Наутро следующего дня показалось местечко Хуан-Кальего (ныне город Гатун), где, по сведениям Моргана, стоял слабый испанский гарнизон.

– Перебьем солдат и заберем провизию, – распорядился он.

Расчет не оправдался. Ни одной живой души: домишки и жалкие хижины были пусты, ни одной унции кукурузы, ни одного поросенка, даже ни одной собаки. Пришлось двигаться дальше на голодный желудок.

Река стала совсем мелкой. Было велено выгрузиться из лодок, оставив там больных (то были жертвы малярийных комаров), и лезть на берег. Продвижение колонны совсем замедлилось. Несколько человек умерли от укусов ядовитых змей, водившихся здесь во множестве.

Морган выслал вперед и на фланги дозоры, чтобы обнаружить испанцев. Результат – ноль. Все кругом было пусто, хижины на опушках покинуты, ни скота, ни птицы, ни зерна; даже овощи на огородах были вырыты, а фрукты сорваны, плантации перепаханы или уничтожены. Тактика «выжженной земли». Удивительное дело: среди густейшей в мире растительности люди оказались более голодными, чем в пустыне! Пытаться охотиться в этих зарослях – напрасная затея. Самые смелые не могли сделать и шага в сторону от тропы: путь преграждали лианы. А в высокой траве кишели змеи.

На четвертый день кошмарного похода они натолкнулись на испанскую «засеку» – снова ни единого защитника, ни грамма провизии. Флибустьеры обнаружили несколько канастр (сшитых из шкур ларей), конечно же пустых; но они настолько оголодали, что стали есть шкуры. Пираты соскребали с них остатки ворса, разрезали на узкие ремни, отбивали о камни и вываривали несколько часов. Те, кому не досталось канастр, жевали траву и листья. По счастью, на следующий день их ждала удача: дозорные обнаружили набитый кукурузой тайник. Морган распорядился накормить самых ослабленных.

Адмирал рассчитывал, что пост Крус, где тропа отклонялась от берега реки вглубь леса, испанцы не смогут эвакуировать полностью. Действительно, поначалу предположение казалось верным: наутро шестого дня из-за завала, преграждавшего дорогу, загремели выстрелы. Ответные залпы флибустьеров рассеяли испанцев.

В километре дальше произошла совсем странная вещь. Люди, шедшие в голове колонны, вдруг стали падать замертво. Врага не было видно. Полная тишина. Раненые пытались вытащить из тел заостренные палочки с оперением – индейские стрелы. Колонна смешалась, многие бросились назад. Как сражаться с невидимым врагом? А стрелы продолжали лететь в людскую гущу.

Морган приказал рассредоточиться, пираты залегли и начали вслепую стрелять по кустам. Пальба прекратилась, когда индейцы исчезли, растворившись в зеленом мареве. Час спустя впереди к небу поднялся столб дыма.

– Испанцы жгут кустарник. Продолжать двигаться цепью! – скомандовал Морган.

Нет, то полыхал не кустарник, а селение Крус. Флибустьеры, задыхаясь от бега, встали на окраине, глядя на пожарище. Огонь не оставил ничего. Испанцы продолжали упорно следовать избранной тактике. Не успели сгореть только склады с каменными стенами. Там нашли несколько ящиков прошлогодних сухарей. Этими зачерствевшими сухарями заедали кошек и собак, которых удалось отловить и изжарить. В погребах обнаружили также бочонки с перуанским вином. Первые пираты, ослабленные голодом и мучительным маршем, едва отведав этого напитка, в беспамятстве свалились наземь. Морган велел предупредить, что вино отравлено.

– Виват яду! – кричали пираты, наливая себе полные котелки.

Восемь лье отделяют Крус от Панамы. Даже сегодня, несмотря на оживленное движение по каналу, эта часть перешейка выглядит безлюдной. В окна электропоезда, если только слепящее солнце не заставляет опустить жалюзи, взору пассажиров открывается каменистая пустынная местность. Воздух кажется застойным, словно ветры с обоих океанов по взаимной договоренности останавливаются в этой пограничной зоне. В небе, не обращая внимания на достижения цивилизации, парят, словно куски сажи, огромные птицы-стервятники. Совершенно так же они вились, выискивая поживу, над моргановской колонной. Птицы привыкли за долгие века собирать с людей дань…

Но пираты считали, что худшее позади, – наконец-то они вышли на столбовую дорогу, ту самую караванную тропу, по которой испанцы перевозили награбленное у индейцев золото. Тропа имела не более дюжины шагов вширь; местами топь сужала ее еще пуще, и почва ходуном ходила под ногами; повсюду валялись скелеты мулов, отполированные стервятниками до блеска. Зрелище бренных останков нисколько не омрачало настроения флибустьеров. Они знали, что вожделенная Панама не за горами и скоро они отведут душу. После стольких дней лишений и смертельной усталости их аппетиты были поистине ненасытными.

Люди, шедшие по Золотой тропе, были небриты и нечесаны, в изодранной в клочья одежде и сбитых сапогах, покрытые коростой, отощавшие донельзя – сплошные мышцы и сухожилия. Со стороны они не могли внушить ничего, кроме ужаса. Пираты несли, помимо оружия и пороха, еще и знамена, и трубы, и барабаны. Морган намеревался развернуть настоящую баталию. Ее тактика была продумана адмиралом в мельчайших деталях. Знамена и музыка были атрибутами настоящей армии. На сей раз Морган имел не только официальное поручительство (он не знал, или забыл, или хотел забыть о мире с Испанией, дезавуировавшем его жалованную грамоту), но и офицеров, воевавших в Европе. Этот факт, как надеялся вожак флибустьеров, должен был раз и навсегда заставить забыть о его сомнительном прошлом и возвести его в ранг полководца.

Марш по Золотой тропе несколько раз прерывался стычками с индейцами и испанцами. Последние, правда, старались не ввязываться в бой, а лишь выкрикивали издали угрозы:

– Выходите в поле, собаки, мы вам зададим!

Колонна, кстати, как раз выходила в пампу. Головной отряд бросился ловить лошадей, быков и мулов. Божественный запах жареного мяса окутал дневку. Вместе с едой к пиратам возвращались силы, и жгучая жажда битвы росла в них от часа к часу.

В предпоследнюю ночь разразилась гроза, и все вымокли до нитки, но порох сумели уберечь. Наутро флибустьеры двинулись дальше под низкими, набухшими от влаги тучами. Через два часа пути Морган, шагавший во главе колонны, взошел на холм, и впереди, за невысокой грядой, ему открылось безбрежное пространство – Южное море, Тихий океан. Он не переливался голубизной, не серебрился на солнце, как Карибское море; это была неукротимая стихия, с которой теперь предстояло столкнуться пришельцам. Морган насчитал на рейде пять трехмачтовых кораблей. Казавшиеся отсюда крохотными суденышки плясали на крутой волне.

Минула еще одна ночь, а наутро заговорили пушки. Ядра плюхались справа и слева от тропы, но флибустьеры не обращали на них внимания, словно это были ярмарочные шутихи. Штурмовая колонна быстро двигалась вперед. Осталось уже недолго! И вот наконец им явился город.

Будущая жертва кружила голову больше, чем любая женщина. Вытянувшиеся вдоль океана улицы, колокольни и каменные строения, конечно же, были битком набиты сокровищами. Флибустьеры вопили от радости, подпрыгивали на месте и обнимались, не веря собственным глазам. Неужели добрались? В порт входили и уходили суда, совершенно, похоже, не заботясь о нависшей угрозе.

В Панаме звонили колокола. Молитвы возносились к небу с дымком ладана. Людская река текла по городу: впереди священники в золоченом облачении, за ними жители с молитвенно сложенными руками, а в конце процессии вновь священники и монахи со Святыми Дарами под балдахином. Колокола всех церквей и монастырей звонили без устали, и заезжий путник мог подумать, что город празднует победу. Но нет, достаточно было взглянуть на губернатора дона Хуана Переса де Гусмана, шагавшего в голове процессии, сразу за прелатами, впереди городской знати. Лицо его было сумрачно, отмечено печатью глубокой тревоги. Процессия подошла к кафедральному собору, где Гусман поклялся перед образом Пречистой Божией Матери не пожалеть жизни для защиты святого места. Вместе с ним поклялись все присутствующие. Дон Хуан Перес де Гусман с дерзновением молил Небо о помощи, ибо чувствовал, что без Божественного заступничества ему не совладать с вражьей силой.