Моя рука сама по себе нащупывает у тебя на запястье чёрную шелковую ленту, и, заполучив этим действием поддержку, я беру твою ладонь в свою, переплетая наши пальцы - больше никогда не отпущу, хочу держать тебя за руку всегда.

Я на секунду отстраняюсь и смотрю на тебя растерянного, ничего не понимающего:

- Я хочу тебя, потому что люблю, - ты моргаешь, словно не понимаешь мною сказанные слова. – Я люблю тебя! – почему я кричу? Почему не могу сделать голос тише? – Тебя! Только тебя!

Ты смотришь на меня непонимающими глазами, и я уже начинаю волноваться, что ты так и останешься неподвижным, словно мраморная холодная статуя. Но ты теплый, живой. Хочется прикасаться к тебе, почувствовать мягкость твоей кожи. Провожу ладонью по твоему телу, медленно, чтобы прочувствовать каждый миллиметр, хочу дотронуться ею до твоего лица, но ты, ожив, перехватываешь её и прижимаешь мою ладонь к своим губам.

- Так я выиграл спор? – ты не кричишь как я, а наоборот говоришь тихо, шепчешь. – Я влюбил тебя в себя?

- Уже давно, - говорю тебе в губы. – Слишком давно.

- Значит, сегодня ты не сделаешь шаг назад?

- Ни за что, - целую тебя, наконец, без толики страха. Сегодня не до него. Теперь мы с тобой будем вместе. Навсегда. И пусть это навсегда будет вечным, я же обещал тебе, что буду твоим даже в следующей жизни, потому что я не хочу тебя отпускать.

Ты зарываешь свою руку в мои волосы, другую я до сих пор сжимаю в своей ладони, и прижимаешь меня настолько близко, что мне кажется, что между нами не остаётся расстояния… только ненужная ткань твоей рубашки, которая рвётся с такой легкостью. Пуговицы летят в разные стороны, а ты уже стонешь в мои губы. Тебе хорошо только от поцелуев, Вадим?

Вадим? Почему я ни разу не пробовал шептать твоё имя тебе на ухо? Это приносит такое колоссальное удовольствие, что я не могу остановиться. Можно мне не останавливаться, Вадим?

- Вадим, - шепчу на ухо, прикусывая мочку. Ты стонешь и выгибаешься, кажется этим движением прося большего. Я и сам уже не могу сдерживаться.

Целуя в губы, рукой начинаю тебя медленно растягивать, пытаясь причинить тебе минимальную боль. Ты же потерпишь её, да? Я помню, даже спустя месяц, как ты сладостно стонал в прошлый раз, когда я двигался в тебе. Сладостно. Ты же вытерпишь боль ради этого, да?

Спускаюсь от губ к шее, прикусываю слегка кожу, чтобы снова попробовать её на вкус. По-моему, она стала за всё время только слаще.

Ты снова стонешь, когда я провожу языком по твоему животу, и из-за этого я больше не могу сдерживаться. Вытаскиваю пальцы и заменяю их собой, не выдерживаю и вхожу чересчур быстро. Ты вскрикиваешь, но, кажется, тут же испытываешь как-то удовольствие и обвиваешь меня ногами, заставляя этим войти глубже. Ты мазохист? Я, видно, тоже, так как испытываю неимоверное удовольствие от того, что ты изо всех сил царапаешь мою спину… до крови. Сам чуть не стону от этого, но чтобы не выдать себя, начинаю покрывать твоё лицо прерывистыми поцелуями.

- Люблю. Люблю. Люблю, - шепчу словно фанатик.

Чуть ускоряю темп, и ты начинаешь тихо постанывать. Кажется, пытаешься сдержаться, прикусывая нижнюю губу, но это выходит у тебя плохо.

- Люблю тебя, - повторяешь за мной и притягиваешь к себе, чтобы в очередной раз прикусить мою губу, так как твоя уже вся в кровоточащих ранках.

Моя рука всё это время сжимает твою, где на запястье надета лента. Пусть она будет там всегда, в знак того, что моё сердце, так же как и она, твоё.

Тревожный звонок телефона будит меня и я, целуя тебя в висок и тихо вылезая из тёплой постели, иду на кухню. Как я и ожидал, звонил отец. Остался всё таким же эгоистом – звонит тогда, когда удобно ему, а не мне.

- Да? – голос хрипит из-за того, чем мы занимались всего лишь несколько часов назад.

- Матвей, как дела? Как учёба? Жизнь? – отзывается приторно-сладкий голос на другой линии, который я ненавижу больше всего.

- Нормально, - отвечаю я просто на все вопросы сразу. Рот мой неосознанно раскрывается в зевке – спать хочется ужасно, а точнее хочется спать, прижимая тебя к себе, но раз позвонил отец, назревает что-то страшное. Не удивлюсь если конец света – по-другому он бы ни за что не позвонил бы. – Что случилось?

- А что должно произойти? – кажется, отца и вправду удивляет мой неожиданно грубый вопрос, но он тут же начинает говорить более серьёзно, из-за чего в его голосе пропадает весь «сахар». – Кира не берёт трубку, не хочет разговаривать со мной. Я волнуюсь за неё, как она?

Конечно же, как отец может позвонить мне только из-за меня? Он беспокоится только о своей любимой дочке, которую просто обожает. Наверное, это и есть та причина, почему я так пренебрежительно отношусь к своей сестре. Я её люблю, но, как и других людей, презираю. Только тебя, Вадим, я смог признать.

- Отлично, - опускаюсь на стул и закидываю голову за спинку. – Живёт в своё удовольствие в собственной квартире, купленной за деньги, которые ты дал ей для учёбы. Ходит на дополнительные курсы, чтобы самостоятельно поступить в институт.

- Как так самостоятельно? - слышно, как отец тяжело выдохнул. – Почему она не живёт с тобой?

Кажется, его совсем не волновало то, что его деньги были спущены на квартиру, его не интересовали такие мелочи, как материальные средства. Напыщенный старый индюк!

- Она хотела самостоятельной жизни, вот она и старается добиться всего с нуля.

Послышался смешок, который сразу же был искусно спрятан за кашлем.

- Завтра перешлю деньги на твою учёбу, - голос стих, но через секунду последовал более грустный. – Извини, что сломал тебе жизнь. Но твоя мечта стать мультипликатором была настолько детской, что я не мог позволить тебе отдаться ей всецело. Ты хоть представляешь, как сложно найти работу в этой специальности, а сколько мороки… а деньги? Ты не смог бы прокормить семью. Ты понимаешь о чём я говорю?