Невозможно отказаться от такого предложения. Даже последняя стадия рака для отказа не может быть уважительной причиной.

— Катя, ты слышишь? Слышишь?!

Наверное, ноги у меня прыгали в потолок от радости.

— Первый концерт! Через две недели! Трехчасовой!

Я думал, Катя 3.5 начнет отговаривать меня. Мол, куда ты, со своим-то раком? Мол, у тебя ни на что сил нет. Исхудал весь, как глист. Но нет, был не прав.

— Благословляю, Макс. Верю, что ты еще на что-то годен.

Она разделила радость. И за это ей нельзя быть неблагодарным.

На следующее утро я первым делом позвонил Татьяне Ворониной, потому что только в ней видел реальную помощь, способную поднять меня, музыканта, на ноги. И она стала приезжать в Арзамас из Нижнего Новгорода каждый день, только чтобы помочь мне преодолеть нелегкие симптомы рака поджелудочной.

У нее получилось. Две недели интенсивного лечения у экстрасенса — и я почувствовал себя лучше. Незначительно, но все же. И, главное, не стало хуже. Правда сама Татьяна после всех сеансов серьезно заболела, и последние три дня она не в состоянии не то что лечить, а даже подняться с постели.

Благодаря ей, сорокалетней польской подруге, я смог дважды отрепетировать трехчасовой концерт как участник группы «Волки». Я репетировал вон с тем стройным почти лысым брюнетом Яриком в белой хлопковой рубашке и хлопковых брюках цвета шампанского, играющим с большим энтузиазмом перед зрителями свой первый большой концерт. Репетировал с сероглазым Максом, упершим взгляд на клавиши синтезатора, в платиново-серой футболке с длинными рукавами и синими брюками. И с блондинкой Анитой с ее безумно красивым голосом, в черной кожаной куртке, белой футболке из хлопка, шелковых трусах, держащей в руках микрофон и поющей слова, когда-то исполняемые Кристи Стоун:

— Когда нет сил держать бой

И не можешь найти причины,

Чтобы жить, если мир земной

Из яда змей наполовину…

Наше выступление началось с песни «Не говори», песни жизнеутверждающей и поднимающей дух. Это лишь начало. Впереди еще тридцать семь песен.

Какое странное ощущение — сидеть там, где ты в последний раз и выступал, но в другой команде. Иногда то и дело всплывают перед глазами картинки из прошлого.

Вспышка. Эндрю с бас-гитарой, воющая в микрофон Кейт, склоняющийся перед зрителями Влад, Анна в ее любимом шерстяном свитере и Кристи с походкой тигрицы на сцене. Вспышка.

Сейчас здесь другие люди. Совсем не те, кого когда-то любил и люблю. Этих пятерых я даже до недавнего времени не знал и мало что знаю о них сейчас, а они давно обо мне все знают. Ну, или почти все.

— Не говори, что ты поддался мыслям,

Не говори о бесполезности и тщетности бытия.

В последние мгновенья жизни

Ты знай, что сам себе судья.

Могу ли сказать, что «Волки» теперь моя семья? Не уверен. Лишь чувствую, что здесь и сейчас я дома. Там, где и должен был быть с ноября по январь.

В жизни не все так плохо, если ты занимаешься тем, что заставляет твою душу дрожать от восторга. Сидя за барабанами, осознаю, насколько глупо я тратил отпущенное мне время. Надо было что-то делать, чтобы вернуться на сцену. Биться о стену, а не искать другие двери.

— Не говори, что мечта твоя недостижима,

Не говори, что ты ползти устал.

Поверь: все еще осуществимо.

Встань с колен, даже если ты упал!

Я зашел в первую дверь. Оказался в комнате с еще несколькими дверьми. Там учеба, эгоизм, желание чувствовать себя живым без всякой цели. Прошел дальше. Там рок-издание, тот же эгоизм и навязывание своих идей другим людям. Долго же я искал выход к стене, через которую пытался пробиться.

Правильнее сказать, в итоге это ко мне пробились.

Вспышка. Кристи левой рукой держит микрофон, а правой жестикулирует. Ручной танец. Вспышка.

Анита чертит ладонью невидимую черту. Поет:

— Когда путь лежит через туманы

Грозы и мертвые города,

Не идти — станет для тебя обманом.

Так иди сейчас или никогда!

Странное совпадение. Анита и Кристи очень схожи характером. Думаю, пародирует ли Анита ее или на самом деле такая же стерва?

А не подражаю ли я сейчас сам себе, исполняя кавер на Bish-B?

— Только в кино человек может легко найти себя.

Через десять минут мы должны быть на сцене. Но Камиль о чем-то рассуждает настолько медленно, что кажется, будто он не собирается выступать или забыл о том, кто он и где.

Мы сидели в гримерной на мягких блевотного цвета креслах и диване. В центре небольшого стеклянного стола привлекали внимание шесть кружек с напитками. Кто-то брал одну из кружек, делал глоток и ставил на место.

— А мы в сортир не захотим во время концерта?

Зачем Ярик озвучил свой вопрос? Теперь группа будет думать об этом и хотеть в туалет. Так было со мной один раз в самом начале музыкальной карьеры. На вопрос Ярика Анита среагировала очень громким смехом. Она подняла кружку и опустошила ее одним заходом. Затем, цепляясь пальцами во вторую кружку, поинтересовалась у Таи:

— Будешь?

Тая фыркнула.

— Еще чего!

И эту кружку, но уже помедленнее, Анита выпила до дна. Камиль возмутился:

— Эй, ты так не налегай, в туалет замучаешься бегать.

Хохот барабанщицы в который раз напомнил мне Кристи Стоун. Это странно, но я скучаю по ней. Скучаю по старым коллегам. По таким же посиделкам, но только не перед, а после концерта.

В гримерке жарко, хочется пить.

Камиль продолжал рассуждать:

— В реальности, чтобы найти самого себя, человеку приходится пройти чуть ли не через всю жизнь. Да-да. Чаще всего он находит себя и смысл жизни только перед смертью. Так что, господа и дамы, не обещаю, что наш музыкальный коллектив — истинные мы.

Я взял одну из кружек, сделал глоток. С отвращением вскрикнул:

— Эй! Что это вообще такое?!

Хохот Аниты.

— Крепкое пиво, трезвенник ты наш.

— Что? Но почему не сок или вода?

— Забыли принести, обещали, что принесут минут через пятнадцать.

Махнул рукой. Ай, к черту. До начала концерта считанные секунды, а пить очень хочется.

Камиль что-то продолжал нести о человеке, его целях и задачах в нелегком существовании, пока Макс Азаров, самый старший из нас, ему двадцать шесть, не произнес:

— Ну что, за гитарки — и вперед?

Я сделал еще несколько глотков. Затем еще. Еще.

С громким стуком вернул кружку столу. Поднялся с дивана и направился к выходу на сцену.

Можно с уверенностью сказать, что мы — те же «Биш-Би», только с другим названием. Поэтому считаю, что мы исполняем наши песни. Они принадлежат не только жалкой группке со странным названием, но и всем живым вообще. А так же мертвым. Музыка не может быть чьей-то. Она ничья. Самостоятельно живущая энергия.

Печальные ноты. Кажется, что Макс Азаров занимается любовью с синтезатором, а Ярик Гном — с гитарой. Настолько интимная, грустная и проникновенная мелодия зачаровывает зрителей-слушателей. Они загипнотизированно наблюдают мою сжавшуюся позу у микрофона.

— Простит меня космос, что осуждаю

Твои поступки, которые ранят мне сердце.

Ты открыл правду, но по лжи я скучаю —

Без нее я одинок и мне некуда деться.

Справа стоит Тая Лист, она просто держит гитару и смотрит под ноги. Она сказала мне, что эта песня напоминает ей о бывшей лучшей подруге.

Несколько небольших прожекторов освещают нас ядовито-красным светом. Мы исполняем четвертую композицию. Впервые за долгое время пою я.