Ночной костер зимой у перелеска,

Бог весть кем запален, пылает на бугре,

Вокруг него, полны таинственного блеска,

Деревья в хрусталях и белом серебре;

К нему в глухую ночь и запоздалый пеший

Подсядет, и с сумой приляжет нищий брат,

И богомолец, и, быть может, даже леший;

Но мимо пролетит кто счастием богат.

К его щеке горячими губами

Прильнула милая, — на что им твой костер!

Их поцелуй обвеян полуснами,

Их кони мчат, минуя косогор,

Кибитка их в сугробе не увязнет,

Дорога лоснится, полозьев след визжит,

За ними эхо по лесу летит,

То издали им жалобно звенит,

То звонким лепетом их колокольчик дразнит.

Так и к тебе, задумчивый поэт,

К огню, что ты сберег на склоне бурных лет,

Счастливец не придет. Огонь под сединами

Не греет юности, летящей с бубенцами

На тройке ухарской, в тот теплый уголок,

Где ждет ее к столу кутил живой кружок

Иль полог, затканный цветами.

Но я — я бедный пешеход,

Один шагаю я, никто меня не ждет…

Глухая ночь меня застигла,

Морозной мглы сверкающие игла

Открытое лицо мое язвят;

Где б ни горел огонь, иду к нему, и рад

Рад верить, что моя пустыня не безлюдна,

Когда по ней кой-где огни еще горят…

1865

Кто этот гений, что заставит

Очнуться нас от тяжких снов,

Разъединенных мысли сплавит

И силу новую поставит

На место старых рычагов?

Кто упростит задачи сложность?

Кто к совершенству даст возможность

Расчистить миллион дорог?

Кто этот дерзкий полубог?

Кто нечестивец сей блаженный,

Кто гениальный сей глупец?

Пророк-фанатик вдохновенный

Или практический мудрец?..

Придет ли он как утешитель

Иль как могучий, грозный мститель,

Чтоб образумить племена;

Любовь ли в нужды наши вникнет,

Иль ненависть народам кликнет,

Пойдет и сдвинет знамена?

Бог весть! напрасно ум гадает,

А там предтеча, может быть,

Уже проселками шагает,

Глубоко верит и не знает,

Где ночевать, что есть и пить.

Кто знает, может быть, случайно

Он и к тебе уж заходил,

Мечты мечтами заменил

И в молодую душу тайно

Иные думы заронил.

<1865>

Схоронил я навек и оплакал

Мое сердце — и что ж, наконец!

Чудеса, наконец! — Шевелится,

Шевелится в груди мой мертвец…

Что с тобой, мое бедное сердце?

— Жить хочу, выпускай на простор!

Из-за каждой хорошенькой куклы

Стану я умирать, что за вздор!

Мир с тобой, мое бедное сердце!

Я недаром тебя схоронил,

Для кого тебе жить! Что за радость

Трепетать, выбиваться из сил!

Никому ты не нужно — покойся!

— Жить хочу — выпускай на простор!

Из-за каждой хорошенькой куклы

Стану я умирать, что за вздор!

<1865>

Слышу я, моей соседки

Днем и ночью, за стеной,

Раздается смех веселый,

Плачет голос молодой

За моей стеной бездушной

Чью-то душу слышу я,

В струнных звуках чье-то сердце

Долетает до меня.

За стеной поющий голос

Дух незримый, но живой,

Потому что и без двери

Проникает в угол мой,

Потому что и без слова

Может мне в ночной тиши

На призыв звучать отзывом,

Быть душою для души.

1865

Лета идут — идут и бременят -

Суровой старости в усах мелькает иней, -

Жизнь многолюдная, как многогрешный ад,

Не откликается — становится пустыней -

Глаза из-под бровей завистливо глядят,

Улыбка на лице морщины выгоняет.

Куда подчас нехороша

Улыбка старости, которая страдает!

А между тем безумная душа

Еще кипит, еще желает.

Уже боясь чарующей мечты,

Невольно, может быть, она припоминает,

При виде каждой красоты,

Когда-то свежие и милые черты

Своих богинь, давно уже отцветших, -

И мнит из радостей прошедших

Неслыханные радости создать,

Отдаться новым искушеньям -

Последним насладиться наслажденьем,

Последнее отдать.

Но страсть, лишенная живительной награды,

Как жалкий и смешной порыв,

Сменяется слезой отчаянной досады,

Иль гаснет, тщетные желанья изнурив.

Так музыкант, каким бы в нем огнем

Ни пламенели памятные звуки,

С разбитой скрипкой, взятой в руки,

Стоит с понуренным челом.

В душе любовь — и слезы — и перуны -

И музыки бушующий поток -

В руках — обломки, — порванные струны

Или надломленный смычок.

<1866>

Я не того боюсь, что время нас изменит,

Что ты полюбишь вновь или простыну я.

Боюсь я — дряблый свет сил свежих не оценит,

Боюсь — каприз судьбы в лохмотья нас оденет,

Не даст прохлады в зной, в мороз не даст огня…

Отдамся ль творчеству в минуты вдохновенья! -

К поэзии чутье утратил гордый век:

В мишурной роскоши он ищет наслажденья,

Гордится пушками — боится разоренья,

И первый враг его — есть честный человек.

Наука ль, озарив рассудок мой, понудит

Сонливые умы толкать на верный след! -

Мой связанный язык, скажи, кого разбудит?

Невежество грозит, и долго, долго будет

Грозить, со всех сторон загородивши свет.

Вооружу ли я изнеженные руки

Пилой и топором, чтоб с бедною толпой

делить поденный труд, — ужели, боже мой!

Тебя утешит, в дни томительной разлуки,

Мечта, что я вернусь голодный иль больной?

Чудес ли ожидать без веры в тайны неба!

Иль верить нам в металл — как в высшее добро?

Но биржа голосит: где наше серебро?!

Богач клянет долги, работник ищет хлеба,

Писатель продает свободное перо.

Покоя ль ожидать! — но там, где наши силы

Стремятся на простор и рвутся из пелен,

Где правды нет еще, а вымыслы постылы, -

Там нет желанного покоя вне могилы,

Там даже сон любви — больной, тревожный сон.

Случайность не творит, не мыслит и не любит,

А мы — мы все рабы случайности слепой,

Она не видит нас и не жалея губит;

Но верит ей толпа, и долго, долго будет

Ловить ее впотьмах и звать ее судьбой.

Повалит ли меня случайность та слепая?

Не знаю, но дай бог, чтоб был я одинок,

Чтоб ты не падала, мне руки простирая…

Нет — издали заплачь, и — пусть толпа, толкая

Друг друга, топчет мой, ненужный ей, венок.

<1866>

Господа! я нынче все бранить готов

Я не в духе — и не в духе потому,

Что один из самых злых моих врагов

Из-за фразы осужден идти в тюрьму…

Признаюсь вам, не из нежности пустой

Чуть не плачу я, — а просто потому,

Что подавлена проклятою тюрьмой

Вся вражда во мне, кипевшая к нему.

Он язвил меня и в прозе, и в стихах;

Но мы бились не за старые долги,

Не за барыню в фальшивых волосах,

Нет! — мы были бескорыстные враги!

Вольной мысли то владыка, то слуга,

Я сбирался беспощадным быть врагом,

Поражая беспощадного врага;

Но — тюрьма его прикрыла, как щитом.

Перед этою защитой я — пигмей…

Или вы еще не знаете, что мы

Легче веруем под музыку цепей

Всякой мысли, выходящей из тюрьмы;

Иль не знаете, что даже злая ложь