18) «я смотрю такъ: англичане даютъ деньги — бери, нѣмцы даютъ — бери, а больше думай, какъ бы къ черту и тѣхъ и другихъ послать, и своими деньгами обойтись»;
19) «обожаю лошадей, когда хорошую найду, пристраиваю ее гдѣ-нибудь въ тылу, чтобы сохранить для коннозаводства — больно много перерѣзали ихъ»;
20) «пріѣзжайте во Псковъ, господа министры, только за день предупредите, чтобы могъ васъ какъ слѣдуетъ встрѣтить»…
«Съ военной точки зрѣнія онъ преступникъ, но все же молодецъ, полезенъ въ теперешней обстановкѣ» — говорилъ въ тѣ дни о Балаховичѣ генералъ Юденичъ.
Иначе думали генералъ Родзянко и нарвское офицерство. Вокругъ именъ ген. Балаховича и Арсеньева немедленно же завязалась острая борьба. Масло въ этотъ огонь подлили англичане. Совершенно безвредный для Балаховича, сидѣвшій во Псковѣ ген. Арсеньевъ, показался вреднымъ для англичанъ: его считали завзятымъ германофиломъ и на этомъ основаніи (подсунутомъ безспорно эстонцами же) генералъ Гофъ пытался вовсе удалить генерала Арсеньева съ фронта. Не знаю, былъ ли на самомъ дѣлѣ ген. Арсеньевъ[91] убѣжденнымъ германофиломъ, но что онъ былъ реакціонеромъ чистой воды — въ этомъ не было никакого сомнѣнія. А такъ какъ наши реакціонеры оріентировались обычно на прусскую реакцію, то эстонскій діагнозъ имѣлъ много шансовъ на истину. Такъ или иначе, но генералъ Юденичъ вначалѣ былъ склоненъ послушать англичанъ и, не особенно тѣсня «батьку», окончательно вытѣснить ген. Арсеньева. Въ то время правительство едва народилось, при чемъ часть насъ была во Псковѣ, часть въ Ревелѣ, а ген. Юденичъ въ Нарвѣ. То, что произошло дальше, вскорѣ вызвало много толковъ и до чрезвычайности было раздуто г. Ивановымъ, но правительство ко всему инциденту не имѣло вовсе никакого отношенія, а ген. Юденичъ въ свое оправданіе указывалъ, что считалъ свои мѣропріятія невыходящими изъ предѣловъ его компетенціи, какъ главнокомандующаго арміи. Оговорюсь: для насъ — псковичей и вѣшатель Балаховичъ и реакціонеръ Арсеньевъ оба были непріемлемы, но спроси насъ во-время генералъ Юденичъ, мы, во всякомъ случаѣ, врядъ ли порекомендовали бы ему «убрать» Балаховича именно въ тотъ критическій для псковскаго фронта моментъ. Предполагая сначала оставить Балаховича и удалить ген. Арсеньева, ген. Юденичъ въ короткое время повернулъ свою позицію въ обратную сторону и удалилъ того, кого хотѣлъ оставить, и оставилъ того, кого хотѣлъ удалить. Случай весьма характерный для безхарактернаго ген. Юденича!
Какъ только ген. Юденичъ поднялъ въ Нарвѣ вопросъ объ удаленіи съ фронта ген. Арсеньева, за послѣдняго естественно вступились родственные ему по духу ген. Родзянко и его штабъ.
«Черезъ два дня послѣ моего возвращенія изъ Ревеля, — пишетъ ген. Родзянко въ своей книгѣ[92], я получилъ телеграмму отъ ген. Юденича о томъ, что ген. Арсеньевъ отъ командованія корпусомъ отрѣшенъ и вмѣсто него назначается ген. Булакъ-Балаховичъ. Это произвело весьма непріятное впечатлѣніе, какъ на меня, такъ и на тѣхъ старшихъ чиновъ арміи, которымъ я, конечно, его немедленно сообщилъ. Для того, чтобы выяснить создавшееся положеніе, я вызвалъ въ Нарву на совѣщаніе начальниковъ частей. На слѣдующій день во Псковъ пріѣхалъ ген. Арсеньевъ и изъ Ревеля вернулся ген. Юденичъ. Ознакомившись со всѣми послѣдними продѣлками Балаховича и прежде всего съ печатаніемъ имъ фальшивыхъ денегъ, собраніе единогласно рѣшило, что немедленно же нужно покончить съ Балаховичемъ и со всѣми лицами его окружающими, предавъ ихъ суду, такъ какъ они не могутъ болѣе быть терпимы въ рядахъ арміи, а также ни въ коемъ случаѣ не соглашаться на назначеніе его командиромъ корпуса и категорически требовать возвращенія ген. Арсеньева. Кромѣ этого частнаго вопроса обсуждался на собраніи вопросъ и объ оборонѣ Пскова и единогласно было рѣшено, что Псковъ ни въ коемъ случаѣ отдавать нельзя. Всѣ присутствующіе просили ген. Юденича прибыть на собраніе.
Генералъ прибылъ и высказанныя собраніемъ пожеланія имъ были одобрены.»
О всѣхъ «продѣлкахъ» Балаховича ген. Родзянко и его присные знали не первый день, знали, какъ все это отзывается на населеніи, но не предпринимали рѣшительныхъ мѣръ до тѣхъ поръ, пока не тронули ген. Арсеньева. Съ этого момента оказались всѣ средства возмездія пригодны, даже не считаясь съ критическимъ состояніемъ псковского фронта.
Для арестовъ былъ отправленъ полк. Пермыкинъ, братъ войскового старшины Пермыкина. По пріѣздѣ во Псковъ, онъ послалъ Балаховичу письмо слѣдующаго содержанія:
23/ѴІІІ — 1919 г. Генералъ-майору Булакъ-Балаховичу.
Я получилъ отъ главнокомандующаго Генерала Юденича категорическое приказаніе арестовать полк. Стоякина и нѣкоторыхъ чиновъ Твоего штаба и разоружить Твою личную сотню, которая могла бы воспрепятствовать арестамъ (будетъ вновь вооружена послѣ ликвидаціи) и возстановить вездѣ, гдѣ находятся во Псковѣ и въ Запсковьѣ свои части, а на время арестовъ взять тебя подъ свою охрану.
Во избѣжаніе какой-либо провокаціи со стороны большевиковъ, которые могутъ использовать волненія во Псковѣ, а исключительнымъ образомъ ненадежность псковского фронта — въ моемъ распоряженіи Уральскій, Семеновскій, Талибскій и Конно-Егерскій полкъ; 2 броне-машины, одна изъ нихъ захвачена мною и вторая — Ливонцевъ, 3 бронепоѣзда и 2 батареи капитановъ Тенне и Гершельмана. Предупреждаю, что я, какъ офицеръ, не могу не исполнить приказа своего Главнокомандующаго и долженъ буду исполнить его въ точности, не считаясь ни съ какими условіями. Болѣе тяжелаго положенія въ жизни я не переживалъ. Ты меня, предполагаю, знаешь и мнѣ повѣришь. Знай, что твоя жизнь и свобода въ полной безопасности и Ты ей воленъ распоряжаться, какъ угодно и въ будущемъ, въ этомъ порука мое слово, которое для меня дороже жизни. Я прошу тебя объ одномъ, какъ батьку, любящаго солдата, что Ты примешь всѣ отъ Тебя зависящія мѣры, чтобы наши младшіе братья меньше пролили нужной для нашей Родины крови. Я тебѣ вѣрю, что Ты иначе не, поступишь; я со своей стороны приму такія же мѣры, мнѣ не менѣе Тебя дорогъ нашъ солдатъ, но я не въ силахъ не исполнить приказанія Главнокомандующаго. Если Ты съ этимъ не согласенъ и предъявишь мнѣ обвиненіе, какъ человѣку, оскорбившему Твою честь, то я готовъ, когда угодно, стать къ барьеру по 1-му Твоему требованію. Считаю, что во избѣжаніе ненужныхъ кровопролитій, одно изъ условій — немедленно вызвать меня къ Тебѣ для личныхъ съ Тобою переговоровъ, если Ты поручишься своимъ словомъ, что мои солдаты изъ за меня не начнутъ рѣзни въ городѣ, и я немедленно къ Тебѣ пріѣду безъ всякаго конвоя. Предупреждаю Тебя, что по полученіи отъ Главнокомандующаго приказанія, я выставилъ въ городѣ и кругомъ города наблюденіе за фронтомъ части ввѣренныхъ мнѣ полковъ, батарей и броне-машинъ.
Стр. 88. Курсивъ мой.
Къ Твоему свѣдѣнію: сегодня пріѣзжаетъ сюда Главнокомандующій ген. Юденичъ.
Полковникъ Пермыкииъ.[93]
А «на слѣдующій день (24 авг. В. Г.), — пишетъ Родзянко, — вернувшись въ Нарву, я получилъ отъ полк. Пермыкина донесеніе о томъ, что ген. Балаховичъ и еще нѣсколько лицъ арестованы, а полк. Стоякинъ убитъ при попыткѣ къ побѣгу изъ подъ ареста. Дополнительно было сообщено, что ген. Балаховичъ обманулъ прап. графа Шувалова, надзору котораго онъ былъ порученъ, и, нарушивъ офицерское слово, бѣжалъ верхомъ къ эстонцамъ»…
«Сразу же послѣ ареста и бѣгства Балаховича большевики вновь перешли въ наступленіе на псковскомъ фронтѣ, главнымъ образомъ потому, что эстонскія части сами, безъ военнаго приказанія и безъ нажима со стороны противника, отошли и обнажили нашъ правый флангъ… Полк. Пускаръ объявилъ, что держаться онъ больше не можетъ и отходитъ по направленію Изборска… Учтя отходъ эстонцевъ, большевики усилили нажимъ и безъ особаго труда захватили желѣзную дорогу между Изборскомъ и Псковомъ и подошли къ Крестамъ (4 версты отъ Пскова. В. Г.). Такимъ образомъ нашъ правый флангъ былъ совсѣмъ обнаженъ, и удерживать Псковъ при такомъ положеніи стало невозможнымъ. Послѣ короткаго совѣщанія было рѣшено, во избѣжаніе излишнихъ потерь, оставить Псковъ безъ боя и отступить къ сѣверу за р. Желчу» [94]
