Благослови вечерний звон! —
Похож ли он на крики света,
Спугнувшие мой лучший сон!?
Вечерний звон!.. и в отдалении,
Сквозь гул тревоги городской,
Пророчь мне к ночи вдохновенье,
Или — могилу и покой.
Но жизнь и смерти призрак — миру
О чём-то вечном говорят, —
И как ни громко пой ты, — лиру
Колокола перезвонят.
Без них, в пыли руин забытых,
Исчезнут гении веков…
То будет ад зверей несытых,
Или эдем полубогов…
ЗИМОЙ, В КАРЕТЕ
Вот, на каретных стеклах, в блеске
Огней и в зареве костров,
Из бледных линий и цветов
Мороз рисует арабески;
Бегут на смену темноты
Не фонари, а пятна света,
И катится моя карета
Средь этой мглы и суеты.
Огни, дворцы, базары, лица
И небо — всё заслонено…
Миражем кажется столица,—
Тень сквозь узорное окно
Проносится узорной дымкой;
Клубится пар, и, — мнится мне,
Я сам, как призрак, невидимкой
Уселся в тряской тишине.
Скрипят тяжелые колеса,
Теряя в мгле следы свои;
Меня везут, и нет вопроса:
Бегут ли лошади мои.
Я сам не знаю, где я еду,—
Заботливый слуга страстей,—
Я словно рад ночному бреду,
Воспоминанью давних дней.
И снится мне, — в холодном свете
Еще есть теплый уголок…
Я не один в моей карете…
Вот-вот сверкнул её зрачок…
Я весь в пару её дыханья,—
Как мне тепло на зло зиме!
Как сладостно благоуханье
Весны в морозной полутьме!
Очнулся — и мечта поблёкла,—
Опять, румяный от огней,
Мороз забрасывает стекла
И веет холодом. Злодей!
Он подглядел, как сердце билось,
Любовь и страсти, и мечты,
И вздох мой — всё преобразилось
В кристаллы, звезды и цветы.
Ткань ледяного их узора
Вросла в края звенящих рам,
И нет глазам моим простора,
И нет конца слепым мечтам!
Мечтать и дрогнуть не хочу я,
Но — каждый путь ведет к концу
И скоро, скоро подкачу я
К гостеприимному крыльцу.
ТЕНИ И СНЫ
И свечи загасил, и сразу тени ночи,
Нахлынув, темною толпой ко мне влетели;
Я стал ловить сквозь сон их призрачные очи
И увидал их тьму вокруг моей постели.
Таинственно они мигали и шептались:
"Вот он сейчас заснет, сейчас угомонится…
Давно ль мы страшным сном счастливца любовались,
Авось, веселый сон несчастному приснится.
Глядите, как при нас, во сне, он свеж и молод!
Как может он, любя, и трепетать, и верить!..
А завтра вновь сожмет его житейский холод,
И снова будет он хандрить и лицемерить…
И снова белый день, с утра, своим возвратом
Раскроет бездну зол, вражды, потерь и горя,
Разбудит богача, измятого развратом,
И нищего, что пьет, из-за копейки споря…
А мы умчимся в ночь, обвеянные снами
И грезами живых и мертвых поколений,
И счастья призраки умчатся вместе с нами
Поблеклые цветы весенних вожделений"…
Полуночных теней уловленные речи
Встревожили мой сон и подняли с постели;
Я руку протянул и вновь зажег я свечи;
И тени от меня ушли в углы и щели,
И к окнам хлынули, и на пороге стали
Я видел, при огне, их чуть заметный трепет,
Но то, что я писал, они уж не видали,
А я записывал таинственный их лепет.
1891
Вот и ночь… К ее порогу
Вот и ночь… К ее порогу
Он пришел, едва дыша:
Утомился ли он медля?
Опоздал ли он спеша?..
Сел и шляпу снял, и, бледный,
К ней наверх в окно глядит;
И, прислушиваясь, тихо,
Точно бредит, говорит:
— Милый ангел! Будь покойна
Я к тебе не постучусь…
Вижу свет твоей лампады
И безумствую — молюсь…
За тебя ли, за себя ли
Я молюсь, не знаю сам.
Ни глазам твоим не верю,
Ни лампаде, ни звездам.
Ведь они, все эти звезды,
Как и твой небесный взгляд,
И горят, и в душу смотрят
И неправду говорят…
Ведь они, все эти звезды,
Никогда не скажут мне,
Кто сейчас твою лампаду
Погасил, мелькнув в окне.
Или это промелькнуло
Отражение луны?..
Или это — греза ночи,
Шорох знойной тишины?
Или это — у забора
Ветерок шуршит листвой?
Нет!.. Я слышу смех влюбленных
Над моей смешной слезой.
И, как тень, с ее порога
Поднялся он, чуть дыша…
Утомился ли он медля,
Опоздал ли он спеша?..
<1892>
Зной — и всё в томительном покое
Зной — и всё в томительном покое
В пятнах света тени спят в аллее…
Только чуткой чудится лилее,
Что гроза таится в этом зное.
Бледная, поникла у балкона
Ждет грозы, — и грезится ей, бедной,
Что далекой бури призрак бледный
Стал темнеть в лазури небосклона…
Грезы лета кажутся ей былью,
Гроз и бурь она еще не знает,
Ждет… зовет… и жутко замирает,
Золотой осыпанная пылью…
1890
Не то мучительно, что вечно-страшной тайной
Не то мучительно, что вечно-страшной тайной
В недоуменье повергает ум,
Не то, что может дать простор для вдохновенья
И пищу для крылатых дум,
А то мучительно, что и в потемках ясно,
Что с детских лет знакомо нам, о чем
Мы судим сердцем так любовно, так пристрастно,
И так безжалостно — умом…
Не мириады звезд, что увлекают дух мой
В простор небес, холодный и немой,
А искры жгутся, и одной из них довольно,
Чтоб я простыл, сгорев душой…
1890
В ГОСТЯХ У А. А. ФЕТА
Тщетно сторою оконной
Ты ночлег мой занавесил, -
Новый день, румян и весел,
Заглянул в мой угол сонный.
Вижу утреннего блеска
Разгоревшиеся краски.
И не спрячет солнца ласки
Никакая занавеска…
Угол мой для снов не тесен
(если б даже снились боги…)
Чу! меня в свои чертоги
Кличет Муза птичьих песен.
Но как раб иной привычки,
Жаждущий иного счастья,
Вряд ли я приму участье
В этой птичьей перекличке!..
Д. Воробьевка. 12 июня 1890
Полонский здесь не без привета
Полонский здесь не без привета
Был встречен Фетом, и пока
Старик гостил у старика,
Поэт благословлял поэта.
И, поправляя каждый стих,
Здесь молодые музы их
Уютно провели все лето.
1890
НА ПУТИ
Хмурая застигла ночь,
На пути — бурьян…
Дышит холодом с реки,
Каплет сквозь туман.
Но как будто там — вдали,
Из-под этих туч,
За рекою — огонька
Вздрагивает луч…
И как будто где-то там
Голоса в кустах…
Песня эта или звон
У меня в ушах?
В реку брошусь я — в кусты
Брошусь сквозь туман
Впереди тепло и свет,
На пути — бурьян…
<1890>
ПОДРОСЛА
1
Моя мать от нужды и печали
Вся изныла, тая
Свое горе; а я
Подросла, и не знаю, мила ли
Мне семья?..
Как вечор я ушла за грибами…
Ничего не видать…