Словно придушил…"

Он исчез — хозяйку около кроватки

На полу нашли;

Появленье духа к нервной лихорадке,

К бреду отнесли.

Но с тех пор хозяйка в северной столице

Что-то не живет;

Вечно то в деревне, то на юге, в Ницце…

Дом свой продает,

И пустой стоит он, только дождь стучится

В запертой подъезд,

Да в окошках темных по ночам слезится

Отраженье звезд.

1868

Заря под тучами взошла и загорелась

И смотрит на дорогу сквозь кусты…

Гляди и ты,

Как бледны в их тени поникшие цветы

И как в блестящий пурпур грязь оделась…

<1869>

Когда октава за октавой

Неслась и голос твой звучал

Далекой, отзвучавшей славой, -

Верь, не о славе я мечтал!

Нет! воротясь к весне погибшей,

Моя мечта ласкала вновь

Цветущий образ, переживший

В душе погибшую любовь.

Опять остывшей скорби сила

Сжимала сердце — и опять

Меня гармония учила

По-человечески страдать…

<1870>

Весь в пыли ночной метели,

Белый вихрь, из полутьмы

Порываясь, льнет к постели

Бабушки-зимы.

Складки полога над нею

Шевелит, задув огни,

И поет ей: "Вею-вею!

Бабушка, засни!

То не вопли, то не стоны,

То бубенчики звенят,

То малиновые звоны

По ветру летят…

То не духи в гневе рьяном

Поднимают снег столбом,

То несутся кони с пьяным,

Сонным ямщиком;

То не к бабушке-старушке

Скачет внучек молодой

Прикорнуть к ее подушке

Буйной головой;

То не к матушке в усадьбу

Сын летит на подставных

Скачет к девице на свадьбу

Удалой жених.

Как он бесится, как плачет!

Видно молод — невтерпеж!

Тройка медленнее скачет…

Пробирает дрожь…

Очи мглою застилает

Ни дороги, ни версты,

Только ветер развевает

Гривы да хвосты.

И зачем спешит он к месту?

У меня ли не ночлег?

Я совью ему невесту

Бледную, как снег.

Прихвачу летучий локон

Я венцом из белых роз,

Что растит по стеклам окон

Утренний мороз;

Грудь и плечи облеку я

Тканью легкой, как туман,

И невесты, чуть дохну я,

Всколыхнется стан,

Вспыхнут искристым мерцаньем

Влажно темные глаза,

И — лобзанье за лобзаньем…

Скатится слеза!..

Ледяное сердце будет

К сердцу пламенному льнуть.

Позабывшись, он забудет

Заметенный путь.

И глядеть ей будет в очи

Нескончаемые дни,

Нескончаемые ночи…

Бабушка, засни!.."

<1870>

У нас весна, а там — отбитые волнами,

Плывут громады льдин — плывут они в туман

Плывут и в ясный день и — тают под лучами,

Роняя слезы в океан.

То буря обдает их пеной и ломает,

То в штиль, когда заря сливается с зарей,

Холодный океан столбами отражает

Всю ночь румянец их больной.

Им жаль полярных стран величья ледяного,

И — тянет их на юг, на этот бережок,

На эти камни, где нам очага родного

Меж сосен слышится дымок.

И не вернуться им в предел родного края,

И к нашим берегам они не доплывут;

Одни лишь вздохи их, к нам с ветром долетая,

Весной дышать нам не дают…

Уж зелень на холмах, уж почки на березах;

Но день нахмурился и — моросит снежок.

Не так ли мы вчера тонули в теплых грезах…

А нынче веет холодок.

<1871>

Когда я был в неволе,

Я помню, голос мой

Пел о любви, о славе,

О воле золотой,

И узники вздыхали

В оковах за стеной.

Когда пришла свобода,

И я на тот же лад

Пою, — меня за это

Клевещут и язвят:

"Тюремные все песни

Поешь ты, — говорят. -

Когда ты был в неволе,

Ты за своей стеной

Мог петь о лучшей доле,

О воле золотой, -

И узники вздыхали,

Внимая песне той!..

Теперь ты, брат, на воле,

Другие песни пой, -

Пой о цепях, о злобе,

О дикости людской,

Чтоб мы не задремали,

Внимая песне той"

<1870>

Я помню, был я с ним знаком

В те дни, когда, больной, он говорил с трудом,

Когда, гражданству нас уча,

Он словно вспыхивал и таял как свеча,

Когда любить его могли

Мы все, лишенные даров и благ земли…

Перед дверями гроба он

Был бодр, невозмутим — был тем, чем сотворен;

С своим поникнувшим челом

Над рифмой — он глядел бойцом, а не рабом,

И верил я ему тогда,

Как вещему певцу страданий и труда.

Теперь пускай кричит молва,

Что это были все слова — слова — слова, -

Что он лишь тешился порой

Литературною игрою козырной,

Что с юных лет его грызет

То зависть жгучая, то ледяной расчет.

Пред запоздалою молвой,

Как вы, я не склонюсь послушной головой;

Ей нипочем сказать уму:

За то, что ты светил, иди скорей во тьму…

Молва и слава — два врага;

Молва мне не судья, и я ей не слуга.

<1870>

Я, двух корабликов хозяин с юных дней,

Стал снаряжать их в путь: один кораблик мой

Ушел в прошедшее, на поиски людей,

Прославленных молвой,

Другой — заветные мечты мои помчал

В загадочную даль — в туман грядущих дней,

Туда, где братства и свободы идеал,

Но — нет еще людей.

И вот, назад пришли кораблики мои:

Один из них принес мне бледный рой теней.

Борьбу их, казни, стон, мучения любви

Да тяжкий груз идей.

Другой кораблик мой рой призраков принес,

Мечтою созданных, невидимых людей,

С довольством без рабов, с утратами без слез,

С любовью без цепей.

И вот, одни из них, как тени прошлых лет,

Мне голосят: увы! для всех один закон, -

К чему стремиться?! знай — без горя жизни нет;

Надежда — глупый сон.

Другие мне в ответ таинственно звучат-

У нас иная жизнь! У нас иной закон…

Не верь отжившим, пусть плывут они назад

Былое — глупый сон!

1870

Откуда же взойдет та новая заря

Свободы истинной — любви и пониманья?

Из-за ограды ли того монастыря,

Где Нестор набожно писал свои сказанья?

Из-за кремля ли, смявшего татар

И посрамившего сарматские знамена,

Из-за того кремля, которого пожар

Обжег венцы Наполеона?

Из-за Невы ль, увенчанной Петром,

Тем императором, который не жезлом

Ивана Грозного владел, а топором:

На запад просеки рубил и строил флоты,

К труду с престола шел, к престолу от труда

И не чуждался никогда

Ни ученической, ни черновой работы? -

Оттуда ли, где хитрый иезуит,

Престола папского орудие и щит.

Во имя нетерпимости и братства,

Кичась, расшатывал основы государства?

Оттуда ли, где Гус, за чашу крест подняв,

Учил на площадях когда-то славной Праги,