Аня Кудрявцева испуганно вскрикнула, когда на пороге ее камеры появился Сретенский в форме НКВД, ладно сидящей даже поверх комбинезона, с пистолетом и связкой ключей в руках. Андрей Иванович не тратил время на предисловия.

– Аня, пошли…

– Господи! Но куда?..

Сретенский схватил девушку за руку и выволок в коридор. Он тащил ее за собой и торопливо объяснял по дороге:

– Я тут поговорил с одним типом… Он рассказал, как выбраться через кухню… Там, конечно, тоже охрана, но придумаем что-нибудь…

Аня хотела что-то сказать, но смолчала. Если они со Сретенским угодили в какую-то безумную игру, так то, что делает Андрей Иванович, не более и не менее безумно, чем любой другой поступок.

Уверенно, как у себя дома, Сретенский шагал по коридорам, отсчитывая повороты. Никто не встречался им на пути, что Андрей Иванович приписывал слепой удаче…

Никого не оказалось и в задымленной кухне на первом этаже. Сретенский открыл дверцу шкафа, сальную и грязную, выдернул оттуда подобие синего халата и бросил девушке:

– Накинь сверху. Лучше это, чем твой комбинезон.

Аня кивнула и напялила халат на ходу. За второй дверью из кухни тянулся узкий коридорчик. Сретенский заглянул туда и увидел вооруженного солдата возле деревянной будки, похожей на собачью.

– Так я и думал, – прошептал он, словно оправдывались его тайные чаяния. – А ну-ка…

Он изо всех сил пнул ногой большой пустой котел, который с грохотом покатился по полу. Солдат промчался по коридору и ворвался в кухню, где Сретенский упер в его затылок ствол пистолета.

– Тихо… Иди к уличной двери, открывай…

Команда была выполнена без слов. Сретенский оборвал шнур телефона, стоявшего на собачьей будке (которая только притворялась таковой, судя по отсутствию собаки). Снаружи он запер дверь отобранным у солдата ключом, и они с Аней кинулись наутек.

Опомнились они на городской улице, серой и унылой, застроенной в основном двухэтажными домами барачного типа. Редкие прохожие не обращали на Сретенского и Аню никакого внимания. Очевидно, сотрудник НКВД в компании девушки, одетой в синий рабочий халат, не представлял исключительного зрелища. Сами прохожие были одеты скудно, без выдумки, довольно однообразно. Преобладали почему-то пожилые люди. Мужчин было больше, чем женщин. Изредка по улице проносились на высокой скорости черные автомобили, похожие на тот, что привез Аню и Сретенского со станции Красный Путь.

– Ладно, мы сбежали, – выдохнула запыхавшаяся девушка. – А дальше что?

Сретенский пожал плечами. Его планы были весьма неопределенными.

– Первым делом, – неуверенно сказал он, – попытаемся установить, где мы все-таки находимся…

Аня фыркнула:

– Хорошая идея… Не спросить ли вон того дядю, как называется этот город, эта страна, эта планета, в конце концов? А заодно и который теперь год? Нас все равно поймают, но после таких расспросов – гораздо скорее.

– Минутку…

Наклонившись к обочине тротуара, Сретенский поднял невероятно грязный клочок бумаги. Это был обрывок газеты, настолько замусоленный и промокший, что разобрать на нем хотя бы несколько слов являлось непосильной задачей. Но здесь была дата, и она пострадала меньше остального текста. Сретенский счистил ногтем слой грязи, потом прочитал вслух:

– Первое октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года…

– Девяносто восьмого года? – повторила Аня, как автомат.

– Так написано на газете.

– Получается, мы действительно переместились во времени… Но не назад, а вперед? – она тряхнула головой. – Пусть так… Но какая чертовщина случилась за этот год со старушкой Землей или хотя бы с нашей Россией?

– Аня, – сказал Сретенский, выбрасывая клочок газеты. – Ты помнишь тот фильм, «Зеркало для героя»? Там персонажи, чтобы вернуться в свое пространство и время, пытались использовать точку перехода…

– Кажется, безрезультатно…

– Так то фильм… Думаю, нам нужно возвратиться на станцию Красный Путь.

– Но как?! Мы даже не видели дороги, по которой нас везли.

Поступок Андрея Ивановича, которым он ответил на реплику девушки, был даже более импульсивным, в большей степени продиктованным интуицией, предельно обострившейся в этом странном мире, чем его плохо обдуманный побег из тюрьмы. Он шагнул на дорогу перед очередной черной машиной и растопырил руки. Аня только охнуть успела.

Со скрипом тормозов машина остановилась, но водитель не спешил выскакивать с проклятиями. Напротив, он вежливо осведомился, опустив оконное стекло'

– Чем могу помочь вам, товарищ?

Форма, сообразила Аня. Эта форма на Сретенском внушает им почтение… И страх.

– НКВД, – сурово произнес Андрей Иванович. – Мы выполняем важное задание. Если желаете помочь органам, отвезите нас в совхоз «Красный путь». Конечно, вы можете отказаться…

Последние слова Сретенский выговорил угрожающим тоном, и на лице водителя промелькнула тень испуга.

– Конечно, конечно… Садитесь, товарищи…

Андрей Иванович и Аня переглянулись и забрались на заднее сиденье машины. В отличие от спецфургона НКВД (или что у них там), здесь не было никаких перегородок, мешающих разговаривать с водителем.

Автомобиль тронулся, покатился по одинаковым улицам.

– Мы зададим вам несколько вопросов, – сказал водителю Сретенский.

– Конечно, товарищ… Отвечу честно, как смогу…

Сретенский усмехнулся:

– Это не допрос. Вы когда-нибудь слышали о психологических тестах?

– Слышал…

– Ну вот. По причине, назвать которую я не имею права, сейчас вам будет задан ряд вопросов психологического теста. Имейте в виду, ответы на некоторые из них покажутся вам очевидными. Так надо. Не удивляйтесь. Отвечайте.

Аня восхищенно пихнула Сретенского локтем в бок. Ход Андрея Ивановича показался ей гениальным.

– Назовите ваше имя, – приступил Сретенский.

– Ковалев, Антон Ильич.

– Год и место рождения?

– Шестьдесят пятый. Москва.

– Москва? Гм… Вы имеете в виду город, где мы находимся сейчас?

– Ну да, конечно…

– Он всегда назывался Москвой?

– Нет, не всегда. Раньше он назывался Сталинадар… Настоящую-то Москву, столицу, где Кремль и все такое, разбомбили еще в шестьдесят втором, в самом начале войны. Водородная бомба. И Сталинадар переименовали в Москву. В честь, в память столицы.

– Какое сегодня число?

– Девятое октября… Среда.

– Какого года?

– Девяносто восьмого. – Ковалев заерзал на сиденье.

– Я предупреждал вас. Не удивляйтесь, это психологический тест. Отвечайте. Когда началась и закончилась война?

– В шестьдесят втором началась и закончилась. Меньше года шла.

– Какие страны воевали? Кто победил?

– Так все воевали, – растерянно ответил водитель. – Мировая война… А победитель… Какие в атомной войне победители… Мы за своими руинами укрылись, то, что осталось от Америки, – за своими… Так и живем. Ох! Что-то я не то ляпнул, товарищ…

– Все в порядке, – успокоил его Сретенский. – Как называется наша страна, какой у нас общественно-политический строй, кто управляет государством?

– Российская Федерация… Строй социалистический… Управляет великий вождь товарищ Тагилов…

– Тагилов?

– Да, сын генералиссимуса Тагилова, соратника товарища Сталина.

– Вы бывали за границей?

– Нет! Где же? Социалистические страны в руинах… Не в Америке же мне бывать!

– А кто вам сказал, что Америка не уничтожена полностью?

– Но ведь… Есть же телевидение… И потом, радио это ихнее поганое, прости господи, в которого я не верю. «Голос Америки». Покоя не дает. Они через спутники вклиниваются прямо в наши программы. Я-то их, само собой, не слушаю, сразу переключаю приемник, не подумайте чего. Но находятся людишки..

– Да, да. И о чем вещает их поганое радио?

– Христом богом, в которого не верю… Не слушаю, ни одной передачи не слышал. Куски только.

– Тогда почему вы уверены, что содержание передач враждебное?