— Тот из вас, кто скажет правду, спасет кошку.

Все промолчали, и тогда Наньцюань разрубил кошку пополам.

Вечером в монастырь вернулся Чжаочжоу. Наньцюань рассказал ему о случившемся и спросил его, что бы он сделал на месте монахов. Чжаочжоу снял сандалии, положил их себе на голову и пошел прочь.

— Если бы ты был там, кошка была бы спасена! — воскликнул Наньцюань.

Умэнь заметил: Зачем Чжаочжоу положил сандалии на голову? Если кто-то знает ответ, он поймет, что Наньцюань не впустую давал свое обещание. А тот, кто не знает, пусть поостережется.

Если бы Чжаочжоу был на месте,

Все вышло бы наоборот:

Чжаочжоу выхватил бы нож,

И Наньцюань молил бы о пощаде[49].

Дуншань пришел к Юньмэню, и тот спросил его, откуда он.

— Я из Чаду[50], — ответил Дуншань.

— В каком храме вы останавливались на лето? — спросил Юньмэнь.

— В храме Баоцзы, что в Хунани[51], — ответил Дуншань.

— А когда вы покинули его? — продолжал Юньмэнь.

— В восьмую луну, двадцать пятого числа, — последовал ответ.

Юаньмэнь сказал:

— Я должен дать тебе три удара палками, но я тебя прощаю.

На следующий день Дуншань поклонился Юньмэню и спросил его:

— Вчера вы освободили меня от трех ударов палками, но я даже не знаю, в чем моя вина.

— Да ты просто набитый рисом мешок, который таскается с места на место! — закричал Юньмэнь.

В это мгновение Дуншань прозрел.

Умэнь заметил: Юньмэнь задал Дуншаню много корма, так что тот смог скакать дальше, и дом Юньмэня не захирел. Вечером Дуншань скитался в море «истинного» и «ложного», но на рассвете он пробил свою скорлупу. Дуншань одним махом прозрел истину — ведь он не отличался щепетильностью. Но позволительно спросить: заслужил ли Дуншань три удара палками? Если да, то их заслуживает каждое дерево в лесу. Если нет, то Юньмэнь просто лжец. Тот, кто узнает ответ, будет дышать с Дуншанем одним воздухом.

Львица обучает детенышей без церемоний,

Львята прыгают, а львица сбивает их наземь.

Мудрый встретился с ограниченным человеком:

Первая стрела ударила вскользь, вторая стрела вошла глубоко.

Юньмэнь сказал:

— Мир так велик. Для чего же мы вслушиваемся в удары колокола и надеваем монашескую тогу?

Умэнь заметил: Тот, кто постигает истину чань, должен отрешиться от всех звуков и презреть все образы. Хотя случалось и так, что просветления достигали, внимая звукам и созерцая образы, это обычай невежд. Монах, искушенный в мудрости, держит в узде звуки, отстраняет от себя образы и охраняет сокровенную истину в том, что известно каждому. Звук воздействует на ухо, ухо откликается звуку. Но когда забыты и звук, и смысл, что мы понимаем? Слушая ушами, трудно постичь истину. Чтобы понять воистину, нужно научиться видеть звук глазами[52].

Когда понимаешь, ты живешь среди родни.

Когда не понимаешь, ты всем чужой.

Тот, кто не понимает, живет среди родни.

А тот, кто понимает, — всем чужой.

Хуэйчжун, носивший титул Учителя Государства, трижды звал своего слугу, и тот трижды откликался. Тогда Хуэйчжун сказал:

— Я должен был бы просить у тебя прощения, но по правде ты должен просить прощения у меня.

Умэнь заметил: Когда Учитель Государства звал три раза, он косноязычно бормотал. А когда слуга трижды откликался, он невольно выдал потаенную мудрость. Учитель Государства был стар годами и в душе одинок. Он учил так, словно пригибал буйволу голову, чтобы заставить его щипать траву. Слуга же оказался ему не пара, ведь сытый равнодушен к угощениям. Но кто у кого должен был просить прощения? В процветающем государстве чиновники надменны. В богатой семье дети заносчивы.

Когда в канге нет отверстий, преступнику тяжело вдвойне.

Когда взваливают бремя забот на детей, оно нестерпимо.

Кто хочет подпереть собою падающий дом,

Будет взбираться босиком на гору острых ножей[53].

Один монах спросил Дуншаня:

— Что такое Будда?

Дуншань ответил:

— Три цзиня[54] льна.

Умэнь заметил: Чань старого Дуншаня напоминает раковину моллюска. Едва створки раскрываются, видишь все, что находится внутри. Но вот вопрос: как повидать Дуншаня?

Перед глазами три цзиня льна.

Кажется, они близко, а сознание еще ближе.

Кто говорит об «истинном» и «ложном»,

Сам сделан из «истины» и «лжи»[55].

Чжаочжоу спросил Наньцюаня:

— Что такое Дао?

Наньцюань ответил:

— Обыкновенное сознание и есть Дао.

Чжаочжоу спросил:

— Можно ли ему научиться?

Наньцюань ответил:

— Если будешь стремиться к нему, ты от него отойдешь.

Чжаочжоу спросил:

— Если не стремиться к Дао, то как его распознать?

Наньцюань ответил:

— Дао не принадлежит к вещам известным и не принадлежит к вещам незнаемым. Знание — это обманчивое представление. Незнаемое — это просто несуществующее. Если хочешь постичь истину, которая рассеивает все сомнения, будь безбрежен и всеобъятен, как Великая Пустота[56]. Тогда будешь вне «истинного» и «ложного».

Услыхав эти слова, Чжаочжоу достиг просветления.

Умэнь заметил: Когда Чжаочжоу задал вопрос, Наньцюань тут же сумел растопить лед в кувшине. Но все-таки Чжаочжоу понадобилось бы тридцать лет, чтобы достичь просветления[57].

Весной — сотни цветов, осенью — луна.

Летом прохладный ветер, зимой — снега.

Если не будешь зря утруждать ум пустяками,

Всякое время станет прекрасной порой.

Наставник Сунъюань говорил: «Великий силач не может оторвать ногу от земли». И еще он говорил: «Речь не находится на кончике языка».

Умэнь заметил: Сунъюань, можно сказать, выложил все без утайки, но не нашлось человека, который смог бы понять его. Тот, кто его поймет, пусть придет ко мне и отведает моего посоха. Для чего? Чтобы узнать, чистое ли нам дано золото, нужно пронести его через огонь.

Если сдвинется нога просветления, опрокинется великий океан.

Если склонится голова прозрения, обрушатся небеса.

Этому необозримому телу не в чем пребывать…

Пусть кто-нибудь допишет строку.

Один монах спросил Юньмэня:

— Что такое Будда?

Юньмэнь ответил:

— Палочка с засохшим дерьмом.

Умэнь заметил: О Юньмэне можно сказать: так голоден, что глотает еду, не замечая вкуса, и так торопится, что не успевает писать разборчиво. Он хотел подпереть свой дом палочкой-подтиркой. С таким же успехом можно пытаться предотвратить упадок закона Будды[58].