Правда, отвязавшись, ничего, конечно же, ждать не стал - ринулся со всех ног с безопасного места, нашел, разозлился, запульнул и теперь смотрел, как конечность, обильно выплескиваясь кровью, долетает до распахнувшего глаза побелевшего нутром Уолкера, как втемяшивается тому в грудь, заставляет выпустить из рук сраный чайник, бьет багряным ошметком по туловищу да холеной форме.
Было, дьявол, одурманивающее больно, и разбрасываться своими руками Юу не собирался - новые-то взамен не вырастут, наверное, но скотина седая, едва не бросившая его, заслужила; скотина оседала на пол, безвольно шевелила ртом и все таращилась этой своей прокаженной серостью, кажется, напрочь прекратив понимать, что тут у них такое веселое происходит.
На долю минуты Юу даже сделалось по-своему совестно - слишком уж перепуганным этот Уолкер выглядел: сколько мальчишка себя помнил, он никогда не встречал, чтобы хоть кто-нибудь столь неоднозначно на его отваливающиеся конечности додумался среагировать. На другую долю стало любопытно, что же поганый заслуживший поделом идиот сделает теперь. На третью – неприязненно-муторно-странно, потому что Аллен не орал на него привычными общими воплями, вроде бы даже не брезговал, не проявлял никакого недовольства; собравшись с самим собой, только вот опустил лицо, коснулся трясущимися пальцами оставшейся валяться рядом руки, с непонятной Юу осторожностью ту поднял. Со сквозящей печалью окутал туманностью креозотового взгляда, объял обеими ладонями, прошелся по распутанным влажным бинтам, по мясистым струпьям, по вытаращенной наружу белеющей кости, жилам, проводкам, внедренным кем-то и когда-то регуляторам: ну а чего ты хотел, сраный Аллен Уолкер? Я ведь машина, я - Второй, не по мне затрубят твои семеро белокрылых, не по мне. Бог для меня извечно со знаком минус, пилюли глотаются за бессмертие, жизнь моя - унылое дерьмо.
- Юу... Юу, что... это...?
Все как-то слишком затянулось, почему-то обернулось вовсе не таким злорадным и спектабельным, как мальчишка представлял, пока бросался куском проклятого отодранного мяса: смотреть на Уолкера с собственной рукой на его коленях было до духоты мерзко, тоскливо. Глаза от этого непроизвольно темнели, Юу знал - темнела следом и картинка и без того не самого светлого мира. Хотелось отвернуться, немедленно убраться отсюда куда-нибудь подальше, хорошенько притопить себя за то, что додумался такую вот потешную ерунду затеять; взгляд скользнул по разлитому содержимому павшего кувшина, по вездесущим снарядам из крови, по угрюмому сырцу размягченной плоти, которая один хер начнет гнить – он проверял, проходил, знает, - если в ближайшем будущем не присобачить ее обратно.
- Ну чего тебе нужно, а? - вяло, нехотя, с новой колючей обидой, с какой-то совершенно идиотской тоской пробормотал он, тщетно стискивая в кулаке пальцы, чтобы только не потянуться и не потребовать срывающимся на дрожь голосом: верни, сука, мне мою руку, хоть ты ее как будто бы и не отбирал. - Чего ты на меня вылупился? Будешь так пялиться - голова отвалится. Идиотина. Или даже этого не знаешь?
- Славный... это... как это... почему...? - То ли туман, все это время прикрывавший застывшего Второго, отошел, то ли попросту первый шок рассеялся, и до мозга Уолкера начало что-то спешащими шажками доходить, но серые-серые глаза, распахнувшись глубже, вдруг намертво врослись взглядом в обрубок мальчишеской правой руки, вместо которой теперь болтался один только широкий китайский рукав. Болтался на злобящемся зубастом сквозняке, покрывался складками, пальцев видно не было, ткань смочилась тертым в ступке кизилом, качалась туда-сюда, как старуха качает беззубой головой, а внизу, под тощими ногами, набиралась новая лужа кошмарно-красной крови, затекающей под подошвы да убегающей стоками дальше, вдоль ощеренного камня, в утробы оставшихся за спиной ям, меняя к чертовой матери весь заложенный в зародышей код. - Что... что с тобой... произошло? Кто... Дьявол, кто это сделал?!
Последний вопль прогрохотал вдруг так внезапно, так глушаще громко, что Юу, сам того не осознав, отшатнулся.
Перекрыло сразу два загудевших слуховых канала, импульсом прошились вздувшиеся синие виски, скрипнул под жучиной лапкой черепной остов. Мальчишка затряс головой, тихонько провыл, шипя, чтобы не смел, ублюдок, так при нем орать, что от этого еще хуже, и, отпрянув на один шажок назад, повернувшись вполоборота, потерянно накрыв левыми пальцами свой несчастный болезненный обрубок, вымученно прохрипел:
- Все нормально, придурок... Она сама отвалилась.
- Как это – «сама»? Как это – «нормально»...? Ты что такое гово...
- Да нормально все, дебил! То и говорю! Не надо мне только твоей чертовой паники! Как отвалилась, так и прирастет – вот проблема! Успокой свои гребаные нервы, с какого хрена ты сходишь с ума из-за каждой херни?! Мне только нужно вернуть ее обратно, придавить, перевязать и спокойно посидеть с этой чертовой рукой. Подумаешь, взяла и отвалилась... Она каждый день так делает, если ты не знал, дурила... Хорош на меня уже пялиться! Живо отдавай ее обратно!
Хотя бы рука принадлежала ему, он имел на нее полное чертово право и хорошо об этом знал. Даже встал в угрожающую стойку, обернулся обратно, протянул руку уцелевшую, стараясь не кривиться от боли - все равно же, черти, больно! - а дрянь эта, которая Аллен...
Вместо того чтобы послушаться да вернуть то, что ей никак не причитается, вдруг, вконец рехнувшись, зыркнула на него с опасным вспененным помешательством, облизнулась кромкой клыков, поднялась сквозным ветровеем на ноги и, оставив сворованную конечность болтаться в руках своих, не рыкнула даже, а рявкнула – требовательно, буйно, приказующе:
- Ты совсем спятил?! У тебя... у тебя, черт, руки отпадают! Живое тело просто берет и разваливается по кускам! Такого быть ни в коем случае не должно! Это ненормально! У тебя кровь льется, она каждый чертов час у тебя льется, я же все время это вижу, хоть и стараюсь молчать! В каком, скажи мне, месте это тебе допустимо, в порядке, нормально, а?! Иди ты к черту, Юу, с такой логикой и попыткой вешать мне на уши это дерьмо!
- Сам ты туда и иди! - зверея по новой, воспламенился следом и шебутной обворованный мальчишка. - Сам вали и к черту, и в жопу вонючую тоже вали! К этому сраному Сирлинсу и вали, куда угодно вали, только верни мне мою чертову руку и убирайся, придурок ты несчастный! Проваливай, ворюга! Какое вообще твое дело?!
- Такое! - вот сейчас этот Аллен не шутил, не миндальничал, не собирался больше ни ждать, ни терпеть. Сейчас этот Аллен, сделав по направлению Второго решительный внушающий шаг, продолжая держать в заложниках отодранную от того руку, исказился зверским лицом, оголил обычно скрытые зубы, недвусмысленно намекая, что они у него тоже как будто бы есть. Блеснул эмалью окислых глаз, покрылся бледной краснотой заострившегося повзрослевшего лица, сейчас как никогда остро похожего на лицо стариковское, дряхлое, орехово-крепкое. - Такое, что хватит с меня, Юу. Сил больше нет сидеть в стороне и на все это смотреть. Хочешь того или нет, малыш, но ты отправишься со мной. Сегодня же и отправишься: даже не когда они погасят чертов свет - потому что я не собираюсь торчать здесь и дожидаться, когда они поиздеваются над тобой еще с несколько раз! - а сейчас же. Немедленно. В этот самый чертов момент. Ты. Пойдешь. Со мной.
