Так непривычно снова ступать по земле, свободной от асфальта, сухой, потрескавшейся, с торчащими тут и там пучками светлой травы. Я все время поглядываю на Адама, жду, когда он что-нибудь скажет или подаст сигнал. Но его взгляд прикован к скалам, к тому перелазу, по которому мы карабкались во время экспедиции.

Над скалами показывается темноволосая голова Агаты. Я не спускаю с нее глаз: жду, что нечто случится в следующее мгновение. Но ничего не происходит. Агата просто спускается на веревках, касается земли, отстегивает ремень. На ней форма службы охраны: должно быть, стащила ее из Центра перед побегом. Мы ускоряем шаг, она тоже. Я стараюсь не оглядываться, но по топоту за спиной и так ясно, что охранники идут прямо за нами, шаг в шаг. А у Агаты, кажется, даже оружия нет. Как мы разберемся с тремя вооруженными мужчинами?

Лицо Агаты выглядит гораздо лучше, чем во время нашего последнего разговора. Синяки еще не сошли, но побледнели, ссадины затянулись. Нельзя позволить, чтобы ее снова вернули в Центр и избили.

Дыхание убыстряется; я чувствую, вот-вот что-то произойдет. На этот раз я готова.

Мы встречаемся. Агата устало улыбается, чуть склонив голову.

– Ну, что же, – начинает она, но наш охранник перебивает ее:

– Давайте, не задерживайтесь.

Агата пожимает плечами и начинает обходить нас с Адамом. Медленно-медленно. А потом все происходит так быстро, что я не успеваю сориентироваться. Сначала кто-то хватает меня за руку, очень крепко, до боли. Железные пальцы впиваются в плечо, я инстинктивно пытаюсь вырваться, рвусь вперед, но этот кто-то оказывается очень сильным, да еще застал меня врасплох. Мощным рывком он дергает меня назад, прижимает к себе и обхватывает шею. Мне тяжело дышать, на глаза тут же наворачиваются слезы, и я отчаянно дергаюсь, цепляюсь за руку, сжимающую мое горло, но от этого только хуже; я словно зверь, загнанный в ловушку.

– Успокойся, – с натугой говорит охранник. Может, я и смогу вырваться, но для этого нужно перестать паниковать. Чуть расслабляюсь и перестаю вырываться, чтобы сделать полный вдох.

В этот момент я вижу, как над скалой появляются темные точки, а затем – три красные вспышки. Кто-то стреляет. Опускаю взгляд. Агата бежит куда-то в сторону, за ней – еще один охранник. Пару секунд спустя он падает, сбитый с ног Адамом, и оба катятся по земле. Адам тщетно пытается отобрать у охранника оружие, но тот явно сильнее. Скоро Адам лежит на земле лицом вниз, а к голове его приставлен ствол винтовки. Стрельба прекращается: люди наверху могут попасть в нас, и они не рискуют. Взгляд мечется вверх-вниз, я все надеюсь, что повстанцы сейчас сделают что-то необыкновенное: используют супероружие или целой армией обрушатся со скал. Но нет: кажется, их всего трое, и они бессильны, пока могут попасть в нас. Бернев не играет по правилам. Я тоже не собиралась, но теперь это не имеет значения: меня снова схватили и снова запрут. И теперь не будет никаких шансов вызволить Адама или сбежать самой.

Делаю последнюю попытку вырваться. В какой-то момент почти выходит, но потом меня снова хватают за руки. Я падаю, меня волочат по земле. Боковым зрением я еще схватываю отчаянно рвущегося из рук сразу двоих охранников Адама, но потом мне на голову надевают душный пакет.

Наверное, я опять плакала от злости и бессилия, пока нас вели к Стене и запихивали в машину. Свобода была так близко, что ее можно было вдохнуть, но все снова разрушено, – только теперь нет даже надежды, что мы снова что-нибудь придумаем и выпутаемся. Бернев упустил Агату, теперь никаких обменов не будет. А что будет с нами? Мы с Адамом больше не ценные пленники, мы теперь ничего не значим.

С меня стаскивают пакет, я судорожно вдыхаю, словно из реки вынырнула. Руки связаны, но не слишком туго: теперь никто не боится, что мы сбежим, ведь мы опять в городе. Встречаюсь взглядом с Адамом. Сказать нечего, да и не хочется говорить. Я думаю только о том, скоро ли увижу Адама еще раз и увижу ли вообще. За время в пути я успеваю придумать несколько сумасшедших планов побега и понять, что все они бесполезны. Когда нас вытаскивают из машины и ведут в корпус, я надеюсь увидеть Бернева, просто заглянуть в его глаза и увидеть там разочарование. Он упустил Агату, а она была ему нужна больше, чем кто-либо другой. И упустил по своей вине, из-за глупости и жадности. Хотел получить всех – что ж, ничего не вышло. Но Бернева нет ни в коридорах, ни в палате, где нас запирают, – меня и Адама вместе.

Эта палата не похожа на предыдущую. Здесь моих вещей нет, да и вообще ничего нет, кроме двух кроватей и дверки, ведущей в туалет. Комната тесная и мрачная, ее освещает лишь тусклая лампочка под потолком, а окно будто заклеено чем-то снаружи. Я сажусь на кровать, пытаюсь привести мысли в порядок. Нас переселили сюда не просто так. Это может значить только одно: нам осталось недолго. Зачем тем, кто скоро умрет, личные палаты? Меня трясет, как в ознобе, я обнимаю себя руками, чтобы согреться. Где-то внутри меня голос воли продолжает твердить: думай, действуй, ищи варианты! Но сложно заставить себя поверить, что это еще не конец. Я чувствую, как Адам садится рядом со мной, как его рука ложится мне на плечи. Еще недавно это заставило бы меня задохнуться от смущения, но сейчас сил на эмоции просто не осталось. Я молча склоняю голову на плечо Адама и замираю, опустив веки. Пусть все закончится так, но я хотя бы не одна.

Не знаю, сколько времени прошло, – может, часов пять. Никто не приходит к нам и ничего не объясняет. Что будет дальше? Что с нами сделают? Я могла бы поговорить об этом с Адамом, но он растерян не меньше меня, у него нет ответов. К тому же я не хочу знать. Впервые за много недель я ничего не чувствую. Даже не ощущаю себя как себя. Невозможно понять, где заканчиваюсь я и начинается ничто. Может, мои чувства просто отмерли после всего, что я пережила? Если это так, будет легче встретить конец.

Адам поднимается на ноги, делает круг по палате. От него, в отличие от меня, исходит сила и энергия. Он ищет выход. Только что мы можем сделать? Заключить с Берневым новую сделку? Нам больше нечего предложить взамен. Попытаться сбежать? Единственный путь – окно, но оно зарешечено. И я устала. Устала что-то придумывать, устала принимать решения, устала надеяться, в конце концов. Наверное, мне стоило распрощаться с надеждой в тот момент, когда я узнала о Резистентности. Гарри тогда сказал: мы все станем лабораторными крысами. Он был прав с самого начала!

За окном темнеет, и я понимаю, что прошло гораздо больше времени, чем я думала. За день нас ни разу не покормили. Зачем тратить продукты на тех, кому недолго осталось? Я ложусь и вытягиваюсь на кровати. Посплю, пока есть возможность. Здесь холодно. Когда Адам сидел со мной рядом и обнимал за плечи, было гораздо лучше, но я не стану просить его вернуться. Не время для этого.

В палате совсем темно. Я слышу, как Адам устраивается на своей кровати. Кажется, мы оба не проронили ни слова в этой комнате.

– Доброй ночи, – говорю я.

– Доброй ночи, Вероника.

Засыпаю, думая о том, что эта ночь может быть последней.

Просыпаюсь от грохота.

По привычке вскакиваю с кровати, вижу, что Адам тоже на ногах. Темно, его силуэт едва различим.

– Что такое?

– Окно, – шепотом отвечает Адам.

Я присматриваюсь. К решетке снаружи прикреплен крюк для скалолазания. От него и шум.

– Что происходит?

– Кажется, у нас еще остались здесь друзья, – шепчет Адам. Не представляю, кто может помочь нам. Ангелина? Неужели поняла, что я была права?

Снова грохот, крюк дергается, но решетка не двигается с места. Еще рывок – и она слетает с окна, исчезая где-то внизу.

– Давай! – командует Адам. Бросаюсь к окну, распахиваю его. Второй этаж – не так уж плохо, была я и повыше. Вылезаю ногами вперед и, чуть повременив, прыгаю. Я как-то забыла о ноге за день – что ж, она напоминает о себе. Боль огнем прожигает кость, но я сдерживаю крик. Но куда сильнее, чем острая боль, меня поражает то, что я вижу.