Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Он знает, что я согласен с вашим мнением?

– Похоже, что он никому не верит, – ответил Джордж, опять смутившись. – Он все время говорит о своем отце; он считает, что тот помог бы ему, если бы был жив.

– Хотелось бы мне, чтобы был кто-нибудь вне больницы, кому бы он верил, – сказал Нортон. У него появилась идея. – А что, если… – Он взял трубку телефона и сказал телефонистке: – Найдите миссис Синглтон, она анестезиолог доктора Дарфи. Как только она освободится, попросите ее ко мне зайти.

* * *

Билл устало открыл глаза, когда в комнату вошла Тея. Было около восьми вечера.

– Это ты, – пробормотал он.

Она присела на краешек кровати и накрыла рукой его руку.

– Привет, Билл, – сказала она.

– Привет.

Он неожиданно повернулся в кровати и накрыл обеими руками ее руку. Ее свободная рука коснулась его головы.

– Ты плох, – сказала она.

– А что делать…

Полчаса она молча сидела рядом с ним; затем изменила позу так, что теперь ее рука оказалась у него под головой. Наклонившись к нему, она поцеловала его в лоб. Он сказал:

– Впервые за четыре дня я хоть немного забылся, и то только потому, что ты рядом.

Через некоторое время она сказала:

– Три месяца назад доктор Дарфи прооперировал пациента с заворотом кишок, и все прошло успешно.

– Но это не кишки! – воскликнул он. – Заворот кишок – это когда кишки петлей обвились вокруг себя! Это дурацкая выдумка Шульца! Он хочет поставить сложный диагноз и прославиться!

– Доктор Нортон с ним согласен. Билл, ты тоже должен согласиться. Я все время буду рядом с тобой, как и сейчас.

Ее тихий голос действовал как успокоительное; он почувствовал, что его сопротивление слабеет; с его глаз скатились две большие слезы.

– Чувствую себя таким беспомощным, – признался он. – Откуда мне знать, есть ли у Шульца в голове мозги?

– Ты просто ребенок, – мягко ответила она. – Ты получишь больше, чем доктор Шульц, если его догадка окажется верной.

Он неожиданно вцепился в нее:

– Если все будет хорошо, ты станешь моей?

Она рассмеялась:

– Какой эгоизм! Нашел, когда торговаться! Вряд ли ты будешь интересной партией, если так и останешься с перекрученными кишками.

Он помолчал.

– Вчера я написал завещание, – сказал он. – Я разделил все пополам: половину – моей старой тете, половину – тебе.

Она прижалась к нему лицом:

– Я сейчас расплачусь, хотя с тобой и не случилось ничего серьезного.

– Ну, хорошо. – Его бледное измученное лицо расслабилось. – Делайте, что хотите.

* * *

Через час Билла на каталке отвезли наверх. Как только он принял решение, вся его нервозность исчезла, и он вспомнил, какое чувство уверенности вселили в него руки доктора Дарфи, когда он смотрел на его работу месяц назад, в июле, и вспомнил, кто будет находиться у его изголовья, наблюдая за ним. Последним его чувством до того, как начал действовать газ, стала неожиданная ревность по отношению к доктору Дарфи, который будет бодрствовать рядом с Теей, пока он будет спать…

…Когда он очнулся, его везли на каталке по коридору в палату. Доктор Нортон и доктор Шульц, оба очень довольные, шли рядом с ним.

– Привет, привет, – воскликнул Билл, еще не совсем очнувшись. – Слушайте, а что же вы все-таки обнаружили у сенатора Биллингса?

– Это была обычная простуда, Билл, – сказал доктор Нортон. – Его отправили обратно на запад дирижаблем, вертолетом и грузовым лифтом.

– Вот как, – сказал Билл; а затем, через некоторое время: – Чувствую себя ужасно.

– Все позади, – уверил его доктор Нортон. – Через неделю будешь как огурчик. Наш Джордж – отличный диагност.

– Операция была выполнена великолепно, – скромно сказал Джордж. – Еще шесть часов – и произошло бы прободение кишечной петли.

– Анестезия тоже была великолепная, – сказал доктор Нортон, подмигнув Джорджу. – Как колыбельная!

Тея забежала навестить Билла на следующее утро – он пришел в себя, рана стала чуть меньше болеть, он был еще слаб, но к нему вернулось самообладание. Она присела на кровать рядом с ним.

– Я вел себя как настоящий дурак, – признался он.

– Многие медики так себя ведут, когда сами впервые заболевают. У них нервы сдают.

– Наверное, все от меня отвернутся…

– Вовсе нет. Конечно, будут подшучивать. Один юный талант уже написал куплет для концерта в «Кокцидиане». – И она прочитала с бумажки:

Интерн Талливер под хлороформом
Видел сон, будто он в небесах.
Никому не поверив, он принял решенье:
Я себя оперирую сам!

– Кажется, это я вынесу, – сказал Билл. – Когда ты рядом, я вынесу все что угодно; я очень тебя люблю. Но мне кажется, что после всей этой истории ты будешь воспринимать меня как школьника.

– Если бы ты впервые заболел лет в сорок, все было бы точно так же.

– Я слышал, что твой приятель Дарфи провел операцию блестяще, как и всегда, – с досадой сказал он.

– Да, – согласилась она и через минуту добавила: – Он хочет расторгнуть свою помолвку и предложил мне выйти замуж на моих условиях.

Его сердце замерло.

– И что ты ему сказала?

– Я сказала: «Нет».

Жизнь снова к нему вернулась.

– Иди ко мне, – прошептал он. – Где твоя рука? Ты будешь ездить со мной плавать каждый вечер, пока не кончится сентябрь?

– Через вечер.

– Каждый вечер.

– Ладно, каждый вечер, пока тепло, – уступила она.

Тея встала.

Он увидел, что ее взгляд на мгновение остановился на чем-то далеком и замер, будто ища там, вдали, поддержку; затем она наклонилась к нему и на прощание поцеловала его голодные губы, и снова исчезла, под покровом своей личной тайны, в тех лесах, где охотилась только она, вместе с прошлым страданием и памятью, которую она не могла ни с кем разделить.

Но сущность всего, что было в них ценного, она сумела извлечь; она знала, как ее можно передать, чтобы она не исчезла никогда. На мгновение Билл получил больше того, что ему полагалось, и он неохотно отпустил ее.

«Пока что это мой самый интересный случай», – засыпая, подумал он.

Он вспомнил песню из концерта в «Кокцидиане», и припев все повторялся и повторялся, погружая его в глубокий сон:

Бам-тидди-бам-бам,
Тидди-бам-бам.
Три тысячи лет назад,
Три тысячи лет назад.

Изверг

3 июня 1895 года на проселочной дороге, невдалеке от города Стиллуотер, штат Миннесота, Изверг выследил и убил миссис Криншоу и ее семилетнего сына Марка. Обстоятельства дела были настолько гнусны и отвратительны, что… К счастью, нам нет нужды их здесь описывать.

Криншоу Инджелс, муж и отец несчастных, держал фотостудию в Стиллуотер. Он очень любил читать и имел репутацию «слегка неблагонадежного человека», потому что совершенно откровенно высказывал свое мнение о железнодорожно-аграрных «баталиях» тех времен, приведших к экономическому кризису 1895 года. Но никто и никогда не отрицал, что он был примерным семьянином, и постигшая его катастрофа на много недель повисла мрачной тучей над городом. Слышались призывы линчевать преступника, посеявшего ужас в городе, так как законы штата Миннесота не позволяли применить к злодею высшую меру наказания, которой он, бесспорно, заслуживал; подстрекателей остановили лишь каменные стены городской тюрьмы.

Туча, висевшая над домом Инджелса, побуждала его гостей к невеселым мыслям о покаянии, страхе Господнем, преступлении и наказании – гости находили, что ответный визит Инджелса, если бы таковой последовал, послужил бы лишь тому, чтобы навсегда оставить и их самих под черным небом неудач. Фотостудия также пострадала: необходимость сидеть неподвижно, неизбежная тишина и паузы в процессе съемки вынуждали клиентов к чрезмерно длительному созерцанию постаревшего лица Криншоу Инджелса; школьники, молодожены и новоиспеченные матери всегда так радовались моменту, когда из этого затемненного помещения можно было снова выйти на свежий воздух, что иногда даже забывали забрать фотографии. Поэтому бизнес Криншоу развалился, в студию к нему никто не шел – и ему пришлось продать лицензию и аппаратуру; он лишился воли к жизни и продолжал существовать на вырученные от ликвидации дела деньги. Он продал свой дом за сумму лишь немногим большую той, что он сам за него когда-то отдал, и поселился в пансионе для стариков, устроившись работать клерком в универмаг Радамакера.

139
{"b":"556157","o":1}