Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Никаких арестов, – категорично перебил Тагилов. – Мы должны покончить с ним раз и навсегда. Только он всерьез угрожает нам. Хрущева, Маленкова и прочую шушеру можно не принимать в расчет. Пусть творят, что хотят, за их спинами мы можем действовать совершенно свободно.

– Значит, никаких арестов, – пробормотал Широков.

– Никаких, – подтвердил Тагилов. – Операция должна быть проведена сегодня.

… Через много лет после совещания на «четвертой даче», уже на закате горбачевской перестройки, в советской прессе появились странные публикации об аресте Берия, как две капли воды похожие на версии, запушенные партийной верхушкой в пятьдесят третьем. Отличие состояло лишь в том, что автор ссылался на Георгия Константиновича Жукова, от которого якобы и услышал некогда данный рассказ. Правда, сам Георгий Константинович никаких воспоминаний об этом не оставил и своего участия в аресте не признавал, но кого интересуют такие мелочи?

Вот что буквально писал (от имени Жукова) автор этих публикаций.

«… В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берия не было. Первым заговорил Маленков – о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его. Потом стал говорить Хрущев. Микоян подавал лишь реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки.

– Сможешь выполнить эту рискованную операцию?

– Смогу, – отвечаю я.

Знали, что у меня к Берия давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У нас еще при Сталине не раз были стычки. Достаточно сказать, что Абакумов и Берия хотели в свое время меня арестовать. Уже подбирали ключи… Кстати, мне Сталин прямо однажды сказал, что они хотели меня арестовать. Берия нашептывал Сталину, но последний ему ответил: «Не верю. Мужественный полководец, патриот – и предатель. Не верю. Кончайте с этой грязной затеей». Поймите после этого, что я охотно взялся его арестовать. За дело.

Решено было так. Личная охрана членов Президиума находилась в Кремле, недалеко от кабинета, где собирались члены Президиума. Арестовать личную охрану самого Берия поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берия.

Маленков сказал, как это будет сделано. Заседание Совета Министров будет отменено, министры отпущены по домам. Вместо этого он откроет заседание Президиума.

Я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседаний в эту комнату.

Меня предупредили, что Берия физически сильный, знает приемы джиу-джитсу.

– Ничего, справлюсь, нам силы тоже не занимать…

… Идем в зал. Берия сидит за столом в центре. Мои генералы обходят стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берия сзади, командую:

– Встать! Вы арестованы.

Не успел Берия встать, как я заломил ему руки…»

Цитировать дальше бессмысленно, потому что содержание этого и подобных текстов не имеет ничего общего с истиной. Кажется, сочинители даже не слишком заботились о правдоподобии. Иначе как объяснить возникновение нелепо-мелодраматической сцены рукопашной схватки Жукова и Берия в духе боевиков с Ван Даммом? Не было этого, как не было и самого ареста, и последующего закрытого суда, и расстрела 23 декабря 1953 года.

На самом деле все произошло проще и страшнее.

26 июня 1953 года, вскоре после совещания на «четвертой даче», к особняку Берия на Малой Никитской подъехали два бронетранспортера. Машины беспрепятственно проникли во двор, ибо охрана (черт знает почему, как писал Булгаков в «Мастере и Маргарите») отсутствовала. Из бронетранспортеров оперативно выгрузилась спецгруппа – пятнадцать превосходно обученных убийц, персональная гвардия Тагилова. Никакого сопротивления, разумеется, Берия оказать не мог и не оказал. Убийцам даже не понадобилось входить в дом – Лаврентия Павловича, работавшего в кабинете, застрелили через окно. Труп вынесли на носилках, покрытых брезентом…

Личность Лаврентия Берия оценивают по-разному. Кто-то считает его кровавым монстром, другие утверждают, что он был тайным оппозиционером, готовившим демонтаж сталинского режима. Одно несомненно: это был человек сильный, умный и решительный. В ситуации, создавшейся после смерти Сталина, он один имел возможность противостоять Тагилову и компании. С какой целью и с каких позиций противостоять – вопрос другой, но лишь устранив Берия, Тагилов почувствовал себя в безопасности. На Хрущева, Маленкова и прочих он мог внимания не обращать.

Было бы неверным считать, что подлинная история убийства Лаврентия Берия так уж оставалась тайной за семью печатями для всех. Об истине, например, догадывались помощник Берия по атомному проекту Борис Ванников и сын Лаврентия Павловича Серго. В течение многих лет Серго Берия пытался найти людей, непосредственно участвовавших в убийстве его отца, но не нашел никого.

Поиски и не могли увенчаться успехом – но не потому, что все эти люди умерли.

15

Казино почему-то называлось «Алькатраз». Может быть, его новорусские владельцы не знали, что Алькатраз не райские кущи, а одна из самых мрачных тюрем всех времен и народов… Или наоборот, отлично знали, и в названии казино проявилось их своеобразное чувство юмора.

Владимир Сергеевич Зорин стоял у стола рулетки, в безукоризненном темном костюме, с галстуком-бабочкой, самоуверенный и несколько надменный. У него не было желания играть, тем не менее он пару раз поставил пятидолларовые фишки на черное и выиграл. В роскошном зале (отделка – золото на красном, и по традиции всех казино мира ни окон, ни часов) оставалось не так много посетителей, и только что освободился столик для блек-джека. Зорин подсел к нему, очаровательная девушка сдала две карты. Владимир Сергеевич поднял два пальца буквой «V».

– Сплит, – сказал он. – Я загадал: если будет сплит, это к удаче…

Девушка стандартно улыбнулась. Нечто похожее ей приходилось выслушивать нередко. Карты снова порхнули к Зорину.

– Соррендо, – разочарованно произнес он. – На этот раз нет смысла продолжать.

– Проиграли, Владимир Сергеевич? – осведомился низкий мужской голос из-за его спины. Зорин обернулся.

– Приветствую вас, Евгений Дмитриевич. – Он встал из-за стола. – Я просто развлекался. Недолюбливаю азартные игры. Случайность не моя стихия.

– Тогда вам больше подошли бы шахматы, – заметил Булавин, пожимая протянутую руку. – Помните, что говорил Сервантес? Жизнь – это шахматная партия, после которой пешки и короли одинаково укладываются в ящик…

Они неторопливо направились в сторону бара.

– И шахматы не люблю, – проговорил Зорин лениво. – Да и что это за сравнение жизни с шахматной партией? На шахматной доске все на виду, все понятно. Вот белые, вот черные. Надо только избрать более эффективную стратегию, чем противник, и быть внимательнее его, и вы обязательно выиграете. Разве это похоже на жизнь?

– А вам какое сравнение по душе? – спросил Булавин, устраиваясь на табурете у барной стойки. – Преферанс… Что будете пить?

– Что-нибудь безалкогольное… Апельсиновый сок.

– Сок, отлично… А я позволю себе пятьдесят коньяку, хоть и за рулем… Так вот, преферанс, дорогой Евгений Дмитриевич. Это будет вернее. Представьте себе, у вас на руках пять взяток – ну, слабенькая шестерная при удачном раскладе. Партнеры пасуют, что делать? Можно, конечно, уйти в распасовку, она вам ничем особенным не грозит. Но боже, как хочется играть! Прикуп лежит рубашками вверх, но вы чувствуете, что там два туза, да и обязаны они там быть, не могут не быть… Наверняка два туза. Вы берете прикуп на игру, а там одна мелочь. И делать нечего, приходится играть с тем, что пришло, изворачиваться и надеяться на маловероятную фатальную ошибку партнеров… Вот жизнь, Евгений Дмитриевич. Знание правил – да, стратегия – да, расчет – да. Но всегда есть еще и прикуп, который не виден.

– Вы романтик, Владимир Сергеевич, – заявил Булавин, не без интереса слушавший Зорина.

19
{"b":"5560","o":1}