А погоня все ближе. Тут погоня, там – Белый. Что делать?

Он набрался смелости, шумно выдохнул и изо всех сил забарабанил в дверь.

Открыла маленькая девочка, и он проскользнул в комнату. Посередине на полу сидела женщина с ножницами в руках.

Дети где-то нашли роскошного белого гуся. И она вовсе не собиралась пускать его под нож, хотела только подрезать немного крылья, чтобы не улетел, – пусть пасется с ее собственными.

Подрезать крылья! Что может быть страшнее и унизительнее для гордого гуся, только что осознавшего свое великое умение летать? Белый отчаянно гоготал и вырывался.

И как вовремя успел мальчик! Женщина отстригла только одно или два перышка, как он появился на пороге. Бедняжка истошно закричала. Гном-домовой! Она бросила ножницы, всплеснула в ужасе руками и совершенно забыла про гуся.

А Белый, почувствовав свободу, ринулся к двери. Даже не остановился. На бегу клювом ухватил спасителя за воротник, выскочил на крыльцо, взлетел и уже на лету ловко изогнул шею и забросил на обычное место – на спину.

Так они и улетели, а кухарки и служанки задрали головы и долго смотрели им вслед.

Но давайте вернемся немного назад. Покуда гуси издевались над лисом Смирре, мальчик украдкой перелез на большое дерево, забрался в брошенное беличье гнездо и, не дождавшись конца представления, уснул как мертвый. И немудрено – полночи просидел на тоненькой веточке и боялся закрыть глаза, чтобы не свалиться прямо в пасть Смирре.

Проснулся уже к вечеру и пригорюнился. Радоваться-то нечему. Гуси наверняка доставят его домой, и что делать дальше? Предстать перед родителями в виде гнома?

Он вернулся на озеро и понуро ждал приговора. Но никто даже словом не обмолвился. Будто и не было вчерашнего разговора.

Наверное, посчитали, что Белый слишком устал, чтобы перенести его домой.

На следующее утро гуси пустились в путь еще до рассвета. Теперь он окончательно уверился, что настал час расставания.

Но странно – ни его, ни Белого никто не гнал. Непонятно, почему им дана отсрочка. В чем дело? Должно быть, гуси не хотят отпускать Белого в обратный путь на голодный желудок. Ну и хорошо… Он радовался каждой минуте, отдаляющей его от возвращения. Сама мысль показаться родителям в таком виде была невыносима.

Они летели над Эведклостером. Большой парк и очень красивый старинный дом с мощеным двором и ухоженным старинным садом. Беседки и перголы, тщательно постриженные кусты, пруды, фонтаны, вечнозеленый газон, на обочинах высыпали первые весенние цветы.

И ни одного человека.

Гуси несколько раз облетели парк, убедились, что там и в самом деле никого нет, и теперь летели совсем низко.

– А это что за будка? А это что за будка? – закричал один из гусей, увидев собачью будку.

Из будки рванулся цепной пес и яростно залаял:

– И это вы называете будкой, вы, бродяги? Ослепли, что ли? Это замок, а не будка! Посмотрите, как много окон, какие красивые стены, какие порталы! А терраса? Жизнь отдать за такую террасу! Будка! Идиоты! Сад, и теплицы шикарные, и мрамор! – Он даже привзвизгнул. – Мрамор! Настоящий мрамор! Будка! Придет же в башку… И парк большой, там и бук, и орешник, и дуб, и елки с соснами, и косули бегают. И все это вы, чурбаны деревенские, называете будкой? Да вы поглядите, сколько вокруг всяких сараев и складов – целая деревня. И церковь есть, и пасторская усадьба… вы, неучи носатые, обозвали будкой самое большое поместье во всем Сконе! Висите в небе, дармоеды, и ничего под собой не видите. Здесь чуть не вся земля принадлежит хозяевам этой «будки»! Здесь монастырь когда-то был! И парк монастырский!

Все это пес пролаял на одном дыхании, а когда ему понадобилось набрать воздуха, гуси хором закричали:

– Кончай лаяться! Кончай лаяться! Мы не замок имели в виду, а твою будку! Твою будку!

Мальчишка хохотал от всей души. Но внезапно замолчал – ему стало грустно. Подумать только, сказал он себе, сколько бы я всего насмотрелся, если бы полетел с этими гусями в Лапландию! Да и вообще… в моем положении только скрыться куда-нибудь и дожидаться, пока опять стану человеком.

Гуси, полетав немного над парком, сели на поле и начали сосредоточенно выдергивать прошлогодние корешки. Мальчик уже знал, что они могут заниматься этим часами, и пошел в парк, начинавшийся сразу за полем. Наткнулся на орешник и стал высматривать, не висят ли там забытые осенью орехи. Настроение было так себе – он никак не мог отделаться от мысли, что очень скоро ему придется возвращаться домой. Ну и что… возвращаться так возвращаться. Ничего хорошего в этом путешествии. Голодно, холодно… Это да. И голодно, и холодно. Зато не надо работать и учить уроки.

– Нашел что-нибудь поесть?

Старая гусыня подошла так тихо, что он вздрогнул.

Он молча покачал головой, и Акка принялась ему помогать. Орехов и она не нашла, их просто не было, зато обнаружила несколько ягод на кусте шиповника. Он съел их с таким аппетитом, будто его угостили невесть каким деликатесом. Интересно, что сказала бы мама, узнав, что сын ее питается сырой рыбой и прошлогодним шиповником?

Гуси наконец наелись и полетели на озеро. До самого вечера они развлекались, приглашая Белого посоревноваться в самых различных видах спорта. Плавали, бегали и летали наперегонки. Мальчик ни на секунду не слезал со спины Белого, подбадривал и давал советы. Стоял такой шум и гогот, что наверняка слышно было даже в замке.

Устав, гуси улеглись на лед и пару часов отдыхали. А дальше началось то же самое – щипали корешки в поле, потом купались и играли в ледяной воде. Но как только зашло солнце, все как по команде вылезли на лед и заснули. Стоя, как всегда. И как это только у них получается?

«Вот это жизнь, – подумал мальчик, залезая под крыло Белого. – Мне бы так… но завтра меня наверняка отправят домой».

Вот если бы его взяли в Лапландию! Подумать только, можно бить баклуши с утра до вечера и не морочить голову разными обязанностями. Одна обязанность – найти что-нибудь поесть. Но теперь, с его-то росточком, ему так мало надо, что уж как-нибудь вышел бы из положения.

И ему представлялось, как много он увидит, какие приключения его ждут… Да, это вам не корпеть над учебниками и пасти глупых домашних гусей.

«Если бы мне только разрешили с ними лететь… если бы разрешили! Я бы даже не огорчился, что злой гном превратил меня в такую фитюльку…»

Эта мысль преследовала его и на следующий день. Но гуси почему-то так и не заикнулись, что ему пора возвращаться домой.

Среда прошла точно так же, как и вторник. Вольная жизнь среди гусей нравилась ему все больше и больше. Он воображал, что весь огромный монастырский парк принадлежит только ему. Что хорошего возвращаться в тесную хижину и к крошечному арендованному наделу.

Он уже, не веря в свое счастье, посчитал, что гуси решили взять его с собой, но на следующий день надежду как ветром сдуло.

Четверг начался точно так же. Гуси, перелетая с место на место, паслись на далеко раскинувшихся рыжих полях, а он бродил по парку в надежде найти что-то поесть. И опять к нему подошла Акка с Кебнекайсе, и опять спросила, удалось ли ему найти что-нибудь съестное. Он отрицательно покачал головой, и она нашла ему веточку тмина с крошечными семенами. Не такие уж они крошечные, подумал он. Это раньше они мне казались крошечными, а они вовсе не крошечные. В мизинец величиной.

Акка подождала, пока мальчик поест.

– Ты, как я посмотрю, сломя голову бегаешь по парку и в ус не дуешь, – сказала она. – А знаешь ли ты, сколько у тебя здесь врагов?

Врагов? Он и понятия не имел ни о каких врагах.

Акка начала говорить таким тоном, что наверняка загибала бы пальцы, если бы они у нее были.

Когда бегаешь по парку, остерегайся лис и куниц, сказала она. На берегу надо помнить, что есть такой зверь – выдра. Даже мощеные дворы в этих замках небезопасны – ласка может просочиться в самую маленькую дырочку. Если видишь сугроб прошлогодних листьев и хочешь поваляться, убедись, что там не прячется гадюка. Сейчас они еще в спячке, но уже просыпаются. В полях поглядывай на небо – не высматривает ли добычу орел, коршун, канюк или сокол? В орешниках охотится ястреб-перепелятник. Я уж не говорю о сороках и воронах – они, может, и не опасны, но доверять им нельзя. А если думаешь, что ночью тебя никто не видит, ошибаешься. Большие ночные совы летают так бесшумно, что и не заметишь.