природы столько очарования.

Он улыбается в ответ.

— Я никогда не слышал, чтобы меня так называли.

— Это потому, что ты не до оцениваешь ценность похвалы.

Его глаза светятся.

— Некому было хвалить.

Я легко кладу руку ему на грудь и поднимаю взгляд к его великолепным глазам.

— Хорошо. Я рада.

Он улыбается.

— У тебя есть деньги на ставки?

Я поднимаю свой розовый клатч.

— Даааа.

Он улыбается.

— Для меня сегодня будет очень трудный день, чтобы удержать свои руки подальше от тебя и не залезть тебе под платье.

Я звонко смеюсь.

Мы выходим на улицу и перед нами стоит новый, удивительно красивый Aston Martin DB11. Ной открывает для меня пассажирскую дверь, и я проскальзываю внутрь, чувствуя себя как кинозвезда. Сиденье мягкое, глубокое и очень комфортное. В этой машине не чувствуется мужского запаха, как в машине Ноя, здесь пахнет чем-то очень, очень дорогим. Практически все поверхности, включая потолок и задняя часть салона отделаны роскошной кожей или какими-то другими экзотическими материалами.

Я провожу пальцами по гладкой поверхности, Зейн опускается на водительское сиденье.

— Это ручной енот, — говорит он.

— Тебе не следовало говорить мне об этом. Я люблю енотов.

— Угу, ну, когда я умру Aston Martin DB11 с удовольствием возьмет мою кожу, и я буду не против, если она будет украшать машину, подобной этой.

— Ты ненормальный русский, — говорю я ему.

Зейн ухмыляется и заводит двигатель. Раздается хриплый, даже невозможно описать с точностью, рев 12 цилиндров. Не стоит перекрикивать этот рев, поскольку Зейн взрывает салон мощной стереосистемой Olufsen, способной противостоять реву двигателя, слышатся звуки скрипки. Проходит полтора часа, и мы в Челтенхеме.

Зейн только подъезжает, а я уже замечаю Ноя и других людей из его службы безопасности, мне кажется одного из них зовут Борис. Мы выходим из машины, и Борис садится за руль, отправляясь на парковку.

Я удивленно оглядываюсь по сторонам. Окружающие люди очень красиво одеты, это довольно необычно для Великобритании, здесь явно присутствует праздничная атмосфера, многие мило разговаривают между собой и смеются.

Мы втроем пробираемся к одной из частных лож. Друзья и знакомые Зейна уже здесь. Улыбчивый персонал подает розовое шампанское и канапе. Впервые я вижу, как Зейн общается с другими людьми, и если честно то, пребываю в шоке. Он фактически ничего не говорит, обходится однозначными ответами, больше позволяя говорить другим, вежливо слушает, склонив голову и периодически кивает. Вокруг него почти невидимое поле силы, которое отбивает всякое желание познакомиться с ним или подойти поближе.

Примерно через пятнадцать минут, появляются Шейн и Сноу, я радостно улыбаюсь им. Они очень красивая пара, никогда не может не обратить на них внимание, чтобы не оглянуться. Они подходят к нам.

— Привет, Далия, — говорит Шейн.

Сноу целует меня в щеку.

— Ты выглядишь просто прекрасно, — говорит она с милой улыбкой.

— Также, как и ты, — искренне глядя на нее, отвечаю я. На ней с длинными рукавами бледно-голубое платье с маленькими вышитыми птичками.

Пока мы обсуждаем планы по поводу совместного ужина, входит Ленни, и Сноу бледнеет. Шейн обнимает ее за талию, и она смотрит на него. Он улыбается, глядя на нее сверху вниз, и смотрит на нее такими глазами, я хотела бы, чтобы так на меня смотрел Зейн. Его взгляд светится любовью, защитой, уверенностью, и даже вожделением. Его взгляд говорит, я рядом с тобой всегда.

Я перевожу взгляд на Зейна, который наблюдает за Ленни, о чем-то разговаривающим с другими людьми.

— Не беспокойся. Я не оставлю тебя, и он никогда не посмеет приблизиться к тебе, — говорит Шейн своей жене.

— Все хорошо. Я готова, я же знала, что он будет здесь, — усмехаясь отвечает она.

— Мы собираемся спустится вниз к загону. Хотите присоединиться к нам? — приглашает их Зейн.

— Хочешь посмотреть на лошадей? — спрашивает Шейн Сноу.

— Нет, не хочу. Я хочу, чтобы он понял, что я его не боюсь, — отвечает она.

— Хорошо, милая.

— Увидимся позже, — произносит Зейн, уводя меня прочь. Я смотрю на Зейна.

— Что происходит?

— Сноу раньше была с Ленни.

— Что? — Даже сама мысль, что такая красивая женщина, как Сноу могла быть рядом с таким мерзопакостным и скользким, как Ленни, для меня немыслима.

— Это долгая история.

— Мне не нравится Ленни.

Он хмурится.

— Я говорил тебе держаться подальше от моих дел.

— Я не вмешиваюсь, просто констатирую факт.

— Держись подальше от него, насколько сможешь, Далия, — говорит он тихо.

— Не беспокойся, я не намерена вступать с ним в контакт.

Мы внизу, именно там, куда люди приходят посмотреть, как ведет себя лошадь перед началом скачек.

Я никогда не была на ипподроме, и Зейн рассказывает мне обо всем, говоря, что лошади такие же, как и люди. У них также имеются хорошие и неудачные дни, и именно в загоне можно увидеть, нервничают ли они, при этом много потея (тогда выделяются большие темные пятна на корпусе), лошадь может даже заболеть, если пятна пота появятся в районе почек. Он учит меня в чем разница между спокойным конем, рвущемся в скачку, и нервным, кусающимся, поднимающимся на дыбы и гарцующим по кругу. «Лошадь, — говорит он, — перед гонкой обладает храбростью, но много своей энергии расходует перед гонкой, и этого следует избегать».

— Ты часто бываешь на скачках? — интересуюсь я.

— Да. Хотя не так часто устраиваются скачки, чтобы убить целый день и вечер, наблюдая за пиком их возможностей.

— Эта лошадь придет первой, если ее выбрать? — спрашиваю я, указывая на красивого черного жеребца с белой звездочкой на лбу.

— Я бы не советовал, — отвечает он.

— Нет? Ты можешь мне порекомендовать другую? — с любопытством интересуюсь я. Стелла попросила меня поставить и за нее тоже.

— Последним выступает Арабский скакун, — отвечает он, указывая на лоснящийся корпус, цвета шоколада, коня, гордо вскидывавшего голову.

— И сколько мне следует на него поставить? — спрашиваю я.

— Все, что у тебя есть, — серьезно отвечает он.