Тающий снег.

«Снег» в куплете мною раздается чуть ли не воплем. Так проверяю эффективность беруши.

Помню, как родственнички переживали за меня, узнав о пожаре. Одиннадцать дней в коме: три дня в Казани, остальные — в Нижнем Новгороде. Сколько людей за меня переживало. Многих я даже не знал. Они молились, ставили свечки, уверяли внезапно протрезвевшего отца, что все со мной будет хорошо. Он выживет.

Первая клиническая смерть. Врачи говорят — Максим, мол, труп. Не спасти. Отец дает им взятки. Они что-то пытаются сделать.

Вторая клиническая смерть. Врачи разводят руками. Снова взятки.

Богатый родственничек, странно, что у меня такой есть, договаривается, чтобы меня доставили на вертолете в Нижний Новгород.

— Он зарядил барабан,

Один из шести, —

И должен, дав по ушам,

Выстрел жизнь унести.

Четыре года после пожара я лечился в Нижнем. Сначала в ожоговом отделении. Я получил ожоги на подбородке, левом плече, обоих кистях и правой лопатке. По какой-то причине ноги перестали слушаться. Три месяца учился ходить. Ездил на коляске.

Потом в отделении реконструктивно-пластической хирургии, сокращенно РПХ. Необходимо было восстанавливать сухожилия, без которых кисти отказывались разгибаться и сгибаться самостоятельно. Также было необходимо восстановление плеча, из-за которого не мог полностью поднять левую руку. Сгоревший подбородок ничуть не меньше заботил меня и специалистов, которым я отдался на растерзание.

— «Но нет-нет-нет-нет-нет,

Я все еще жив! Я все еще жив!

Я буду жить так, как

Никогда и не жил.

Но только дайте еще-ще-ще-ще-ще

Выстрел один».

Мною владели замечательные врачи. Я каждый год отправляю им подарки. Чтобы помнили о спасенной жизни музыканта.

Именно в РПХ я флиртовал с тридцатишестилетней медсестрой, ласково называя ее «сестренкой».

Именно в РПХ меня чуть не изнасиловала сорокалетняя женщина, больная гепатитом и ВИЧ.

Продолжаю петь, прохаживаясь по сцене и всматриваясь во внимательную толпу:

— Он губы сжал,

Проглотив слюну.

Но дан еще шанс

Пожить на свету.

Именно в РПХ я познакомился с некоторыми лучшими друзьями.

Именно в РПХ я подрался с двадцатисемилетним агрессивным кавказцем, склонявший пятнадцатилетнюю девушку к сексу.

Именно в РПХ я за чужой счет трахнул проститутку.

А однажды я скомпрометировал перевязочную медсестру, показав другим медсестрам ее неприличные фото.

Благодаря ежедневной практике с соседями по палате мне нет равных в карточных играх и матерных перепалках.

Именно в РПХ я обрел дом, в котором мне всегда рады.

За исключением той медсестры, чьи откровенные фото я без стеснения показывал ее коллегам.

Я отступаю к Кристи, мелодично ударяющей по барабанам и тарелкам.

— Он свободы дите,

Но не может сам

Надеется, что

Случайность его отдаст небесам!

После повтора припева Кристи встает со стула, я передаю ей микрофон, а она мне — палочки. Рокировка. Меняемся местами.

Тишина.

Падаю на стул. Мы отыграли три композиции. Впереди еще восемнадцать. Раз, два. На счет три я жму на педаль бас-барабана.

Мне пятнадцать. Туалет отделения реконструктивно-пластической хирургии. Одна кабинка. Два унитаза. Макс Остин сел на унитаз.

Белые полы, стены, дверь. Ослепительный свет ламп. Тишина.

Я только расслабился. Приятно сбежать от шумных соседей и медсестер в спокойный и, если не считать одну кабинку на двоих, уютный туалет.

Дверь открылась. Вошел парень на вид шестнадцати лет

Он прошел рядом, приспустил шорты и сел на соседний унитаз.

— Меня Андреем зовут.

Он протянул руку. Не знаю, заметил ли он мои поднятые от удивления брови. Я пожал руку, представился.

— Ты веришь в магию?

Страннее вопросов в туалете мне не доводилось слышать.

— Эм. Ну да. Даже думаю, что сам являюсь экстрасенсом.

— О, я тоже экстрасенс!

Он восхищенно взглянул на мою левую кисть.

— Здорово тебе зашили. Шрамов почти не будет.

Я почувствовал неудобство. Андрей не подозревал, что Максим не самый открытый человек. Такой неожиданный разговор в туалете для меня явление необычайнейшее.

Он спросил:

— И что ты умеешь?

— Эм. Видеть ауру.

— О, здорово. Научишь? А то стараюсь, но ничего не получается. Ты в какой палате живешь?

Я даже спрашивать не стал, почему он употребил слово «живешь» и, уж тем более, почему он считает, что видеть ауру можно научиться.

— В двести седьмой.

Он подтерся бумагой, поднялся, натянув шорты, смыл за собой.

— Отлично, я к тебе через часик загляну.

Кто бы мог подумать, что тот самый Андрей, с которым довелось познакомиться в туалете, станет моим лучшим другом, коллегой и таким же, как я, недоэкстрасенсом.

Мы доигрываем шестую композицию. Несмотря на обезболивающие, которые принял перед концертом, мне все равно нехорошо. Чувствую слабость.

Мне кажется, что палочки вот-вот выскользнут из рук.

Я не должен этого допустить.

Я стараюсь.

Влад присаживается перед зрителями. Музыкальное сопровождение, кроме клавишных, плавно исчезает. Он тихо допевает:

— Небо с дождем,

Солнце с луной,

Свет в темноте…

Что мы найдем,

Что мы увидим

В нашем конце?

И тишина.

Где-то аплодируют зрители.

Я отдаю место за барабанами Кристи, а сам направляюсь к стойке с микрофоном.

Чувствую тошноту.

В клубе очень душно.

Две тысячи глаз смотрят на меня. Замечают ли они, что что-то не так? Они — люди, ради которых я, превозмогая боль, буду выходить на сцену до самой смерти. Потому что они меня уважают, ценят и любят, а я отвечаю взаимностью.

Взглядом слежу за ними, вслушиваюсь во вступительные риффы Влада. Начинаю.

— Живой.

Он смотрит сквозь меня

Чья стерта жизни линия.

Голос дрожит. Эндрю недоумевающе бросает на меня взгляд. Стараюсь петь ровно.

— Слепой.

Мне легче думать, что он незряч,

Что я еще горяч.

Но он

Молчит со мной

Словно я…

Отстраняюсь от микрофона, делаю глубокий вдох. Выдох

— … не живой.

Слушатели наблюдают за моими движениями. За тем, как двигаются губы. Как рука держит микрофон. Точно так же они внимательно следили за Юрой, когда он пел эту песню. Они жадно ловили каждый звук. Уносились в бесконечность, но всегда возвращались, когда песня заканчивалась. «В двух мирах» — единственная композиция с альбома «Шрамы», записанная с участием Юры. Вот он как раз ушел в бесконечность. Навсегда.

— Я ступаю по асфальту в двух мирах,

Слышу шепот, а они чувствуют мой страх.

Я все верю, что не поздно назад

Найти дорогу, хотя бы наугад.

Только больше окружаю себя тьмой

Теперь знаю: я точно…

Наверное, я перенапряжен. Следует расслабиться. Ну же, давай, Макс, что с тобой?

Максим Волков счастливый человек, нельзя отрицать. По мнению одного русского философа, счастливыми могут быть только те люди, которые способны на это ощущение. Если они не способны, им ничто не поможет. Ни деньги, ни слава, ни любовь — всегда будут несчастливы. А способные будут счастливыми всегда. Несмотря ни на что.

И я счастлив.

Но под прицелом тысяч взглядов сейчас понимаю, что меня так или иначе забудут. Потому что мое место займет кто-то другой, возможно, даже более талантливый, чем я.