Въ довершеніе всего правительство сидитъ безъ денегъ, по номерамъ въ гостиницахъ и лишено даже помѣщеній для своихъ канцелярій, такъ какъ эстонская квартирная комиссія сознательно ставитъ намъ препятствія при подысканіи въ Ревелѣ соотвѣтствующихъ помѣщеній.

Вотъ та обстановка, та нравственная атмосфера, въ которой пришлось намъ начинать свою работу. Немудрено, что она пошла нервно, съ перебоями, съ частыми скачками отъ принципіальнаго къ мелкому и подъ-часъ досадному частному.

Въ первую голову было необходимо упорядочить отношенія съ эстонцами, обезпечить ихъ благожелательность, поддержку, поочистить нашъ тылъ, достать денегъ и экипировать армію.

По словамъ единственнаго русскаго депутата въ эстонскомъ учредительномъ собраніи, прис. пов. Сорокина, сказаннымъ имъ въ бесѣдѣ съ М. С. Маргуліесомъ, «отношеніе къ русскому правительству въ эстонской средѣ очень скептическое — ничѣмъ себя не проявляетъ[105]; армія не особенно склонна бороться съ русскими рядомъ — этому виною отвратительные русскіе порядки на фронтѣ, ужасное офицерство и русская матеріальная безпомощность».

Для болѣе тѣснаго контакта съ эстонскимъ правительствомъ С. Г. Ліанозовъ и М. С. Маргуліесъ устроили 28 августа частное совѣщаніе съ премьеромъ Штрандманомъ, министромъ ин. дѣлъ Поскою и главнокомандующимъ эстонской арміи ген. Лайдонеромъ. Передаю эту бесѣду по дневнику М. С. Маргуліеса.

«Въ 12 час. я съ Ліанозовымъ на совѣщаніи съ Поскою, Штрандманомъ и Лайдонеромъ. Тема — сближеніе нашего правительства съ эстонскимъ. Ген. Лайдонеръ говоритъ долго, подробно о томъ, что эстонское войско сдѣлало все возможное, но его настроеніе за послѣднее время упало подъ вліяніемъ настроенія въ русской арміи. Псковъ не долженъ былъ пасть, если палъ, то виновато отсутствіе въ русской арміи стройности и подготовки. Южный фронтъ былъ запущенъ, ссоры постоянныя между Арсеньевымъ и Балаховичемъ; попытка устранить Балаховича въ самый послѣдній моментъ, несомнѣнно, ускорила развязку… Если мы хотимъ получить довѣріе эстонской арміи, нужно искоренить черносотенство въ русскомъ штабѣ, гдѣ и на наше (сѣв.-зап.) правительство плюютъ, не стѣсняясь это открыто заявлять эстонцамъ. Штрандманъ говоритъ, что имъ — умѣреннымъ членамъ правительства — очень трудно бороться съ лѣвыми коллегами; соціалисты намъ не вѣрятъ. Крайне необходимо, чтобы ваши соціалисты вошли въ тѣсный контактъ съ лидерами эстонскихъ соціалистическихъ партій. Вопросъ о дальнѣйшемъ пребываніи русскаго правительства въ Ревелѣ тоже вызываетъ большую тревогу въ населеніи. «Мы васъ совершенно не боимся, но есть люди, видящіе во всемъ призракъ возврата къ старымъ русскимъ вліяніямъ».

Я (М. С. Маргуліесъ) указываю, что для обезпеченія самостоятельности Эстоніи необходимы услуги возрождающейся Россіи, а не формальное признаніе и менѣе всего союзническія признанія. Участь наша, какъ и участь самой Эстіи, тѣсно связаны: укрѣпляя нашъ авторитетъ, эстонцы укрѣпляютъ и будущее свое, ибо признаніе неавторитетнаго правительства не побудитъ ни союзниковъ признать Эстонію, ни будущее русское правительство сдѣлать то же самое. Рекомендую тѣсное содружество, предлагая вмѣстѣ дѣлать займы, дѣлиться товаромъ и даже снаряженіемъ, ибо нашъ кредитъ больше ихъ. Лайдонеръ поддерживаетъ, говоря, что ихъ снаряженіе поизносилось, что пушки расхлебались, патроны разстрѣляны.

Разошлись, рѣшивъ собираться почаще для взаимнаго сближенія[106].

Для поясненія этой бесѣды необходимо нѣсколько отвлечься въ сторону и бросить хотя бы бѣглый взглядъ на тогдашнее внутреннее политическое положеніе эстонской республики.

Какъ всюду, здѣсь боролось нѣсколько теченій и къ концу августа, началу сентября 1919 г. они взаимно переплетались между собой такимъ образомъ.

Въ Учредительномъ Собраніи господствовали соціалъ-демократы и обычно поддерживающіе ихъ трудовики. Послѣ того, какъ большевики опредѣленно намекнули имъ, что они немедленно признаютъ эстонскую независимость и готовы заключить съ Эстоніей прочный мирный договоръ, среди соціалистическихъ депутатовъ стала распространяться мысль о желательности соглашенія съ совѣтской Россіей и прекращеніи дальнѣйшей вооруженной борьбы. Съ этой точки зрѣнія наше правительство и армія, базирующіяся на Эстонію, являлись въ глазахъ парламентскаго большинства, какъ бѣльмо на глазу, въ особенности послѣ того, какъ они увидѣли, что реакціонный odeur нашего командованія не измѣнился и по образованіи правительства и что слѣдовательно на прочность сѣв.-зап. правительства, его политической программы полагаться особенно не приходится.

Но такъ какъ интеллигентныя и образованныя силы преобладали въ средѣ буржуазной части парламента и лишь отчасти имѣлись у трудовиковъ, то большинству учредительнаго собранія волей-неволей превалирующую роль въ управленіи страной пришлось предоставить, главнымъ образомъ, буржуазнымъ элементамъ. Благодаря этому получилась нелѣпица, по которой большинство состава правительства то и дѣло висѣло въ воздухѣ, не будучи въ состояніи сплошь и рядомъ провести своей опредѣленной линіи до конца. Въ русскомъ вопросѣ буржуазная часть парламента и правительства была скорѣе на нашей сторонѣ. Она совсѣмъ не довѣряла большевистскимъ заигрываніямъ, въ миръ съ Совдепіей не вѣрила и искренно желала крушенія большевиковъ въ Россіи; но она опасалась въ то же время черныхъ замысловъ со стороны окружающихъ наше правительство командныхъ верховъ, смущала ее также собственная армія.

Настроеніе эстонскихъ солдатъ въ теченіи августа изъ боевого, активнаго стало мѣняться на неустойчивое, раздражительное, склонное къ бунтарству, вслѣдствіи чего какъ будто въ самомъ дѣлѣ слѣдовало подумать о прекращеніи, а не о продолженіи войны — чтобы самимъ не взлетѣть на воздухъ. Въ итогѣ эти представители буржуазіи метались туда и сюда, по пословицѣ: «и хочется и колется»…

Въ эстонской арміи тоже не было единства. Ген. Лайдонеръ и большинство офицерства (преимущественно бывшаго русскаго кадроваго) на большевиковъ и ихъ предложенія смотрѣли такъ же, какъ и буржуазные министры. Они стояли за поддержку нашей арміи въ походѣ на Петроградъ и связывали цѣлость Эстоніи съ судьбой и усиліями русской демократіи. Отсюда ихъ желаніе и помочь намъ и одновременно — совѣты возможно скорѣе демократизировать нашу армію, чтобы породнить ее съ эстонской и обезопасить Эстонію отъ будущихъ русскихъ реакціонныхъ покушеній на нее.

Въ смыслѣ либеральномъ группу ген. Лайдонера отчасти еще подстегивало молодое офицерство (бывшіе студенты, учителя и проч.), пришлые въ кадровой средѣ и гнувшіе, какъ интеллигенты-разночинцы, больше къ соціалистическому лагерю. Эта часть офицерства, находившаяся подъ вліяніемъ единственнаго въ кабинетѣ виднаго соціалистическаго министра Геллата, рѣзко враждебно относилась къ представителямъ русскаго командованія и скорѣе (но не совсѣмъ!) стояла за прекращеніе войны и соглашеніе съ большевиками.

Солдатская масса — та давно жаждала мира, хотѣла домой и, конечно, больше и охотнѣе прислушивалась къ тѣмъ людямъ, къ тѣмъ теченіямъ, которые сулили окончаніе военныхъ походовъ. Болѣе культурные, чѣмъ наши (всѣ грамотные) эстонскіе парни всегда читали свои и преимущественно соціалистическія газеты, такъ что взглядъ ихъ на общія перспективы и отношеніе къ русской арміи и въ особенности къ «золотопогонникамъ» былъ достаточно обработанъ лѣвой прессой. Признаніе эстонской независимости — лозунгъ ранѣе довольно популярный среди болѣе интеллигентныхъ солдатъ — тоже пересталъ ихъ привлекать, послѣ того какъ собственные и зарубежные большевики ихъ тайно и явно увѣрили, что они скорѣе получатъ это признаніе отъ Совѣтской Россіи, чѣмъ отъ русскихъ «бѣлогвардейцевъ», сидящихъ по разнымъ Парижамъ и Лондонамъ. «Золотопогонники», дѣйствующіе въ предѣлахъ Эстоніи, тоже не спѣшили ихъ разувѣрить въ этомъ.

И еще была сторона у многоликаго эстонскаго Януса. По отношенію къ Антантѣ. Перечить ей не смѣли, ни правые ни лѣвые, ибо зависѣли отъ нея кругомъ, а потому «наружно» поддакивали, фактически старались выцыганить что только можно, сами же дѣйствовали, «яко рабъ лѣнивый и лукавый» — два шага впередъ, да пять назадъ, обычно всячески затягивая отвѣты и избѣгая всякой опредѣленности, по скольку рѣчь шла объ обязательствахъ со стороны Эстоніи.