Он шагнул к выходу.

– Стойте! – хрипло крикнула Калинова.

– Да? – Кремнев обернулся.

– Чего вы хотите?

– Вашей искренности.

– Искренности? – простонала женщина. – Вы приходите сюда, угрожаете мне тюрьмой и требуете искренности…

– Я не угрожаю. Я хочу вам помочь.

Калинова вдруг разрыдалась:

– Они дали мне десять тысяч долларов… С учетом того, что я могу потерять работу и не скоро найду другую… По тысяче долларов за каждый год тюрьмы – не слишком-то щедро, правда?

Подойдя к тахте, Кремнев уселся рядом с женщиной, обнял ее за плечи, погладил по голове:

– Успокойтесь, Мария Анатольевна. Все не так страшно, поверьте. Я постараюсь сделать так, чтобы вас и свидетелем не привлекли. Важно зацепить негодяев, которые вас подставили.

– Постараетесь, да? – Она икнула. – Правда, постараетесь?

– Чтоб я сдох, – поклялся Кремнев в стиле незабвенного Штирлица. – Кто к вам приходил?

– Тот, с кассеты… Зорин, что ли…

– Да, Зорин.

– Он сказал, что, если в строго определенное время я изображу смятение и потом произнесу два слова, он уплатит десять тысяч.

– Два слова? Не три?

– Два. «Стратегия» и «ягуар».

– Понятно. Он справедливо решил, что слишком хорошо – тоже плохо. Но он заранее сообщил вам слова? Вы не связывались с ним непосредственно перед началом передачи?

– Нет, он сообщил слова сразу.

Не очень стыкуется, подумал Кремнев, ну да ничего, потом разберемся.

– Дальше?

– Дальше я должна была скомкать конец передачи, словно сильно потрясена тем, что со мной произошло.

– Ага, ясно… А он не объяснял вам, за что, собственно, платит довольно приличные деньги?

– Целый театр устроил. Говорил, что эти деньги для меня приличные, а он за вечер в казино больше оставляет. Сказал, что хочет разыграть приятеля… Какой-то у них там якобы спор получился насчет дара предвидения, что ли…

– И это не показалось вам странным?

Калинова высвободилась из объятий Кремнева и потянулась за водкой. Он мягко отвел ее руку, пересел в кресло, налил в стакан минеральной воды из стоявшей тут же бутылки и протянул женщине. Она не стала протестовать, выпила воду быстрыми шумными глотками.

– Странным? – повторила она медленно, возвращая стакан на стол. – У богатых свои причуды… Вы говорите – преступление. Но поверьте, мне никак не могло прийти в голову, что тут пахнет преступлением! Подумаешь, два слова в эфире… Что это, сигнал к захвату Кремля? А я как раз собиралась покупать квартиру, эти десять тысяч были так нужны… И с работы бы меня даже не выгнали, сослалась бы на переутомление, нервный срыв, полежала бы недельку в больнице… Да сама виновата – слово за слово, поцапалась с шефом. Ничего, я не пропаду. Вы ведь не отнимаете у меня эти деньги?

– Я? Нет. Зорин вручил их вам после передачи?

– На следующий день, – сказала Калинова, успокаиваясь. Она вытерла платком следы слез на лице, запахнула полы халата. – Он предупреждал, что меня, возможно, будут спрашивать об этом случае.

– Какие дал инструкции?

– Да какие… Помалкивать. Скажите, полковник… Ведь это преступники, а я вам рассказала… Они станут преследовать меня?

– Не думаю, – ответил Кремнев убежденно. – Полагаю, все сложится так, что они вас больше не побеспокоят. Так же, как и мы.

– Камень с души…

– Покупайте спокойно вашу квартиру, но примите добрый совет. Не зная броду, не суйтесь в воду. Другими словами, если вы не понимаете, что происходит, держитесь подальше от таких вещей. Сейчас вы отделались легко. В следующий раз может быть хуже.

С этим грозным напутствием, дошедшим даже до проспиртованного сознания Калиновой, Кремнев откланялся. На лестничной клетке он достал из кармана диктофон, которым его снабдил генерал Васильев, отмотал пленку назад и прослушал фрагмент беседы. Все записалось отлично.

С рассвета минуло не менее пяти часов, прежде чем Аня Кудрявцева наткнулась на железную дверь.

Эту ночь Аня и Сретенский провели на голой земле, точнее – на камнях, тесно прижавшись друг к другу и дрожа от холода в какой-то скальной выемке. Машину они бросили за барьером с угрожающим предупреждением о так называемой радиационной опасности и долго брели наугад в темноте, пока не свалились от усталости.

Рассвет наступил быстро, мощно и неудержимо вступая в свои права. Лиловое небо зловещего оттенка укутывали по краям сизые рваные облака. Вокруг заблудившихся в незнакомом мире мужчины и женщины вздымались белые, серые и коричневые скалы, похожие на обломки зубов исполинских чудовищ, умерших давным-давно.

– Надо идти, – невесело молвил Сретенский.

И они шли, утратив всякое понятие о направлении, падая, поднимаясь и снова падая в каменных лабиринтах, совсем не приспособленных для пеших экскурсий. Ане очень хотелось есть и пить. Андрей Иванович на эту тему не заговаривал, но девушка понимала, что и ему не легче. А он думал, что в конце концов придется возвращаться и сдаваться. Но даже если бы они приняли такое решение, осуществить его было бы не слишком просто. Как найти дорогу назад?

В тот момент, когда Сретенский с переменным успехом отражал атаки мрачных мыслей, Аня и обнаружила дверь.

Эта дверь в обтесанной вертикальной скале напоминала те, что Аня много раз видела по телевизору в передачах о бункере Сталина. Она была приоткрыта, и толщина ее составляла не менее тридцати сантиметров. На проржавевшей поверхности торчали какие-то штурвальчики и рукоятки. От двери вела прямая дорога, уже метрах в десяти заваленная каменными глыбами, будто после сильного взрыва.

– Андрей Иванович! – позвала девушка.

Сретенский показался из-за скалы.

– Смотрите…

Подойдя к двери, Сретенский заглянул внутрь. Если он ожидал увидеть темноту, то ошибся. Широкий коридор с наклоном вниз освещался укрепленными на стенах белесо светящимися трубками, похожими на люминесцентные лампы. Андрей Иванович ступил на гладкий пол коридора, осмотрел одну из трубок. От нее не тянулось никаких проводов.

– Химическая реакция, – пробормотал Сретенский, – или радиоактивные элементы… Это будет светить столетиями.

Аня робко вошла вслед за Андреем Ивановичем.

– Мы пойдем туда? – чуть слышно спросила она.

– Почему бы и нет? – Сретенский передернул плечами. – Это не хуже, чем скитаться среди скал. Может быть, здесь нам удастся найти нечто, проясняющее наше положение…

Он решительно двинулся вперед по коридору, девушка последовала за ним. Коридор изгибался сектором окружности, его ширины было бы достаточно, чтобы здесь проехал грузовик. Метрах в ста от входа в стенах начали попадаться другие двери, многие из них были закрыты и заперты, иные распахнуты настежь – но за ними располагались лишь огромные, совершенно пустые комнаты – залы, где ровно лился свет все тех же люминесцентных трубок.

Один из этих залов отличался от прочих тем, что в его противоположной стене виднелась еще одна дверь.

– Сюда, – сказал Сретенский.

Приблизившись к этой двери, он потянул за ручку, но она не подалась. Андрей Иванович решил было, что новая дверь тоже заперта, и только для очистки совести приналег на ручку сильнее. Неожиданно дверь отворилась.

За ней открылся узкий металлический мостик, пролегающий на большой высоте над громадным помещением, тонувшим внизу в полумраке. Это было что-то вроде заброшенного подземного завода – во всяком случае, на такую мысль наводили остовы притаившихся в пещере гигантских механизмов. Аня и Сретенский не без опаски шагнули на мостик. Очевидно, он был достаточно прочным, ибо даже не шелохнулся.

Шаги гулко отдавались в пустоте пещеры. Мостик привел к очередной двери, которую также удалось открыть.

Аня вскрикнула и отпрянула. Прямо за дверью, головой к низкому стальному порожку, лежал труп. Он давно высох, мумифицировался, пустые глазницы уставились в никуда. В центре лба темнело круглое отверстие.

– Эге, ребята, – озадаченно буркнул Сретенский. – Нет мира под оливами…