С галер, входящих в порт, гремит пушечный выстрел, возвещающий об удаче. За ними следуют захваченные суда с приспущенными флагами. Таков обычай. Пленники знают о своей участи – их продадут в рабство. Товары тоже распродаются. Даже если это не золото, серебро и драгоценные изделия, даже если в трюмах захваченных судов находятся самые обычные средиземноморские грузы – хлопок, ткани, сахар, зерно, масло, железо, соль, смола, древесный уголь, сыр, колбасы и прочая и прочая (все эти наименования встречаются в накладных той эпохи), – пиратская добыча приносит доход. Иногда дележ добычи происходит на борту еще и до входа в порт. Стоит судну бросить якорь, как торговцы поднимаются на борт и начинают переговоры о покупке некоторых захваченных товаров, не пользующихся спросом в Магрибе, которые они перепродадут через своих соотечественников в Ливорно (Италия).

Выручка от продажи добычи распределяется следующим образом: 9–11 процентов правительству, то есть деям; раисы и их компаньоны делят между собой половину оставшихся денег, а командам идут последние 45 процентов. Эти деньги делятся на доли и распределяются, как у флибустьеров того времени (и у современных рыбаков): одна доля каждому матросу; две доли – боцманам, конопатчикам и пушкарям; три доли – офицерам, главному пушкарю, кормчему и хирургу. Гребцы-рабы не получают ничего.

1606 год. Возвращение пиратской флотилии в Алжир сопровождается, как в свое время возвращение флибустьеров на остров Тортуга, шумными оргиями и попойками. Содержатели харчевен и проститутки тут как тут, стоит появиться матросне с туго набитой мошной. Судя по сохранившимся свидетельствам, запреты Корана мало препятствовали бурным возлияниям. В нижнем городе гремят песни и музыка, а печальные колонны только что закованных в цепи пленников-христиан бредут по улицам на каторгу; раненые кое-как перевязаны; одежду у всех отобрали, а взамен дали лохмотья.

Дансер знал, что на верфях его ждут раисы и их компаньоны, они являлись ежедневно. При каждой встрече раисы обсуждали, стоит или не стоит переходить на новые типы судов. Как уже говорилось, предприниматели-пираты занимали великолепные дома, выстроенные в арабском стиле, с внутренним двориком, где бил фонтан и имелось возвышение для музыкантов. Мебель заменяли ковры и подушки. Но иногда среди привычного убранства бросались в глаза кое-какие ценные предметы, захваченные в качестве добычи, – венецианские зеркала, серванты, английские и голландские настенные часы, по которым сходили с ума все магрибские богачи. Забавное зрелище: часто эти люди в тюрбанах беседуют вовсе не на арабском, а на своем родном языке – андалузском, корсиканском, итальянском, английском, французском или голландском.

Как любые капиталисты, раисы и их компаньоны не любили понапрасну рисковать деньгами. Со времени прибытия Дансера в Алжир, которое совпало с периодом превращения пиратства в индустрию, они вели бесконечные споры. Перед каждым походом, с учетом последних новостей, принималось решение, куда, сколько и какие суда отправить в плавание. Небольшое количество слабых судов могло упустить выгодную добычу, посылать же слишком мощный флот означало увеличить число участников при разделе добычи. Следовало соблюдать принцип равновесия. Несчастным христианам, внезапно увидевшим перед собой смуглых пиратов, и в голову не могло прийти, что эта встреча вовсе не случайность.

Уже четверть века магрибские пираты изредка проходили через Гибралтар и нападали в Атлантике на испанские галеоны, которым удалось уйти от алчных карибских флибустьеров, а также на английские и голландские суда. Часть магрибских арматоров осуждала подобные действия:

– Добыча иногда громадна, но риск слишком велик. Наши галеры и галиоты не приспособлены для нападения на высокобортные океанские суда. Лучше заниматься привычным корсарством на нашем море, оно приносит постоянные доходы.

– Да, постоянные. Но они раз от раза уменьшаются из-за конкуренции. В конце концов мы разоримся.

Появление Дансера и его настойчивое предложение строить высокобортные суда открывало новые перспективы. Пиратство в Атлантике становилось менее рискованным. У парусников имелось и еще одно преимущество – отсутствие пленных гребцов и экономия на пище.

Консерваторы возражали, что прокорм гребцов стоит сущие пустяки.

– И все же в каждое плавание мы должны брать пищу на шестьдесят – сто гребцов. Припасы занимают трюмы, и иногда приходится отказываться от части добычи. А парусники куда вместительнее.

Но строительство высокобортных судов требовало крупных капиталовложений, а здесь, как всегда, находились и смельчаки, и трусы. Начиная с 1606 года смельчаки стали одерживать верх. Симону де Дансеру пришлось даже установить очередь на заказы. Затем он организовал школу для строителей кораблей. Но и новое поколение судостроителей не успевало выполнять заказы. Тогда раисы стали заказывать суда прямо в Голландии. Голландские верфи заказы принимали, хотя и знали, для чего предназначались суда. Коммерция превыше всего – этот девиз не устарел и сегодня.

Мне не хочется читать мораль, рассказывая о конце жизненного пути Симона де Дансера, но и промолчать нельзя. Он сколотил в Алжире огромное состояние и наладил прекрасные отношения с пашами и беями. От них он узнал, что в Средиземное море вышло два флота – английский и испанский – с целью взять живым или мертвым человека, который способствовал столь опасному усилению магрибского пиратства.

– Среди нас ты в полной безопасности! – утешали его паши.

Между тем поползли тревожные слухи о неких иностранцах, которые, даже не приняв мусульманства (а Дансер был один из них), слишком разбогатели в Магрибе. Голландца мало-помалу охватило беспокойство. Он решил тайно отойти от дел и вернуться в Европу. Но не в Испанию или Англию, где к нему симпатии не питали. Король Франции Генрих IV пользовался славой либерального государя, чья казна не всегда была в блестящем состоянии. Никому не известно, как Дансер передал ему письмо и как «возместил убытки» французской коммерции, но в результате этого демарша прощение было обещано.

Не менее сложно было скрыться из Алжира со всем состоянием или хотя бы с деньгами. Желание сохранить богатства (весьма мощный стимул во все времена) заставило Дансера хорошенько поразмыслить, чтобы найти выход. Однажды в Алжир вернулись четыре пиратские галеры с исключительно богатой добычей. Между арматорами и крупными богачами Алжира разгорелись торги, и Дансер одержал верх.

– Завтра я приду на судно с условленной суммой.

Пиратские обычаи требуют оплаты наличными. Дансер поступает, как обещал, и, разумеется, он является на борт не один. Его сопровождают телохранители – ведь он несет золото. Мусульманские команды пируют на суше, пропивая аванс, выданный раисами. На судах только несколько офицеров-мавров и гребцы-христиане. Охрана Дансера расковывает гребцов, и те немедля захватывают мавров. Еще не успели объявить тревогу, как галеры уже покинули порт.

– На Марсель! – раздалась команда.

Марсель, любимый город, знакомый Дансеру по славным временам, – город, откуда он отплыл в поисках новых авантюр. Хорошо бы осесть в нем свободным человеком! Но не тут-то было. Бывший сброд, разбогатевший благодаря Дансеру, встречает своего прежнего патрона с распростертыми объятиями, но арматоры и торговцы, чьи суда и товары попали в руки алжирских пиратов, хотят расправиться с ним. Дансер может появляться на улице только в сопровождении охраны из преданных ему людей. Оскорбления сыплются со всех сторон.

– Надо ехать в Париж искать защиты короля.

Генрих IV не проявил близорукости, даровав прощение пирату – за деньги, разумеется.

– Я счастлив видеть вас, господин Дансер, поскольку хочу поручить вам важное дело. Наш флот готовится к отплытию в Ла-Гулетт в Тунисе. Мы поссорились с беем, который оскорбил нас, и я хочу наказать его. Ваше знание берберской жизни может нам помочь. Отправляйтесь в экспедицию.

Неизвестно, в каком качестве Дансер принимал участие в этой экспедиции, но ее итог ощутим: сожжено множество кораблей бея, во Францию привезено 450 пушек и добычи на 400 000 крон.