Потыкал в парня пальцем, он никак на это не отреагировал, поэтому недолго думая, попытался незаметно выскользнуть из тёплых объятий, так как с каждой секундой чувствуется приближение бури, а точнее пробуждения «Скуалло», но это оказалось не так просто, из-за того, что парень с каждым моим движением прижимал меня ещё ближе. Пришлось смириться и наслаждаться моментом – это же всё-таки мой Матвей, которого я очень люблю, и плевать на то, что я окажусь слишком близко к нему когда он проснётся.

За окном солнце начинало садиться, на улице темнело - наверное, мы проспали несколько часов. Надо будет, как только проснётся Матвей уйти домой или же написать маме сообщение, чтобы она снова не посадила меня под домашний арест. Не хочу снова терять любимого, ведь тогда у меня останется только около месяца, чтобы влюбить его в себя. А я обязательно влюблю его в себя, теперь я в этом уверен. Потому что не хочу его терять, хочу всегда быть с ним.

Одна белобрысая прядь игриво щекотала мне нос, я взял её в руки и начал теребить, тихо напевая старую мелодию – она всегда успокаивала меня, когда я особенно сильно нервничал. А сейчас я как никогда был на нервах – Матвей должен был скоро проснуться, а я уже твёрдо решил признаться ему в своих чувствах. Надеюсь, он хотя бы не изобьёт меня, когда услышит, что я люблю его. Хотя это смотря, в каком состоянии он проснётся.

- Вадим, - из раздумий меня вывел немного нервный голос. Я вздрогнул и неосознанно быстро перевёл взгляд с пряди на Матвея. Я уже хотел сказать о том, что мучает меня около месяца, но он меня перебил. - Ты же не думаешь, что если мы переспали, то я тебя люблю.

Матвей смотрел на меня так, словно не хотел говорить эти слова, что в тот момент хотел забрать их обратно. Почему-то я был в этом уверен. Вот только почему? Неужели он всё-таки что-то чувствовал ко мне? Жалел о сказанных словах? Хех, даже если ему плохо после этих слов, я не буду делать ему ещё больней. Не буду закатывать сцен.

Кивнув, я поднялся с кровати, специально схватив белое ватное одеяло, чтобы завернуться в него. Парень внимательно следил за моими движениями и неожиданно остановил свой взгляд на моей руке. Я проследил за его взглядом и понял, что он смотрит на ленту. Понял он что-нибудь? Догадался ли?

Я специально быстро спрятал руку под одеялом и высокомерно заявил:

- Я и не думал, что выиграть спор будет настолько легко, - голос немного дрожал, но я попытался сделать его как можно более уверенным. – Но ничего, знай, пока я не выиграю спор, я не сбегу. Потому, что теперь у меня есть причины влюбить тебя в себя. Ведь после того, что ты со мной сделал, ты обязан выйти за меня замуж!

Матвей наконец перевел взгляд с того места, где должна была быть лента и с удивлённым лицом встал с кровати, подошел ко мне. Его рука легла мне на лицо, из-за чего моё дыхание на секунду замерло.

- Я тебе не уступлю, - сказал он. Его слова немного удивили меня, но его тёплая рука так приятно ласкала мне кожу, что я не удержался и улыбнулся ему. – Я сам влюблю тебя в себя.

Не знаю, почему он сказал эти слова, но они принесли мне небывалое облегчение – раз хочет влюбить, значит, не хочет избавиться. Я дотронулся до руки парня и взял её в свои ладони, сжал чуть сильнее, чтобы почувствовать тепло.

- Хорошо. У тебя осталось два месяца.

- И у тебя.

- Хорошо, - мне захотелось засмеяться от его наигранно-серьёзного голоса, но моих губ коснулась только легкая улыбка, ведь он не знает, что он уже давно выиграл этот спор. Но зачем ему это знать раньше времени? Пусть добивается, если так хочет. Я подожду.

До такой степени не хотелось никуда идти, что решил остаться на ночь у Матвея – понимаю, что идея плохая, так как кровать только одна, но так хочется остаться дома ещё немного. Пришлось написать маме сообщение о том, что я ночую у друга. Она, кажется, была не против, только сказала, что если через девять месяцев приду с ребёнком, то мне не жить. На это я со смайликом ответил ей, что такого точно-точно не будет. Конечно не будет, чем я рожать-то буду?

Несмотря на поздний час, спать совсем не хотелось, поэтому я пошел на кухню, готовить ужин для нас двоих, в то время, как Матвей пошел в душ. Мне бы тоже сходить, но думаю, что он не будет рад тому, что я залезу к нему в ванную – места-то мало. Зато было бы здорово помочь ему потереть спинку…

Неожиданно мне в голову пришла мысль, что от моей депрессии не осталось и следа, вот только задница немного болит. Но ничего, если я могу быть рядом с Матвеем в качестве секс-игрушки, то я согласен, лишь бы он прикасался ко мне, целовал.

Когда я рылся в холодильнике в поисках чего-нибудь съедобного, на кухню зашел Диего и как-то игриво вильнул у моих ног, словно пытаясь привлечь к себе моё внимание.

- Привет, - у меня уже вошло в привычку разговаривать с этим странным котом. – Скучал по мне.

Кот сделал ещё один круг возле моих ног и уселся возле холодильника. Из его рта вылез самый кончик языка, и мне на секунду показалось, что этот кот издевается надо мной. Или же он настолько умен, как и его хозяин?

Бросив на Диего ещё один взгляд, снова заглянул в холодильник – Матвей и в правду бедный студент, из продуктов только готовый кусок пиццы в картонной коробке и полупустая прошлогодняя банка замаринованных огурчиков. Не густо.

Закрыл холодильник, если его так можно назвать, так как холодильником зовется то, где хранится еда – ЕДА! - и начал рассеянно носиться по кухне в поисках хоть чего-то. Нашел гречку, наверное, единственную крупу во всем доме. Не люблю каши, но так как в животе уже урчало, а кусок пиццы в холодильнике отдавал зелёным цветом, я без споров с самим собой поставил её вариться на плиту на сильный огонь.

В дверь неожиданно зазвонили и я, оторвавшись от поиска соли, пошел за Диего, который уже сидел у двери и ждал, когда её откроют. Видно он любит гостей.

- Кто? – просто спросил я.

- Конь в розовом платье! – в дверь ударили кулаком. - Открыл быстро и без тупых вопросов.

Последовав инструкции, я сразу же пожалел, так как стоило только открыться двери, как меня наградили презрительно-изучающим взглядом. Я в ответ смотрел на брюнетку, одетую против обыкновения в узкие синие джинсы, десятисантиметровые ботильоны и фиолетовую свободную тунику. Волосы были выпрямлены и собраны в высокий конский хвост.