«Съ образованіемъ С.-3. Правительства, — говорилъ мнѣ позже начальникъ 2-й стр. дивизіи ген. Ярославцевъ, строевые чины надѣялись, что оно прекратитъ всѣ безобразія, творящіяся въ тылу; тогда бы и фронтъ имѣлъ возможность подтянуться. Къ правительству относились съ довѣріемъ и хорошимъ чувствомъ, — въ массѣ, разумѣется. Юденичъ и его штабъ, тылъ и Глазенапъ, конечно, отрицательно.» Такимъ образомъ, становится вполнѣ понятнымъ, что запрещеніе членамъ правительства со стороны ген. Родзянко «вступать въ какіе бы то ни было переговоры и соглашенія съ отдѣльными начальниками» диктовалось явно опасеніемъ, что рядовое офицерство можетъ оказаться на сторонѣ правительства, а не на сторонѣ заскорузлаго политически генералитета.

Съ «запрещеніемъ» ген. Родзянко министры, конечно, не считались (да онъ и самъ отъ него публично отрекся) и неоднократно посѣщали занятую нашими войсками мѣстность, но съ арміей такъ и не имѣли случая объясниться: гг. заправилы опредѣленно глядѣли волкомъ. Е. И. Кедринъ, напримѣръ, посѣтившій Гдовъ въ половинѣ сентября и пожелавшій побесѣдовать съ начальникомъ I корпуса ген. Арсеньевымъ, не могъ осуществить своего скромнаго и законнаго желанія: въ условленный по телефону часъ генерала не оказалось дома, на оставленную визитную карточку тоже ни гу-гу. Ищи его, гдѣ хочешь!..

Въ то время какъ мы мучительно искали выхода, какъ внушить начальству необходимость болѣе тѣснаго контакта съ эстонскимъ офицерствомъ, необходимость политической терпимости къ «чухнамъ» и элементарнаго пониманія общей обстановки гражданской войны, окружающая насъ жизнь выводила узоры одинъ другого непріятнѣе. Иногда въ голову приходила мысль, что эстонская демократія только и занималась тѣмъ, чтобы дискредитировать наше правительство ежечасно, ежеминутно и тѣмъ еще больше укрѣплять анти-эстонское настроеніе нашихъ генераловъ. Въ такихъ условіяхъ часто вовсе некогда было думать о планѣ, о послѣдовательности въ работѣ, то и дѣло приходилось бросать все и спѣшно замазывать образовавшуюся щель или ликвидировать послѣдствія нежданной аваріи. Такъ хрупко было русско-эстонское сожительство!

Какъ ни горько въ этомъ признаться, но впервые съ образованіемъ правительства, эстонское министерство внутр. дѣлъ начало опредѣленную кампанію выселенія русскихъ изъ Ревеля. Въ тотъ моментъ въ Ревелѣ насчитывалось до 150 тысячъ жителей, а иностранцевъ, по признанію эстонской газеты трудовиковъ «Waba Маа», насчитывалось всего 7 тысячъ человѣкъ (около 5 % къ общему населенію Ревеля). И вотъ 4000 изъ нихъ, «поселившіеся въ предѣлахъ Республики послѣ 1 мая 1915 г.», т. е. исключительно русскіе, подлежали высылкѣ изъ Ревеля, иногда чуть ли не въ суточный срокъ. Выселенія сильно нервировали русское населеніе и вызывали очень недоброжелательные толки о сѣв.-зап. правительствѣ. Средній обыватель никакъ не могъ понять эстонской логики: прежде не признавали эстонской независимости, а выселеній не было, но какъ только русскіе поступили наоборотъ и, удовлетворяя желаніямъ эстонской демократіи, признали эту независимость — русскихъ стали усиленно выживать изъ Ревеля, да и изъ Эстоніи вообще. «Гельсингфорсцы» по этому поводу ядовито заключили въ помянутой брошюрѣ, что спѣшить съ признаніемъ Эстоніи совсѣмъ не слѣдовало.

Сплошь и рядомъ выселенію изъ квартиры или совсѣмъ изъ Ревеля подлежалъ служилый, нужный правительству элементъ или близкій членъ семьи такого работника. Наше правительство, въ лицѣ того или иного министра, горячо вступалось за пострадавшаго, и тѣмъ не менѣе попытки отстоять отъ выселенія или высылки не всегда приводили къ благопріятному результату. Помню нѣсколько особенно досадныхъ случаевъ.

Въ самое горячее время разгрузки перваго прибывшаго съ военнымъ снаряженіемъ для арміи долгожданнаго англійскаго корабля, эстонская полиція начинаетъ упорно выселять изъ Ревеля жену и падчерицу начальника снабженія арміи; вмѣсто того, чтобы слѣдить за спѣшной разгрузкой и отправкой на фронтъ снаряженія, начальникъ снабженія занимается хлопотами въ эстонскихъ канцеляріяхъ, а на своей прямой службѣ ходитъ, какъ потерянный, и ничего не видитъ изъ того, что творится у него подъ носомъ. Выгнали съ квартиры личнаго секретаря М. С. Маргуліеса, потомъ начальника финансоваго отдѣла въ министерствѣ С. Г. Ліанозова. На обращенныя со стороны М. С. къ эстонскому мин. внутр. дѣлъ Геллату просьбы объ отмѣнѣ этихъ высылокъ и выселеній послѣдовалъ рѣшительный отказъ. Но распоряженіе о выселеніи жены и падчерицы начальника снабженія немедленно отмѣняется тѣмъ же г. Геллатомъ, какъ только объ этомъ проситъ начальникъ англійской военной миссіи полк. Херопатъ.

Еще труднѣе удавалось получить пропускъ нужныхъ лицъ въ Эстонію изъ заграницы. Сношенія въ такихъ случаяхъ происходили съ министромъ иностр. дѣлъ. Тотъ въ большинствѣ случаевъ самъ по себѣ не возражалъ противъ нашихъ просьбъ, но мин. вн. дѣлъ Геллатъ, съ которымъ долженъ былъ сообразоваться мин. иностр. дѣлъ, обычно упирался и не хотѣлъ пропустить необходимыхъ намъ людей, сидящихъ нерѣдко только на другомъ берегу Финскаго залива, въ Гельсингфорсѣ.

Наряду съ затрудненіями, чинимыми эстонцами по поводу въѣзда, они начали стѣснять нашихъ должностныхъ лицъ въ ихъ необходимыхъ и частыхъ передвиженіяхъ между Нарвой и Ревелемъ, гдѣ была база снабженія арміи. Наши чины ѣздили, конечно, не даромъ, а за установленную для всѣхъ плату, но они обязывались имѣть разрѣшеніе на проѣздъ, полученіе котораго иногда отнимало до 2–3 дней. Срочныхъ курьеровъ поэтому вовсе нельзя было посылать.

Высылки, выселенія и прочія затрудненія, одно время сыпавшіяся, какъ изъ рога изобилія, изматываютъ нервы окончательно. Лѣвая нашего кабинета снова пускается въ паломничество. Послѣ переговоровъ съ предсѣдателемъ Учредительнаго Собранія с.-д. Реемъ, 12 сентября устраивается въ помѣщеніи Учр. Собранія собесѣдованіе съ с.-д. фракціей парламента. Съ нашей стороны были Ф. Г. Эйшинскій, П. А. Богдановъ и я, со стороны эстонцевъ — предсѣдатель Учр. Собранія Рей, члены фракціи Астъ, Ойнасъ, Олескъ, мин. вн. дѣлъ Геллатъ и рядъ другихъ депутатовъ с.-д., фамиліи которыхъ у меня не сохранились въ памяти.

Бесѣда затянулась до глубокой ночи, но пропасти между «нами» и «ими» все же заполнить не удалось. Мы подробно ознакомили ихъ съ задачами нашего правительства, съ нѣкоторыми сторонами практической дѣятельности, какъ то: сношенія съ заграницей, отношенія къ Колчаку, внутреннія взаимоотношенія, планы демократизаціи арміи, исканіе контакта въ работѣ съ эстонскимъ правительствомъ. Слушали внимательно, иногда ставили вопросы, просили разъясненій. Въ концѣ концовъ мы перешли къ тѣмъ практическимъ злоключеніямъ, ради которыхъ было затѣяно объясненіе съ с.-д. фракціей и которыя главнымъ образомъ сыпались со стороны вѣдомства, возглавляемаго членомъ фракціи г. Геллатомъ. Цѣнно было объясниться лицомъ къ лицу, въ обстановкѣ менѣе оффиціальной, почти товарищеской. Увы, оказалось, что г. Геллатъ во время одного изъ докладовъ какъ-то незамѣтно испарился изъ фракціонной комнаты, и всѣ практическія нужды, въ кругу людей непосвященныхъ въ ежедневную практику мин. внутр. дѣлъ, по необходимости пришлось свести къ одной общей жалобѣ на то, что эстонская демократія опредѣленно мѣшаетъ нашей работѣ вмѣсто того, чтобы содѣйствавать ей. На это мы услышали изъ устъ одного участника совѣщанія г. Ойнаса довольно оригинальное утѣшеніе:

«Поддержать мы васъ по-прежнему не можемъ, но вы можете воспользоваться нашей критикой, какъ орудіемъ воздѣйствія въ вашей средѣ на генералитетъ».

Невольно вспомнился эпизодъ изъ Крыловской басни «пустынникъ и медвѣдь — эстонская «критика» сплошь и рядомъ была весьма сокрушительнаго свойства. Образчикъ ея г. Геллатъ сейчасъ же показалъ своимъ товарищамъ.

Нашъ разговоръ съ соц.-демократами происходилъ 12 сентября, а 17 сентября въ эстонскихъ газетахъ было пропечатано новое для насъ позорище.