Пули свистели, звякали о камень и летали по гроту как бешеные пчелы.

— Блин, сколько их там?!

— Сотня, не меньше.

Пришлось отстреливаться, но постоянный огонь держать не удавалось, так как боезапас у них было ограничен. Отбивались короткими.

Пороховой дым уже не давал дышать, а пальба становилась только гуще И громче. Так продолжалось около получаса.

Солдаты удачи положили немало талибов, но на место убитых становились новые, это был нескончаемый поток фанатиков, готовых умереть ради торжества ислама во всем мире.

Муха перебежал за свободный выступ, который находился почти рядом со входом в бункер. Это был рискованный маневр — его чуть не настигла автоматная очередь. Одна из пуль просвистела рядом с затылком. Испугаться, как всегда в таких случаях, Муха не успел. У него было задето плечо, но перевязку пришлось отложить до лучших времен. Позиция оказалась удачной, Муха наконец-то смог оценить реальные силы здешних хозяев. Их было больше сотни, намного больше.

Только затихала очередь, враги моментально перескакивали к ближайшим укрытиям, и расстояние между воюющими неумолимо сокращалось.

— Пастух, нам с ними не справиться! Их сотни три. У меня кончились патроны.

— Нужно вызвать подмогу. Еще есть время, — сказал Билл.

— Ваш американский взвод?

— Да.

— Нет.

— С американцами можно найти компромисс, с талибами — нет.

— А я говорю, нет!

Пастух откатился в укрытие к Мухе, в сполохах выстрелов рассмотрел дверь в бункер, увидел свою гранату, вскинул автомат, выстрелил.

От взрыва гранаты дверь наконец слетела. И тут же шарахнуло еще раз.

Яркий белый свет.

Звон в ушах. Кажется, от него сейчас разорвется голова. Невыносимый жар, проникший во все живые клетки. Наверное, это смерть…

Пастух лежал на полу пещеры, над ним продолжали трещать автоматные очереди. «Значит, дверь была заминирована. Ну что ж, повезло».

Волна взрыва лишь слегка задела его, не было никаких ожогов, ни ранений. Но почему он не может встать? Почему какая-то сила тянет его вниз? Где Муха, он только что был рядом. Как остальные?

— Билл! Трубач!

Нет ответа.

Взрыв был сильный и… Неужели они?.. Нет, нет, не может этого быть… Нужно встать, найти их… Нет, прежде нужно войти в эту дверь…

Он сжал кулаки, собрал остатки сил и по- пластунски подполз к заветной двери.

Бункер был пуст. Обугленные, но нисколько не разрушенные стены. Видать, крепко строили. В воздухе еще парят тлеющие клочки какой-то ткани и бумаги. Но останков человеческих тел не наблюдается. По-видимому, талибы перед взрывом сбежали через черный ход, выставив перед дверью в бункер заслон.

Это первая комната. Вот на потолке качается фонарь, удивительным образом уцелевший при взрыве. Старый, чуть ли не антикварный. Свет от него, дрожащий, неровный, слабо обрисовывал сгоревшую пустоту. Никого и ничего здесь нет.

Вот вход в другую комнату, дверь, вероятно, тоже сорвало взрывом.

«Взрыв произошел, когда рванула граната. Может, это была мина на растяжке? Но бомба находилась здесь, в центре комнаты. Где логика?»

Пастух не мог понять смысл маневров талибов. «Восток — дело тонкое!» Судя по всему, это взрывное устройство действовало в радиусе сорока метров. Правда, стены бункера должны были смягчить удар. Это могло означать, что в следующих комнатах разрушений должно быть поменьше и там могут остаться живые.

Комната номер два.

Разрушений гораздо меньше. На полу — куча хлама. Пустые магазины. Бутылки валяются… Разве мусульманам можно пить? Тоже мне, правоверные…

Сначала ему показалось, что в ворохе тряпок, лежащих в углу, кто-то может еще прятаться. Он проверил ногой — нет, никого. Снова пустая надежда. Это были просто тряпки…

Вдруг снова закружилась голова, перед глазами все поплыло, и Пастух рухнул на этот пестрый ворох у него под ногами. «Талибами пахнет», — промелькнула мысль, и сознание почти отключилось. Слух еще продолжал функционировать.

Сквозь гул в ушах еле-еле просачивались другие звуки, оттуда, из пещеры. Сухой треск автоматной очереди, какие-то страшные, непонятные крики, а потом…

Потом вдруг резкий удар по барабанным перепонкам, странная вибрация по всему телу и — ужасающая тишина…

Ничего не слышно.

Что это?

Глаза не открывались. Тишина звенела.

Пастух потряс головой. Тихо. Щелкнул пальцами — слышно. Значит, не оглох. Куча тряпья зашевелилась — Пастух еле успел отпрянуть. Откинулся люк, и из него полезли люди с автоматами…

Пастух обернулся — в развороченную дверь бункера еле успели вбежать Муха, Трубач и Билл. А следом за ними тоже рвались талибы…

Все, это конец, добегались, их заманили в ловушку и теперь перебьют, как куропаток.

Лампа! Эта чертова керосиновая лампа. Хоть небольшой, но свет, а им свет ни к чему. Они уже успели привыкнуть к темноте, воевать по запаху.

Пастух вскинул автомат — лампа разлетелась, облила керосином нескольких нападавших, они вспыхнули, заметались по бункеру. Их добили свои же.

И вновь стало темно. И снова Пастух шел по запаху.

В этой черной кутерьме он успевал отличать своих от чужих. Он уложил пятерых или шестерых, но пули летели все гуще, клинки свистели все ближе.

— Билл! Трубач! Муха! Спиной к спине! — крикнул Пастух.

Они тут же оказались рядом.

Встали спиной к спине и теперь махали штыками и отстреливались уже без разбору.

Под ногами было скользко от пролитой чужой и своей крови.

Трубач только злобно хрипел.

Муха при каждом ударе резко выдыхал.

Билл рубил молча. Только иногда шептал: «О, мой бог».

Это было отчаяние. Это была последняя схватка.

— Кто выживет… — начал Пастух.

— Молчи, командир! — просипел Трубач. — Береги силы.

— Не надо о грустном, — бодрился Муха.

— О! Мой бог!

Четырехствольное, четырехштыковое, восьмирукое орудие мести крошило врагов на все четыре стороны.

Но уже присел на колено Муха, его ранили в ногу.

Уже выронил автомат Билл.

Уже кончились патроны у Трубача.

Уже Пастух чуял зловонное дыхание талибов перед собой.

— Ребята! Черт вас дери! Я вас люблю! — закричал Муха.

— И я! — выдохнул Трубач.

— Я тоже! — сказал Пастух.

— О мой бог, и я вас люблю!

Они уже все стояли на коленях. Уже отбивались машинально, уже вспоминали то, что человек должен вспомнить перед смертью.

..И вдруг загремело где-то в стороне. Раз, другой, третий. Куда-то отлетели черные люди, бросились в сторону, потом метнулись назад.

Пастух успел выхватить из коченеющих рук талиба автомат и пустить несколько очередей вслед убегающим.

И Муха застрочил. И Трубач кинул гранату, которую тоже успел найти у мертвого.

— Американцы! Наши! О черт! — закричал Билл. Талибы бросились в развороченную дверь.

Пастух перекатился к люку, запустил туда две гранаты.

— Своих не перебей, Пастух!

Нет, не послышалось. Док! Артист!

— Вы откуда взялись?

— Повстречали несколько талибов, пришлось отбиваться… А вы, торопыги, не могли нас подождать!

Пастух бросился за талибами, но пробраться через кучи мертвых тел не успел.

Выстрелы разом смолкли.

Из развороченной двери показался слабый свет.

— Русский, не стреляй! — закричал кто-то из грота. — Русский, не стреляй!

Показался белый платок на дуле автомата.

— Русский, говорить!

— Прекратить стрельбу! — скомандовал Пастух. — Они сдаются.

— Ты что?! — закричал Трубач. — Хороший талиб — мертвый талиб!

— Отставить!

И в дверь:

— Заходи с поднятыми руками. Они вошли гуськом. Человек сорок.

Впереди шел, держа в руках белую тряпку, седой старик.

— Русский, говорить.

Ну ясно, бывший моджахед. Помнит еще русских.

— И куда мы их денем? — все горячился Трубач.

— Американцам оставим. Пусть хвастают.

— Иди сюда! — подманил пальцем старика Пастух. Тот отделился от толпы и пошел, перешагивая через трупы к солдатам.