- И? – вывел меня из себя голос. Я поднял глаза от асфальта, где местами уже была видна промерзшая корка льда, на парня и удивлённо моргнул.

- Что? – задал я свой вопрос в ответ.

Матвей как-то беспокойно заправил белую прядь за ухо и тут же спрятал руку в карман куртки.

- Мы вышли погулять, а ты молчишь?

Если честно, я подумал, что он хочет поговорить со мной о том, что произошло месяц назад, так как мы обычно думаем на одной волне, что, кстати, иногда меня очень пугает. Но видно в этот раз его машинка по чтению мыслей сломалась. Жаль. Я хотел бы наконец объясниться, вот только боюсь первый поднимать эту болезненную для меня тему.

- Прости, я задумался, - я снова уставился на асфальт.

- Просветишь?

Во что? В то, что все мои мысли заняты только им? Что я мечтаю, чтобы он обнимал меня во сне не как плюшевую игрушку, не как подушку, а как своего любимого? Хочу, чтобы он полюбил меня. Хочу, чтобы мы всегда были вместе. Тебе, Матвей, сказать об этом?

- Да о пробных, - соврал я и сел на скамейку, к которой мы подошли. Парень сел рядом и как-то тяжело вздохнул.

- Меня тоже мучают странные мысли.

- Поделишься? – в тон ему спросил я и поднял взгляд на него. – Интересно.

- Мелочь.

- Понятно.

Конечно, как я мог подумать, что Матвей неожиданно решит поделиться со мной своими мыслями… хотя, слава Богу, перестал бить, мне этого уже достаточно.

Мы, молча, сидели на лавочке, я уже напевал песню, а рука Матвея неизменно металась из стороны в сторону. И когда она уже взметнулась в воздух, он положил руку на сумку, где у него лежали вещи для рисования.

- Если так хочешь, порисуй, - вздохнул я, после чего сразу послышался звук раскрывающейся молнии. Неужели он ждал моего разрешения?

Из сумки были извлечены листы бумаги и карандаши.

- Я уж думал, что ты будешь возмущаться, если я начну рисовать, - я бросил взгляд на бумагу и уже увидел первые наброски, издалека похожие на деревья.

- А что плохого в том, что ты любишь рисовать? Это же нормально отдаваться полностью тому, что любишь. Заниматься круглыми сутками тем, что хочешь...

- На самом деле ненавижу рисовать, просто это уже вошло в привычку.

- Совсем? - удивился я, неосознанно придвигаясь ближе.

- Может когда-то и любил, но очень давно, - стоило Матвею добавить ещё одну черточку, и на листе появился горизонт. – А что любишь ты?

Тебя!

- Не знаю, - я пожал плечами и снова уставился в землю.

К моим ногам подкатился желтый мяч, и тут же к нам подбежала маленькая девочка лет шести в забавной розовой курточке и шапочке с маленькими «ушками», из-под которой торчали желтые волосы. Она остановилась и заворожено смотрела на нас двоих, словно мы были какие-то особенные.

- А вы братики? – спросила она настолько тихо, что я не сразу расслышал её вопрос.

- Нет, с чего ты взяла? – Матвей посмотрел сначала на себя. А потом придирчиво на меня. – Мы даже не похожи.

Маленькая ручка показала на меня:

- Ваши глаза очень похожи…

- Майя, ты снова убежала? – ручка, которая до сих пор была в воздухе, была схвачена рукой взрослой женщины. Она мило улыбнулась нам. – Простите, она такая быстрая, что углядеть за ней невозможно.

Я хотел уже заверить, что Майя нам совершенно не помешала, но почему-то я не мог вымолвить и слова, после её замечания. Неужели мы настолько похожи, что даже ребёнок заметил?

- Ничего, - ответил за меня Матвей, после чего мы снова остались одни.

Парень продолжал рисовать, пока я напевал песню. Руки начали мёрзнуть из-за чего, я уже начал хотеть домой, в тепло и уют.

Моей ладони коснулась чья-то рука. Мимолётно, но этого было достаточно, чтобы Матвей почувствовал то, что я замёрз.

- Пошли домой? – спросил он, после чего я кивнул. Матвей начал быстро складывать в сумку все принадлежности для рисования.

Водные процедуры.

Стоило только двери за нами закрыться, как меня быстро и довольно грубо прижали к стене. Я сразу прикрыл глаза, надеясь, что у Матвея, наконец, сдали нервы, и сейчас он, спустя целый месяц воздержания, хотя бы поцелует меня, но, кажется, у него были совершенно другие планы.

- Вадим, дай мне тебя нарисовать, - внизу живота сразу умерли все бабочки, а с губ слетел разочарованный вздох. Я открыл глаза и со скептизмом посмотрел на парня. – Пожалуйста? – добавил он, видно думая, что я жду от него этого волшебного слова.

- Нарисовать? – парень кивнул. – Меня? – снова кивок. – Ладно, вот только обязательно было прижимать меня к стенке, так томно шептать моё имя и сейчас так соблазнительно сжимать мои запястья?

Пока я это говорил, я внимательно смотрел в зелёные глаза, которые с каждым моим словом становились больше. Когда же я договорил, он с удивлением уставился на свои руки, крепко сжимающие мои тощие запястья и, смутившись, тут же отпустил их.

- Я тебя так соблазняю, - последовал ответ.

- Да? – я тихо фыркнул. – Знаешь, очень соблазнительно обламывать всё фразой «дай мне тебя нарисовать». Ведь если бы ты не…

Договорить мне не дали, а заткнули лёгким поцелуем. Всего лишь прикосновение губ, но настолько приятное и сладкое, что хочется раствориться в нём, хочется почувствовать большее, хочется углубить. Но Матвей мне этого не дал, а мгновенно отстранился на несколько сантиметров и спрятал свои руки за спину.