Второе испытание было таким: «Когда вы постигли вашу природу, вы становитесь свободны от жизни и смерти. Но если вы держите глаза закрытыми, как можете вы освободиться?»

Третье испытание было таким: «Если вы освободились от жизни и смерти, вы знаете, куда попали. Но если все четыре элемента[81] вашего тела распались, куда вы можете попасть?»

Умэнь заметил: Тот, кто ответит на эти три вопроса, будет повелителем всего мира. А тот, кто не ответит, пусть глотает поскорее, чтобы наесться досыта, и жует помедленнее, чтобы побороть голод.

В одном мгновении прозреваешь вечность всех кальп,

Вечность всех кальп — как одно мгновение.

Если прозреешь бездну одного мгновения,

Постигнешь и того, кто видит ее.

Один монах спросил Ганьфэна:

— Будды всех десяти пределов света идут единым путем нирваны. Где начало этого пути?

Ганьфэн поднял свой посох, прочертил им в воздухе знак «один» и сказал:

— Вот оно.

Монах пошел к Юньмэню и задал ему тот же вопрос. Юньмэнь поднял над головой свой веер и сказал:

— Этот веер достигает тридцать третьего неба[82] и бьет по носу бога Диши. Он подобен карпу в Восточном море, который бьет хвостом по радуге, раскинувшейся в поднебесье.

Умэнь заметил: Один учитель опускается на дно моря и там вытирает грязь и подметает пыль. Другой учитель восходит на вершину горы и там поднимает волны до самого неба. Один хватает, другой отбрасывает, но оба поддерживают истинное учение одной рукой. Они подобны наездникам, которые стараются выбросить друг друга из седла. Но найти в мире достойного соперника для них нелегко. Если взглянуть на этих старцев оком истины, можно понять, что они так и не знали, где начало пути.

Прежде чем сделать первый шаг, ты уже у цели.

Прежде чем открыть рот, ты уже все сказал.

Прозрение приходит прежде, чем успеешь понять.

Так ты узнаешь, что всему есть исток.

Почтенный наставник Чань Умэнь составил сорок восемь рассказов и высказал свои суждения об образцовых примерах древних мудрецов. Он уподобился торговцу лепешками, который силком запихивает свои изделия в рот прохожим, а те не могут ни проглотить их, ни выплюнуть. И хотя занятие это докучливое, Аньвань хотел бы бросить на раскаленную жаровню еще одну лепешку, доведя их число до «великого изобилия» [83] , а потом, подобно всем прочим, предложить ее свету. Не знаю, окажется ли она по зубам почтенному наставнику. Если он сможет разжевать ее, свет сойдет с небес и земля содрогнется [84] . А если нет, пусть он положит ее к остальным сорока восьми и поджаривает до тех пор, пока она обуглится. Пусть говорит скорей! Пусть говорит скорей!

В сутре[85] сказано: «Прекрати, прекрати — об этом не скажешь. О моей утонченной истине нельзя даже помыслить».

Аньвань заметил: Откуда берется истина? Где скрывается утонченность? И если кто-нибудь назовет их, что случится? Разве один Фэнгань[86] распускал свой язык? Ведь и сам Будда был болтлив. Проделки этого старика сбили с толку не одну сотню поколений его потомков. Истину его причудливых речей ни ложкой не выловишь, ни в котелке не сваришь. Как ни старайся их понять, ошибки не избежишь. Люди вокруг спрашивают, как же нам быть в конце концов? Аньвань, смиренно сложив ладони, отвечает: «Прекрати, прекрати — об этом не скажешь. О моей утонченной истине нельзя даже помыслить». А теперь я выделю кружками[87] слова «нельзя помыслить» и покажу их каждому. Все пять тысяч свитков канона и врата недвойственности Вималакирти[88] сходятся в них.

Если тебе скажут, что огонь в фонаре,

Отвернись и не соглашайся.

Только вор сразу узнает вора:

Он все поймет с одного вопроса.

Первоначальный вариант данной антологии был составлен в XV веке японским наставником чань Тое Эйте и носил название «Книга изречений» (Кю дзо си). Он включал в себя около пяти тысяч сентенций, извлеченных из буддийских сутр, наследия китайских учителей чань, а также конфуцианских и даосских книг и стихов китайских поэтов. Эти сентенции были сгруппированы по числу составлявших их иероглифов, начиная с односложных слов. Антология Тое Эйте в несколько расширенном виде была впервые напечатана в 1688 году под ее современным названием «Лес чаньских изречений» (Дзэнрин кюсю). С тех пор она стала одним из самых популярных в Японии компендиумов чань.

Перевод осуществлен по изданию: Дзэнрин кюсю/ Ред. и ком. Сибаямы Дзэнкэйя. Киото, 1952.

● А!

● Хэ!

● Есть!

● Оставь!

● Хватит!

● Нет!

● Вышло!

● Иди!

● Вернись!

● Как это?

● Смотришь ли?

● Нет меня.

● Все забыто.

● Один, два, три!

● Вор знает вора.

● Одна пара глаз.

● Один аромат чань.

● Иди выпей чаю.

● Смотри под ноги.

● Не думай попусту.

● Большая куча земли.

● Вот это человек!

● Раз взглянул и увидел.

● Отец и сын одной семьи.

● Покоен сердцем, претворяет судьбу.

● В словах есть эхо.

● Дождь моет, ветер полирует.

● Настоящий человек без положения.

● Много лекарств — болезнь обострится.

● Глупо упрямый — упрямо глуп.

● Раздувай огонь по ветру.

● Увидел зайца, пускай сокола.

● Сиди спокойно, пей чай.

● Всякое место достойно уважения.

● У разбойника пустое сердце.

● Один нож с двух краев режет.

● Где рыба проплывет, там вода мутнеет.

● Сидя в колодце, глядеть на небо.

● Кто ищет человека, тот нарушает запрет на передвижение по ночам.

● Когда приходит вода, появляются дамбы.

● Прячься сам, но показывай свою тень.

● Большая яшма не поддается обработке.

● Разводить руками воду, чтобы найти волну.

● Один слепец соберет вокруг себя множество слепых. Одно тело занимает весь мир.

● Чистая луна не отбрасывает тени.

● Слова правды проникновенны и холодны, как вода.

● Горсть снега в раскаленной печи.

● Когда в горах холодает, цветы расцветают.

● В мертвой воде не прячутся драконы.

● Тот, кто грустит, знает, как длинны ночи.

● Настоящая яшма очень заметна в грязи.

● Каменные истуканы друг другу шепчут на ухо.

● В котле с кипящей водой нет холодного места. Лягушка хоть и прыгуча, а из корзины не выпрыгнет.

● В хорошем разговоре не все говорится.

● Искусный мастер не оставляет следов.

● Что невыразимо в словах, неистощимо в действии.

● Зачерпни воду, и луна будет в твоей руке. Прикоснись к цветам, и их аромат пропитает твою одежду.