В спальне занавешены окна. Тело Юры еще не кремировали. Я с Аней в обнимку сидел на мягкой кровати шириной во всю комнату. Слезы подруги падали на написанное синей пастой письмо, которое мы только нашли под подушкой Юры. Оно адресовано нам.

«Аня, Макс, простите меня, и попросите, чтобы Влад, Андрей и Михаил Леонидович тоже простили.

Я считаю, что свое время уже прожил. Я несчастлив, хоть и кажусь счастливым. Вы ведь и подумать не могли, что совершу такое? Никто не знает, что творится в душе каждого. Я не смогу быть счастливым. Моим мечтам не суждено сбыться. А просто быть живым без всякой цели не могу.

Ань, ты говорила, что у каждого человека есть цель в жизни, но я засомневался. Скольких людей знаю, чья жизнь не имела цели, т.е. была бессмысленной? Да большинство.

Жить ради чего? На благо общества? Зачем? Общество неисправимо. Эти предрассудки, гомофобия, быдло и гнилые люди неисправимы. Мне просто кажется, что мы ПРОСТО живем. Просто, понимаешь?

Макс, ты говорил, у любой депрессии есть выход. И, чтобы ты знал, я не сломлен. У меня нет депрессии. Я просто понял бессмысленность жизни, бессмысленность того, что мы делаем. Бессмысленность того, что мы пережили.

Макс, признайся, ты ведь понимаешь, о чем я. Ты ведь тоже совершал попытку самоубийства. Неужели тебе не хочется повторить это снова? Но, несмотря на пережитое, на то, как обращались с тобой родители, родственники, что ты долгое время лечился в хирургии, несмотря на те оставшиеся шрамы на твоем теле и твоей душе, ты продолжаешь жить.

Может, потому что тебя от той самой грани уберегают друзья? Они — та нить, которая, если порвется, уже не сможет тебя удержать.

Аня, Макс. Я вас люблю. Но человеческие чувства не могут меня заставить жить дальше.

Это мой осознанный выбор.

Не вините меня… Не хочу, чтобы вы видели, как моя жизнь катится ко дну. Мне пора уйти…

Когда хожу по улице, я вижу не только людей. А еще вижу бесчисленное множество жнецов, готовых всех, все человечество одним взмахом косы снести с лика планеты.

Я ничего не принес обществу. Но в обществе я разочарован, и желания быть чем-то полезным уже нет. Если бы люди были людьми, все могло быть иначе.

Я не желаю жить в больном обществе. Хочу, чтобы в память обо мне не осталось ничего. Сожгите меня и все мои вещи и фотографии. Я должен жить только в памяти тех, кто знает и знал меня…

Теперь, пока бессмысленность написанного не полностью осознана мной, кладу вам письмо из прошлого под подушку.

Ваш Юрий».

Последние слова друга в двух листах выскользнули из наших рук. Я едва слышно спросил:

— Что будем делать?

Аня, в отличие от Кэти, легко разрешала мои сомнения.

— Оставим только самые дорогие вещи, остальные сожжем. Гитары и скрипку поделю с Листьевым, телефон и ноутбук разобьем, с остальным все ясно… И свитер. Тот коричневый шерстяной свитер. Мне нравилось, когда он его надевал. Оставлю себе… Но что делать с фотографиями?

Я откинулся на подушку Юры.

— Не знаю. Я ничего не знаю, Ань. Я. Не. Хочу. Ничего. Знать.

Накрыл лицо подушкой. Темно. Но как-то не легче.

— Надо написать о смерти. Макс, ты это сделаешь. Бери телефон и пиши на своей, на его страницах, в сообществе. Везде пиши.

Я стонал:

— Зачем? Заче-ем? Почему именно сейчас?

— Поднимайся, бери и пиши.

Она пробежалась по карманам моих джинсов, телефона не нашла. Вышла в зал и через некоторое время вернулась. Мне, так же лежащему под подушкой, она вложила в ладонь смартфон.

— Пиши. И так, чтобы текст был хорошим. Ты же журналист.

Пиши, пиши, пиши.

— Знаю, ты не спал всю ночь, но ты должен. Никто другой. Сейчас. Люди имеют право знать. Пиши.

Я убрал подушку, поднял телефон. Зашел в социальную сеть.

Решил, надо писать на стене профиля Юры.

С чего начать? Как сообщить его подписчикам, коих шесть тысяч триста двадцать два, о трагедии?

Со странным ощущением, словно после смерти лучшего друга прошло много лет, я нажимал на сенсорный экран смартфона.

«Он любил томатный сок.

И на свой двадцать первый день рождения, 4 апреля, он пил бы именно его, а не какой-то спиртосодержащий напиток. Потому что таким уж Юрий Духов был человеком, не терпящим алкоголь.

Сегодня ночью, двадцать первого марта, его не стало. Юра отправился в тот же солнечный мир, в котором оказалась девятого февраля Вероника — им любимая девушка. Я хочу верить, что там, где бы это ни было, они будут по-настоящему счастливы.

Уйдя из жизни, он отпустил все и всех, что и кого любил. Его страстью была музыка, а его любовью — семья, состоящая из друзей, коллег и поклонников творчества Bish-B. Он отпустил нас. И теперь настала наша очередь отпустить его.

Парень, которому очень многие завидовали, покончил с собой, потому что на самом деле был глубоко несчастен. Несчастен потому, что очень любил людей, в которых он стал разочаровываться. Юрий пытался изменить общество, но своей цели он достичь не смог. А поняв, что, пока обществом кто-то управляет, все его попытки равны нулю, решил свести счеты с жизнью.

Наш друг не осознавал, что его цель была совсем другой. Он делал нас счастливей. Тех, кто, так же как он, питал и питает страсть к музыке. И потерять его — для нас, безусловно, трагедия.

Я обращаюсь ко всем: если настанет момент, когда будете считать, что ваша жизнь бессмысленна, знайте, что вы свой смысл жизни просто не замечаете. Если вы отчаялись его найти, не опускайте руки и, тем более, не накладывайте их на себя. Если вы родились, значит, это кому-нибудь нужно.

Каждый из нас любил и продолжает любить Юру. Кто-то за его скромность. За его вкусы, привычки. За страсть к игре на гитаре и на скрипке. За его паранойю. Или просто за то, что он любил томатный сок.

Этот замечательный и талантливый навсегда двадцатилетний парень, который жил душой, продолжает жить с нами. До тех пор, пока мы его помним».

Дальше я уже был не в состоянии что-либо писать. Опубликовал запись.

На меня начал действовать принцип обязательства и последовательности. Я написал, что нам надо отпустить Юру. Это прочтут десятки тысяч человек, среди которых начнет работу принцип социального доказательства. И люди будут ждать от Макса Остина одного — что он попрощается с лучшим другом, оставит в прошлом. И мне действительно теперь, после этой записи, будет легче отпустить его.

Как подтолкнуть себя к жизни без сигарет? Рассказать всем друзьям и знакомым, что собираешься бросить курить. В таком случае ты будешь обязан или выполнить обещание или облажаться перед людьми. Так и я дал обещание людям, что Юра — в прошлом.

Смартфон убрался в карман, на лицо вновь кинута подушка.

Как это странно. Считать, что человека больше нет, когда он там, в зале. Лежит себе, разлагается. Но он есть.

Есть же, твою мать.

Да, труп не откроет глаза, ну и что?

И гитара. И скрипка. Разве это не Юра? Это тоже он.

Его письмо, одежда, подушка у меня на голове, все его вещи — он.

Почему тогда его нет?

Приятно осознавать, что там, после смерти, тебя кто-то ждет

Так же приятно, как снова сидеть за ударной установкой в своей студии и пытаться что-то сыграть.

Я просто жму на педаль бас-барабана в темпе бьющегося сердца. И наслаждаюсь звуком. Биение моего сердца разносится по всей студии квартиры. Оно еще стучит.

Но я чувствую, чувствую, как угасаю. Мне кажется, я прожег тысячи сердец. И тысяча первое — оно последнее — догорает сейчас.