Свободного времени у Джима теперь совсем не было, и, когда в обещанное в ответной телеграмме время она не прибыла, он не стал ее ждать. Он решил, что она прибудет позже другим поездом, развернулся, собравшись вернуться к своему проекту… И встретил ее в дверях вокзала – она вошла с улицы.

– Но… Но как же вы…

– А я приехала сегодня утром, – ответила Амантис, – и решила вас не беспокоить! Нашла вот вполне достойный, а лучше сказать, скучный пансион на Оушен-роуд!

Она была совсем не похожа на прежнюю томную Амантис в гамаке на крылечке, подумал он. На ней был бледно-голубой костюм и лихо сдвинутая набок маленькая шляпка, украшенная закрученным пером; выглядела она примерно так же, как и юные дамы в возрасте от шестнадцати до двадцати, которым он последнее время уделял столь пристальное внимание. О да, она замечательно впишется!

С глубоким поклоном он пригласил ее сесть в такси и уселся с ней рядом.

– Ну, что ж, не пора ли вам уже изложить мне ваш план? – спросила она.

– Все дело в здешних девушках из общества! – Он беззаботно махнул рукой. – Я теперь со всеми знаком!

– А где же они?

– Прямо сейчас они с Хьюго! Помните его? Мой слуга?

– С Хьюго? – Она с удивлением посмотрела на него. – Почему с ним? О чем вы?

– Ну, у меня теперь… Ну, что-то вроде школы. Кажется, у вас здесь это так называется…

– Какой еще школы?

– Это вообще-то Академия. А я там директор. Это я ее придумал!

Словно встряхивая термометр, он вытряхнул из визитницы карточку.

– Вот, взгляните!

Она взяла визитку. На ней крупными буквами значилось:

Она с изумлением смотрела на карточку.

– «Гитара, кости и кастет»? – вслух, с легким испугом прочитала она.

– Да, мэм!

– И что это значит? Вы… Вы это продаете?

– Нет, мэм! Я этому учу. Это – моя наука!

– Гитара, кости и кастет? А что такое «М. Д. Н.»?

– Это означает: «Магистр джазовых наук»!

– Но что это такое? Что это за науки?

– Ну, как вам объяснить… Вот, смотрите! Однажды вечером в Нью-Йорке я разговорился с одним парнем; он был пьяный. Сел ко мне в машину. Гулял он с какой-то девушкой из общества – и потерял ее.

– Потерял?!

– Да, мэм! Думаю, он забыл, где он ее оставил! И он, конечно, очень тревожился. Вот я и подумал, что в нынешние времена жизнь таких девушек – ну, девушек из общества – полна опасностей, и мой курс обучения… Они узнают, как от этих опасностей защищаться!

– Вы их учите, как пользоваться кастетом?

– Да, мэм, если понадобится! Вот смотрите, например: какая-нибудь девушка приходит в кафе, где ей лучше бы вообще не появляться. Ее кавалер выпивает чуть больше, чем надо, засыпает, и тут к ней подкатывает какой-нибудь парень и говорит: «Привет, милашка!»… или что там эти приставалы обычно у вас тут говорят. Что же делать? Она ведь не может закричать, потому что настоящие леди теперь не кричат, нет-нет! Она просто засовывает руку в карман, надевает на руку защитный кастет фирмы «Пауэлл», девичий размер, карманный, выполняет одно движение, которое я называю «Светский хук», и опачки! Хулиган немедленно оседает на пол!

– Ну, а… А гитара-то зачем? – испуганно прошептала Амантис. – Что, нужно еще и огреть кого-нибудь гитарой?

– Нет, мэм! – в ужасе воскликнул Джим. – О, нет, мэм! Ни одну даму в моей Академии не учат поднимать гитару на кого бы то ни было! На гитарах у нас учат играть. Ух! Вы бы их слышали! После пары уроков можно подумать, что некоторые из них – цветные!

– А кости?

– Кости? Да они мне как родные! Мой дед был знатным игроком! И я учу, как с ними обращаться. Защищаем не только личность, но и бумажник!

– А ученики у вас есть?

– Мэм, у меня учатся все самые лучшие и богатые люди этого города! Я ведь еще не обо всем вам рассказал! Я учу многим вещам. Они у меня учат и «джелли-ролл», и «восход над Миссисипи». А одна девушка пришла и сказала, что желает научиться щелкать пальцами! Да-да, именно щелкать пальцами, как люди щелкают! Она сказала, что с детства так и не научилась. Я дал ей пару уроков, и опачки! Ее отец уже твердит, что готов из дома сбежать!

– И как часто проходят занятия? – слабым голосом спросила потрясенная Амантис.

– Три раза в неделю. И мы с вами сейчас едем на урок.

– А при чем тут я?

– Вы будете одной из учениц! Я всем рассказал, что вы родом из очень благородной семьи в Нью-Джерси. Я не стал говорить, что ваш отец судья – я сказал, что у него патент на рафинад!

Она ахнула.

– Так что все, что от вас требуется, – продолжил он, – это притвориться, что вы в жизни не встречались с цирюльниками!

Они приехали на южную окраину города, и Амантис увидела много автомобилей, припаркованных перед двухэтажным зданием. Все автомобили были приземистыми, большими, модными и блестящими. Это были машины, которые выпускают специально, чтобы у миллионеров не болела голова о том, что подарить ребенку на восемнадцатилетие.

Затем Амантис поднялась по узкой лестнице на второй этаж. На входной двери, из-за которой доносились звуки музыки и смех, были намалеваны слова:

– Милости прошу! – произнес директор, распахнув перед ней дверь.

И Амантис очутилась в большом светлом помещении, где было много девушек и юношей ее возраста. Поначалу ей показалось, что она попала на оживленный фуршет, но через некоторое время она заметила, что все происходящее подчиняется определенному ритму и плану.

Ученики были разделены на группы; кто-то сидел, кто-то стоял, но все без исключения жадно впитывали занимавшие их предметы. Шесть юных дам, собравшихся в кружок вокруг каких-то невидимых предметов, издавали серию криков и восклицаний – жалостливых, молящих, просящих, призывных, умоляющих и горестных; их голоса создавали лейтмотив для основного басового тона загадочного лязга.

Рядом с этой группой четверо юношей окружили взрослого негра – и это был не кто иной, как верный слуга мистера Пауэлла! Молодые люди без всякой видимой причины орали на Хьюго, выражая широчайшую гамму эмоций. Их голоса то возносились почти до крика, то звучали мягко и нежно, почти спокойно. Хьюго время от времени им отвечал – то хвалил, то поправлял, то выражал свое недовольство.

– Что они делают? – шепотом спросила Амантис у Джима.

– Это курс по южному акценту. Многие здешние ребята желают научиться разговаривать с южным акцентом, вот мы их и учим говорить, как в Джорджии, во Флориде, в Алабаме, на Восточном побережье и в старой доброй Виргинии. А кое-кто даже пожелал выучиться по-негритянски – чтобы петь блюзы.

Они прошлись среди групп. Несколько девушек с металлическими кастетами яростно бросались на пару боксерских груш, на которых были намалеваны ухмыляющиеся и подмигивающие рожи «приставал». Группа юношей и девушек под аккомпанемент ударного банджо извлекали громкие гармонические обертона из своих гитар. В углу несколько пар на негнущихся ногах танцевали под фонограф, на котором стояла пластинка с записью «Саванна-бэнда» Растуса Малдуна; другие пары торжественно вышагивали по залу неторопливые па «чикаго», перемежаемые «мемфисскими боковыми».

– А есть здесь какие-нибудь правила? – спросила Амантис.

Джим задумался.

– Ну, – ответил он спустя некоторое время, – если нет шестнадцати, то курить запрещается; когда идет игра в кости, нельзя жульничать; и еще я запрещаю приносить в Академию спиртное.

– Понятно.

– А теперь, мисс Пауэлл, если вы готовы, я попросил бы вас снять шляпку и присоединиться к мисс Женевьеве Харлан, тренирующейся у груши вон в том углу! – Он возвысил голос. – Хьюго! – позвал он. – У нас новая ученица! Выдай-ка ей защитный кастет фирмы «Пауэлл», девичий размер!

К сожалению, мне не довелось хоть одним глазком увидеть знаменитую «Академию джаза» Джима Пауэлла и не довелось окунуться под его чутким руководством в премудрости костей, кастетов и гитар. Так что я могу лишь пересказать то, что мне сообщил позднее один из его восхищенных учеников. Впоследствии, когда бы ни зашел разговор об Академии, никто никогда не отрицал, что предприятие пользовалось огромным успехом, и ни один ученик никогда не сожалел о полученном им звании «Бакалавр джаза».