Весь пунктъ былъ средактированъ довольно темно, а поясненіе, относящееся до Эстоніи, какъ бы подчеркивало, что автоматическаго признанія независимости окраинныхъ государствъ въ деклараціи с.-з. правительства не содержится. Такъ оно и было на самомъ дѣлѣ. Выдвигая либеральный принципъ широкой политической терпимости, с.-з. правительство сознательно избѣгало принимать на себя универсальное признаніе всѣхъ окраинныхъ новообразованій, не соприкасавшихся тѣсно съ его интересами и дѣятельностью. Въ такой позиціи не было ни капли торгашества, но сѣв.-зап. правительство старалось возможно меньше обострять свои отношенія съ другими бѣлыми правительствами, и безъ того отнесшимися враждебно къ признанію нами эстонской независимости. Внѣ спора какъ будто стояла одна Финляндія, независимость которой, въ концѣ концовъ, соглашались признать и Колчакъ и Деникинъ. Учитывая все это вмѣстѣ взятое, сѣв.-зап. правительство рѣшительно и опредѣленно признало независимость Эстоніи, такъ какъ при отсутствіи этого шага никакая организація здѣсь правительства и дальнѣйшая практическая работа вообще не представлялась возможной, признало оно также впослѣдствіи независимость Финляндіи, потому что она вообще была наканунѣ всеобщаго ея признанія и могла оказать намъ цѣнную поддержку въ движеніи на Петроградъ.

Поступая такъ, мы ни на минуту не предавали общероссійскихъ интересовъ. Окраины экономически всегда будутъ тяготѣть къ Россіи, а политически онѣ сами вернутся къ ней, какъ только въ Россіи утвердится прочный демократическій режимъ, негрозящій инородцамъ насильственной русификаціей, какъ это наблюдалось при старомъ режимѣ. Я самъ неоднократно слышалъ подобныя заявленія изъ устъ эстонскихъ государственныхъ дѣятелей, читалъ ихъ въ прессѣ, слышалъ, что въ томъ же смыслѣ всегда высказывались латыши. Эта мирная, не людоѣдская политика по отношенію къ окраиннымъ народамъ являлась на нашъ взглядъ лучшимъ средствомъ возсоздать прежнюю великую Россію. Ставъ на точку зрѣнія широкой терпимости, мы держались впослѣдствіи разъ принятаго курса, несмотря ни на какія вѣянія преходящей минуты и даже безтактности, которыми была такъ богата эстонская повседневная практика, о чемъ я уже не разъ говорилъ выше.

Тяжела была задача нашего министра иностранныхъ дѣлъ С. Г. Ліанозова. Противорѣчіе между дѣйствительностью и программой такъ ярко било въ глаза, что эстонцы крайне плохо вѣрили С. Г., что мелочи не должны итти въ счетъ, и что армія не питаетъ къ Эстоніи никакихъ враждебныхъ чувствъ. Иногда выпадали случаи, когда положеніе Ліанозова становилось просто невозможнымъ. Изъ безчисленной серіи безтактностей, легкомысленно усложнявшихъ наше положеніе, приведу на выдержку два случая, относящихся къ началу и серединѣ періода существованія правительства.

Въ сентябрѣ мѣсяцѣ Ліанозовъ, Маргуліесъ и я должны были поѣхать по дѣламъ въ Нарву. Когда мы пріѣхали на ревельскій вокзалъ, то оказалось, что вагонъ, въ которомъ надлежало намъ ѣхать, еще не прицѣпленъ. Сопровождавшій премьеръ-министра офицеръ для порученій сильно возмутился такой невнимательностью эстонской администраціи и попросилъ насъ обождать въ буфетѣ перваго класса, пока онъ уладитъ это дѣло. Я заказалъ себѣ чаю и подсѣлъ къ одному изъ столиковъ, за которымъ пили пиво и закусывали нѣсколько эстонскихъ офицеровъ. Спустя нѣкоторое время появляется нашъ адъютантъ и громогласно докладываетъ:

«Вагонъ сейчасъ будетъ готовъ. Эти чухны отчаянно копаются»..

У эстонцевъ физіономіи мгновенно вытянулись, поблѣднѣли, а у одного офицера стономъ вырвалось.

«Какое безобразіе!»…

Нашъ офицеръ былъ добрый, славный малый, но что подѣлаешь, когда естество претъ изъ всѣхъ щелей и въ минуты досады вырывается привитое старымъ воспитаніемъ — «чухны». С. Г. Ліанозовъ вполголоса сдѣлалъ замѣчаніе нашему офицеру, но произведеннаго впечатлѣнія уже не вытравишь. Эстонцы вскорѣ встали изъ за моего столика и, что-то раздраженно говоря по-эстонски, вышли изъ залы.

Въ другой разъ «увлекся» самъ ген. Юденичъ. Послѣ взятія Гатчины онъ поѣхалъ осмотрѣть состояніе этого города. Главнокомандующій и его свита сидѣли въ салонъ — вагонѣ. На одной изъ промежуточныхъ между Ямбургомъ и Гатчиной станцій въ вагонъ зашелъ корреспондентъ эстонскихъ газетъ и вѣжливо попросилъ ген. Юденича дозволить ему проѣхать нѣкоторое разстояніе въ салонѣ генерала. Юденичъ разрѣшилъ это корреспонденту, и, перейдя къ прерванному съ собесѣдниками разговору, видимо, совсѣмъ забылъ о пріютившемся гдѣ-то въ уголкѣ корреспондентѣ. Въ то время наша армія дѣлала непрерывные военные успѣхи, генералъ былъ въ благодушно-розоватомъ настроеніи и, обращаясь къ своимъ собесѣдникамъ, между прочимъ, пообѣщалъ имъ:

«Вотъ сначала возьмемъ Петроградъ, а потомъ повернемъ штыки на Ревель»…

Вернувшись домой, корреспондентъ помѣстилъ весь разговоръ въ эстонскихъ газетахъ, а можетъ еще и лично освѣдомилъ о немъ свое правительство. При первомъ же визитѣ въ эстонское министерство иностранныхъ дѣлъ С. Г. Ліанозовъ опредѣленно почувствовалъ, что эстонцы плохо вѣрятъ его миролюбивымъ завѣреніямъ. Слушая С. Г., эстонскій министръ какъ-то странно и загадочно улыбался. С. Г. Ліанозовъ въ то время ничего еще не зналъ о разговорѣ въ вагонѣ ген. Юденича и, такимъ образомъ, не понималъ, въ какое глупое положеніе ставилъ его разговоръ другого члена нашего правительства.

А сколько было то и походя обраниваемыхъ ругательствъ, въ родѣ «картофельной республики», «картошки» — не оберешься!

Функціи карающей Немезиды отправлялъ обыкновенно министръ внутреннихъ дѣлъ г. Геллатъ, и исполнялъ онъ эту задачу временами очень больно для русскихъ боковъ. Донимали больше, конечно, не прямо, а косвенно.

Въ отвѣтъ на признаніе независимости эстонское правительство прислало слѣдующую ноту:

Привожу и упоминаемое письмо къ ген. Маршу, послѣдовавшее въ отвѣтъ на скрытую угрозу Марша перемѣнить милость на гнѣвъ, если эстонское правительство не дастъ своему главнокомандующему ген. Лайдонеру немедленной инструкціи «начать обсужденіе подробностей совмѣстныхъ дѣйствій съ генераломъ Юденичемъ».