— Здравствуйте.

— Здравствуйте, здравствуйте, коли не шутите, — почти хором ответили они.

— Скажите, пожалуйста, где я могу найти вот этого человека? — Жора показал им старую фотографию из лаборатории, которую дала ему Софья Михайловна. — Вроде в вашем доме живет.

— Нет. Не знаем мы такого. Не знаем. Не знаем, — заговорили в один голос бабушки.

— Ой, смешной-то он какой! На зяблика похож, — подобрала очень точное сравнение для молодого Кукушкина одна, самая смешливая из них.

Старушка-веселушка — так мысленно окрестил ее Жора, всем всегда придумывающий прозвища.

— Да нет, не на зяблика, а на селедку! — попробовала поспорить с ней другая.

«Она и сама похожа на селедку, значит, будет Селедкой», — снова подумал Жора.

— Знаете, это очень старая его фотография. Лёт тридцать назад, наверное, сделана. Он должен был очень измениться.

— Так как же, милый, мы его тогда узнать можем?

Не получается! Жора стал волноваться. Веселое трещанье бабулек уже внушало ему ужас. Они могут целый день обсуждать эту фотографию и не сказать ничего.

— Но я уверен, что он живет в вашем доме. Он ни на кого из ваших соседей случайно не похож?

— Постой-постой. Ну-ка дай еще глянуть. Девочки, посмотрите, а не наш ли это Николка? — Самая смешливая бабушка, Старушка-веселушка, скорее всего, была и самой зрячей из них.

— А похож.

— Точно, это он.

— Какой селедкой был, такой и остался, — констатировала Селедка.

— «Каким ты был, таким ты и остался… — проникновенно запела одна из «девочек», — орел степной, казак лихой…»

— Ну, ну, милые. Давайте! — Жора суетливо переводил взгляд с одной на другую. А они продолжали веселиться.

— Ой, да уж лихой он у нас казак! — почему-то захихикали в один голос подружки.

— Ой, орел… — Певшая старушка, видать, давно уже присматривалась к нему.

— Да не орел он, а ободранный воробушек. Мы так его и называем — Иволга. Фамилие у него такое — Иволгин. — Старушка-веселушка была самым полезным информатором.

— А-а-а звать его как? — Жора стал даже запинаться.

— Коля. Николай то есть.

— А по батюшке?

— Что-то отчество у него такое интересное. Ой, память моя девичья, — запричитала маленькая, сморщенная старушка в ярко-розовом джемпере с люрексом.

Кокетка — так обозначил ее для себя Жора.

— Нерусское, что ли?

— Да нет. Самое что ни на есть русское.

— Эр, эр. На букву «эр» начинается.

— Романович?

— Да нет, это бы я вспомнила.

— Родионович. Точно, — сказала Старушка-веселушка, обладающая, по-видимому, не только самым хорошим зрением, но и самой хорошей памятью.

«В яблочко! Ну и имечко Кукушкин себе подобрал! Иволгин Николай Родионович. Здравствуйте, Федор Михайлович…»

— А зачем это он вам понадобился? — игриво поинтересовалась Кокетка.

— Для очень важного дела.

— Интересно, что за дело может быть у Иволги?

— Знаете такую передачу «Жди меня»?

— Ну знаем. Как не знать-то.

— Мы делаем программу про него. Ищет его один человек.

У бабулек после этой фразы лица перекосились, вытянулись как одно — то ли от удивления, то ли от зависти. Заговорили все разом и сказали даже больше, чем нужно. Через пять минут после разговора с ними Жора уже знал практически все из настоящей жизни Кукушкина-Иволгина — не только где живет, но и во сколько приходит домой, что из продуктов покупает, какое белье на балконе сушит.

Поток информации казался неистощимым. Но вот из окна долетели позывные очередного сериала, и бабушек со скамейки будто ветром сдуло. Проблемы героев мыльных опер были для них гораздо понятнее и интереснее, чем проблемы соседа по лестничной площадке.

Деревянная обшарпанная дверь. Безголосый звонок.

«Кажется, будто пахнет здесь мышами и убийством, — промелькнула странная мысль. Жора вообще очень любил сочетать несочетаемое. — Вот только интересно, предстоящим или уже совершенным убийством. И при чем тут мыши? Может, здесь пахнет «невинно убиенными» мышами?»

Он деловито постучал.

Через какое-то время послышалось старческое шарканье тапками. Но дверь не открылась. Жора постоял ещё несколько минут, лотом постучал настойчивей. Ноль реакции. Тапки за дверью притихли. Человек, на ноги которого они были надеты, затаился, как заяц под кустом. Жора постучал угрожающе. Тапки снова зашуршали. Подействовало!

— Кто там? — Голос за дверью был какой-то сиплый и почти безжизненный.

— Николай Родионович?

— Да. Что вам нужно?

— Откройте, пожалуйста. Мне необходимо поговорить с вами.

— О чем?

— Понимаете, я с телевидения…

— Мне не о чем с вами говорить.

— Подождите, не уходите… Вас ищет один человек. Одна ваша старая знакомая…

Дверь со скрипом приоткрылась. На Пороге стоял тот самый Кукушкин. Сравнивая его с фотографией тридцатилетней давности, Жора сделал вывод, что годы его не пощадили. Редкие седые волосы по непонятной причине торчали в разные стороны, как будто только что получили изрядный электрический заряд. Бледное, исчерченное морщинами лицо пугливо скрывалось за, кажется, все теми же очками с толстыми стеклами, что и тридцать лет тому назад.

И глаза… глаза с тем же неуловимым безумием. Однако полностью дверь так и не открылась, ее сдерживала железная цепочка. Жора понял, что шансов попасть внутрь у него все так же немного. Кукушкин-Иволгин с подозрением смотрел в щель дверного проема, как выглядывает устрица из своей раковины.

— Кто меня ищет?

— Я же сказал, одна ваша старая знакомая.

— Как ее зовут?

— Софья Михаиловна.

Старик окаменел. Глаза за толстыми стеклами стали неестественно большими.

— Нет… не знаю такой. Не знаю, не знаю… — выдавил он.

— А вы попытайтесь вспомнить. Это было около тридцати лет назад…

— Нет, не помню… И при чем тут ваше телевидение?

— Мы снимаем новый выпуск программы «Жди меня». Вы, наверное, смотрели ее? Это очень известная программа.

— И что дальше? Я не понимаю, при чем тут моя скромная персона.

— Понимаете, в этой передаче находят друг друга люди, которые долгое время не виделись. И…

— Нет. Нет. Нет. Нет, — вдруг забормотал он, — мне это неинтересно…

Он попытался закрыть дверь. Жора успел вставить в дверной проем носок ботинка.

— Прекратите хулиганить! — возмущенно закричал Кукушкин.

— Но разве можно так поступать с женщинами. Она вас ждала, искала, надеялась…

Жора с радостью заметил, что губы Николая Родионовича начали трястись, глаза заблестели от навернувшихся слез.,

— Вы врете… Она умерла. Я знаю.

— Нет, она жива. И она вас ищет.

— Я вам не верю!

— Почему?

— Где она была все эти годы?

Жора понял, что такой сентиментальный момент упускать нельзя. Куй железо, пока горячо, бери быка за рога!

— Николай Родионович, простите, но мне кажется, что это разговор не совсем для лестничной площадки. Может…

— М-да, хорошо, проходите… нет, постойте. Покажите ваше, как это… как его, ну это, удостоверение журналистское, да.

— Вот пожалуйста. — Жора с готовностью протянул свою книжечку, выглядевшую вполне солидно для его далеко не самого крупного в Питере телеканала.

Кукушкин долго держал ее дрожащими руками, сравнивая изображение самодовольной Жориной физиономии на пропуске с улыбающимся во весь рот оригиналом. Сходство его вполне удовлетворило. Но…

— Как вы докажете, что вы от нее?

— Я не знаю… Я думал, что…

— Понятно. Разговор окончен.

И он снова попытался захлопнуть дверь перед самым носом бедного Кирика. Рыбка опять срывалась с крючка.

— Подождите! — нервно закричал Жора, одновременно с этим повторил прием с носком ботинка,

— Не хулиганьте! — тоже перешел на визгливый крик Кукушкин, судорожно вцепившись в дверную ручку.

— Вот посмотрите. Вот. Взгляните. — Жора протянул фотографию, взятую у Сони.

Фотография, по-видимому, была еще из лабораторных времен. Она и Леша Кукушкин в белых халатах на фоне стеллажа со множеством пробирок, вероятно, были застигнуты врасплох местным «папарацци» во время какого-то серьезного разговора: Соня выжидающе смотрела на него, а Кукушкин обернулся лицом к фотоаппарату и возмущенно что-то кричал в объектив. Сзади улыбающийся Семенов строил рожки у него над головой.