Проигнорировав слова Голубкова, Трубач вытащил из сумки какой-то невразумительный кулек.
— Нет, не пиво.
— Что там?
— Увидите. Надо подождать чуток, пока оттает. Это быстро.
— Что там? — повторил Голубков.
— Увидите.
— Давайте без дурацких загадок, — рассердился Голубков. — Явились, так выкладывайте все как положено. Что стряслось?
— Как сказать… — Трубач замялся. — Тут, в столице, наверное, никто об этом и не слышал. Ребята, по крайней мере, были не в курсе. Пока я не рассказал.
— О чем?
— О Глазове.
— Ого. — Голубков нервно хохотнул. — Почему — никто? Кому надо, те знают. А вы-то к этому какое отношение имеете?
Тоненькая холодная струйка медленно ползла по столу. И вниз, на пол. Кап-кап-кап…
— Можно открывать. — Трубач разорвал пакет, и в следующую секунду полковник покачнулся — на столе лежал труп. Точнее, три трупа. Три дохлых крысы.
— Вы не волнуйтесь так. Просто я, когда сматывался оттуда, подумал, что никто мне не поверит. А так — доказательства налицо.
Крысы, конечно, как крысы, вот только невероятно распухшие, будто их надували, как воздушный шарик, а они взяли да лопнули. Похоже, их потом еще в какой-то гадости изваляли, и потоптали слегка. Генерал еще раз нервно хохотнул.
— По порядку, пожалуйста. Откуда сматывался? Почему? И зачем эту гадость в мой кабинет приволок?
— Я же объясняю — из Глазова. А эта, как вы выразились, гадость — доказательства, чтобы никто не подумал, будто у меня крыша поехала.
Голубков обреченно обвел взглядом кабинет и увидел, что все, кроме Трубача, склонившегося над столом, сидят. Кто где.
— Так- так…
— Вы же понимаете, даже при разложении тело так не распухает, и любой химический анализ докажет, что все эти повреждения — не результат разложения, а кое-что другое.
— Что ты в Глазове делал?
— К сестре ездил.
— А ее каким ветром туда занесло?
— Как — каким ветром? Живет она там… Жила… Мы вообще оттуда, из тех краев.
— Извини, я не знал.
Трубач сбивчиво повторял рассказ про город, про эпидемию, про сестру, про подругу детства… Как все они умирали… Про крыс подробнее рассказал: как поил их из шприца водой из-под крана. Про перестрелку на дороге…
— Колька, я не врубаюсь: те, кто пил обычную воду, те загибались, а выжили любители минералки типа тебя? — уловил вдруг суть Муха.
— Именно. Я в который раз повторяю: еще с армии, где гастрит заработал, пью только боржоми… Или нарзан… Или любую минеральную воду, потому что от обычной у меня жуткая изжога начинается.
— Я помню. — Док понимающе кивнул. — А что до тех — так называемых субъектов на лавочке, то они, скорее всего, совершенно нормальные люди.
— Ты их видел?! — неожиданно вскипел Трубач.
— Нет, просто я уже в третий раз слышу эту историю и вновь задаю себе вопрос: почему они, эти типы, не отравились?
— Да мало ли!
— Не надо пренебрегать деталями. Существует, конечно, индивидуальная сопротивляемость организма, когда он сам вырабатывает некие ферменты, служащие противоядием. Есть люди, на которых яд вообще не действует или действует слабее — иначе все жители Глазова погибли бы практически одновременно, Но на самом деле есть два реальных объяснения: либо у них тоже проблемы с желудком и пьют они только боржоми, как Трубач, либо они были в курсе, что в городе Глазове из водопроводных кранов течет отрава.
— Так до чего угодно договориться можно! Они что, по- твоему, шпионы?
— А почему бы и нет?
— Чудно. А теперь систематизируем информацию, И расслабиться чуть-чуть не помешает. — Голубков почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.
Он снова обвел взглядом собравшуюся в его кабинете «общественность». Вид у солдат удачи был слегка пришибленный. Все сидели, только Артист почему-то стоял, прислонившись к дверному косяку.
— Не слишком веселый повод для встречи, однако… Забыл сказать: рад всех видеть. — Он критически посмотрел на кислое лицо рекламной звезды. — Хорошо выглядишь. Прямо пижон. Впрочем, ты всегда такой был.
— Да ладно вам. Работа у меня такая, положение обязывает.
— На «альфа-ромео» ездить тебя тоже положение обязывает?
— Нет, просто машина нравится. А вы откуда знаете?
— Я же у окна сижу. На «альфе» мог только ты подъехать, это ежу понятно. Я же говорю, пижон…
— Ну как хотите. Пижон так пижон.
Трубач напрягся — досужий треп про машины был явно не к месту.
— Ты, Коля, не волнуйся, — словно прочел его мысли Голубков. — Я про эту ситуевину слышал, вот только не догадывался, что и ты там замешан. Вообще-то это закрытая информация.
Трубач аж присвистнул:
— Очень хорошо! Народ помирает неизвестно от чего, а информация закрытая!
— Не заводись! Сейчас объясню. Некоторое время назад из заслуживающих доверия источников поступила информация о массовых отравлениях на Урале, — Было видно, что генералу неловко, — Сначала показалось, что мы — то есть наша контора — тут совершенно ни при чем. Ну схалтурил кто-нибудь на местном молокозаводе… Оказалось, не совсем так.
— Еще бы. — Трубач пытался сдерживаться, сосредоточенно разглядывая свои ногти.
— Оказалось, соответствующие органы с самого начала были в курсе. Но решили подождать. А пока ждали, дело стало совсем дрянь, выхода другого не оставалось, так что просто перекрыли входы-выходы и заботились в основном о том, чтобы ни слово, ни ох, ни вздох не просочились в прессу.
— Ну это, я думаю, непросто, — со знанием дела вставил Муха, по роду деятельности иногда пересекавшийся с журналистами. — Новость-то жареная, если все так, как вы говорите.
— Все именно так. Трубач — живой тому свидетель… А еще он являет собой доказательство вопиющего несовершенства нашей системы: теоретически ведь ни одна муха из города вылететь не могла.
Мухин хохотнул.
— Все это напрягает, — продолжал Голубков, — потому что ситуация не под контролем. Представьте: если хотя бы слушок пойдет, начнется такая паника, какой даже я не представляю.
Трубач очнулся:
— А под другим углом зрения вы на это смотреть не пробовали?! Там люди умирают!
— Не дави на психику! Раз уж ты там был, то догадался, наверное, что речь идет о теракте.
— Я догадливый.
— Теракт, связанный с отравлениями? Это что-то новое… — Артист все еще продолжал полировать спиной дверной косяк.
— Точно, — поддакнул Муха. — Ко взрывам мы уже кое- как привыкли…
— Не нервируй меня, Олег, — остановил его генерал. — Так вот, цель любого теракта — прежде всего посеять страх…
— Понятно! — Артист пожал плечами. — В этом есть своя логика. Чем меньше люди знают, тем меньше боятся.
— А теперь представьте себе — вода. Идея простая — дальше некуда. А уж действенная…
— Подождите, а чем можно отравить воду так, чтобы умирал целый город? — Пастухов хотел понять все и сразу.
— Точно, мне тоже мужик тот на лавочке впаривал: нет такого яда. И анализы показывали, что вода не отравлена.
— Знаю про анализы. Воду проверяли в СЭС, а там тесты серьезные. Но, выходит, все же есть такой яд, — тихо подвел итог Голубков. — Все факты налицо.
— Значит, надо провести новые анализы.
— Не думаю, — покачал головой Голубков. — Чтобы что-то найти, надо знать, что ищешь.
— Иными словами, не зная состав яда, его невозможно обнаружить?
— Я не исключаю такого варианта. Конечно, это должен быть особый яд. Я бы даже сказал — сверх-яд.
— Но не на земле же этот сверх-яд валяется! Его нужно либо разработать, либо найти. Чтобы найти, нужно знать, где искать. И для того и для другого нужны деньги и власть.
Голубков прошелся по кабинету. Нет, вы, ребята, пришли не зря, подумал он. Во- первых, все равно без вас мы бы не справились, наверное. Во- вторых, вы и без нас начали бы свое дело. Тут семья, тут личное, тут не удержишь…
— Правильно мыслите, ребятки. Это вам не дихлофос из хозяйственного магазина. Чтобы разработать такой яд, нужны лаборатории, специалисты… Значит, деньги и власть. Вот наша задача как раз и заключается в том, чтобы найти того, кто обладает деньгами и властью и кому такой яд может быть нужен. И остановить эту тварь.