Свет не горит. Спят! Звонок не работает. Изо всех сил он стал колотить в ворота. Нет, так он их не разбудит!

Старые деревянные запоры не поддавались…

Он перемахнул через забор. Дом тоже заперт изнутри. Трубач стал колотить в окно. Молчание…

В отчаянии он огляделся. Под ногами валялся старый, ржавый топор. То что надо!

От удара рама распахнулась. Но в доме никто не проснулся.

Ладно! Прямо в гараж. Один удар по висячему замку обухом топора — и вход открыт. Мотоцикл стоял на месте.

«Иж»… Целый. Коляска валялась рядом. Бак полный! Что ж, это почти удача. Будем надеяться, что сосед простит. И мотоцикл, и замок, и окно. Потом разберемся.

— Светочка, держись! Сейчас, милая, мы поедем. Потерпи немного. Но скоро будем в больнице.

Она уже была без сознания. Возможно, сейчас это и лучше. Дорога будет, конечно, не из легких. Дождь снова зарядил с удвоенной силой.

Еле-еле Трубач усадил сестру в коляску: ее ноги не сгибались, голова откидывалась назад. Она так и сотрясение может получить! Так! Наклонить ее вперед, сверху накинуть полиэтиленовую пленку, оставить лишь небольшое отверстие для воздуха. Да, так и не скажешь, что в коляске он везет человека, самого дорогого ему человека. По пленке барабанили тяжелые капли дождя.

«Иж» — машина-зверь на российских дорогах.

Он пытался ехать быстро, как можно быстрее, но при этом и аккуратно. Ехал по неосвещенной, глинистой дороге, под дождем, с осознанием того, что любая потерянная секунда может стоить жизни сестре, а любое неверное движение — и его жизни тоже. Несколько раз они чуть не съехали в кювет, несколько раз чуть не перевернулись. Но им везло. До времени.

Трубач увидел, как, подпрыгивая на кочках, навстречу ему с бешеной скоростью мчится еще неразличимая в деталях машина. Она летела прямо на них…

Вдруг дорога прыгнула в сторону, косо легли капли дождя, и руль выскользнул из рук Трубача…

Дорога в поселок Пролетарский — Глазов

27 июня 200… года, 04.25

Коляска взлетела над землей. Трубач перевалился на ее сторону, чтобы удержать равновесие, мотоцикл с треском вломился в кусты и замер. Яма, в которую Трубач угодил колесом, осталась где-то позади.

Николай тщетно пытался разглядеть, что за машина движется по дороге. Она ехала как-то уж слишком быстро для такой-то дороги. Пьяный водила? Просто спешат? Тогда куда? А вдруг это «скорая»?

Разглядеть было ничего невозможно. Он оставил мотоцикл в кустах и побежал к дороге, чтобы, успеть перехватить машину, если это вдруг и впрямь окажется «скорая помощь».

Из коляски вслед ему донесся чуть слышный стон. Светка пришла в себя. Слабыми движениями она пыталась скинуть с себя пленку, укрывающую ее от дождя. Трубач вернулся, открыл ей лицо — она стала жадно глотать влажный воздух.

— Где мы?

— На дороге, Мы едем в город. В больницу.

— Зачем?

— Спасать тебя.

— Меня? От чего?

Он не ответил, угловым зрением обнаружив, что машина так близко, что уже можно ее разглядеть. Темный джип, похож на «лендровер».

— Что случилось?

— Тихо! Молчи и не двигайся.

— Почему?

— Тихо, я сказал! Выстрелы ударили по ушам.

«АКМ», — автоматически определил Трубач.

Показалась еще одна пара огней. Очевидно, вторая машина ехала по следу первой. И оттуда тоже доносились звуки стрельбы.

Джип пролетел мимо, слегка захватив светом фар куст, за которым стоял мотоцикл, и до ушей Трубача долетела непонятная, нерусская речь. Глухой хлопок. Лопнула шина. Нет, прострелена. Кем-то из второй машины. Джип вильнул, но продолжал мчаться. Еще хлопок. Второе колесо пробито. Джип не удержался на дороге, съехал в кювет.

Вторая машина, взвизгнув тормозами, остановилась метрах в двадцати от джипа. И в десяти метрах от Трубача.

Он нащупал пальцем предохранитель.

— Стоять!! Выходи по одному! Стоять, я сказал!!! — услышал он.

Теперь стало понятно, что вторая машина — милицейская или бандитская. Нет, все же милицейская — «газик». Кто-то выскочил из него, спрятался за крылом…

Из джипа шарахнула автоматная очередь. Выскочивший упал. Открыли ответную стрельбу. Трубач наконец смог разглядеть два темных силуэта около джипа и четыре, не считая упавшего, около «газика». Перестрелка продолжалась наугад.

«Мне нельзя вмешиваться. Со мной Светка».

Милиционеры попытались незаметно подобраться к джипу в обход, скрываясь за кустами акации, росшими на обочине.

Но попытка не удалась. Люди из джипа услышали шорох, пустили на звук несколько очередей в темноту. Слух не подвел их — два милиционера упали. Почти рядом с Трубачом. Метрах в пяти от него. Один из упавших вскрикнул что-то вроде «мама…». Где он уже слышал этот голос?

А из «газика» все палили по джипу, пытаясь прострелить бак с бензином. Наконец преследуемая машина вспыхнула факелом, гремя колесными дисками, покатилась вниз по насыпи, оставляя за собой огненную полосу. Но люди из джипа куда-то пропали.

Потом несколько одиночных выстрелов прозвучали уже за «газиком». И все стихло. Трубач еще не мог понять, кто уцелел…

— Ай, хорош, хорош, Ахмет! Берем их машину, поехали!

«Сволочи! Уйдут! Уйдут!»

Трубач спешно вытащил свой знаменитый кольт. «Газик» рванул с места, и, когда поравнялся с ним, он выстрелил, пытаясь через разбитое окно попасть в голову водителя. Кажется, попал, судя по крику. В ответ над Трубачом просвистели пули. Он упал на землю. Но машина не остановилась. Она виляла из стороны в сторону, но шла и шла, пока не скрылась за поворотом дороги.

Трубач встал. Подошел к упавшему совсем рядом милиционеру. Это был его знакомый с автовокзала. Рыжий милиционер Витя. Он уже не дышал. Остальные тоже были мертвы…

Столько времени потеряно! Светка снова была без сознания. А вдруг она тоже умирает?.. Нет, она не имеет права! Только не она!

Господи, только не она! Молю Тебя, только не она! Трубач даже не заметил, как его губы стали шептать молитву: «Отче наш, иже еси на небесех…»

Ему вдруг вспомнилась небольшая церковь в Спас-Заулке, рядом с деревней Пастуха. Он увидел своих друзей, стоящих перед иконой святого Георгия Победоносца, увидел свечки, ими поставленные. Но странно, почему-то было убеждение, что это не воспоминание, что все это происходит сейчас, в реальном времени или на перекрестке времен. Там, в этом видении, стояли все: Пастух, Муха, Артист, Док и он сам. И все они шепчут одну молитву, молитву о спасении. Их голоса сливаются в один, взлетают к куполу и уже эхом возвращаются обратно…

«Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…»

Оказалось, мотоциклетную фару разбило выстрелом. Трубач до рези в глазах вглядывался в темную дорогу, выбирая объезды ям и луж, старался ехать ровно, следил за коляской. Светка лежала, не подавая признаков жизни. Словно кукольное, подпрыгивало на ухабах ее тело…

Он не замечал, что холодная дождевая вода стекает по его спине, что зуб не попадает на зуб от холода, что руки почти примерзли к рулю. Мысленно он был все еще в той церкви. Казалось, будто дрожание свечи у иконы гораздо реальнее, чем эта дорога, этот дождь, эти сегодняшние кошмары.

Больничные ворота. Ночь, а во дворе человеческий муравейник. Сколько же их тут, боже ты мой! Так вот почему не хватало машин! Значит, не только их со Светкой дом навестила беда!

Он въехал за больничную ограду. К нему сразу бросилось несколько санитаров. Странное дело — у санитаров из-под халатов были видны армейские камуфляжные брюки, а на ногах — армейские же ботинки, берцы. Быстрыми, ловкими движениями Светку переложили из коляски на носилки. Она даже не пришла в сознание.

— Откуда? — был задан санитарами единственный вопрос, все остальное, видимо, было им уже известно.

— Пролетарский…

— Так, у нас новые районы! Надо предупредить…

— Вы, товарищ, куда? — Санитар преградил Трубачу дорогу.