В то же время к шельфовому леднику Росса подходит «Аврора». Она высаживает десять человек, в задачу которых входит устройство складов продовольствия для Шеклтона, идущего со стороны полюса. Скажем сразу, участь членов этой группы печальна: один человек умер от цинги, двое утонули, а остальные попали на Новую Зеландию лишь в 1916 году. Но вернемся на «Эндьюренс».

Зимовка в разгар лета проходит нормально, поскольку у полярных исследователей накопился большой опыт и они располагают отличным оборудованием. Все эти обстоятельства вселяют оптимизм в сердца полярников. Шеклтон – образцовый руководитель на корабле, и его любит и уважает вся команда. Март, апрель, май, июнь. Наступает полярная ночь. Кончились футбольные матчи, походы, началась настоящая зимовка. Она проходит успешно. Все надеются, что весной, в октябре, судно вырвется из ледовых оков.

В конце сентября Шеклтон с тревогой замечает, что «Эндьюренс» вместе со льдами начинает дрейфовать к северу. А льды содрогаются и ревут, словно пробуждающийся великан. Глубины океана в полярном районе достигают 3–5 тысяч метров. Моряки «Эндьюренса» слышат глухие удары сталкивающихся льдин, похожие на пушечную канонаду, затем угрожающе трещит корпус судна. Все пустые разговоры прекращаются. Члены команды молоды, но кто из моряков не слышал о «Жаннетте» Делонга, раздавленной льдами и погребенной в Арктике тридцать шесть лет тому назад?

Сильное впечатление оставляет последняя фотография тонущего судна – «Эндьюренс» раздавлен льдами. Судно, потерявшее свой гордый вид, погружается в снега. Под снегом – лед, а подо льдом – океан. Течь от ударов льдин открылась 25 октября, а 28 октября судно затонуло в точке с координатами 69° южной широты и 51°30´ западной долготы. Двадцать восемь моряков едва успели выгрузить на лед съестные припасы, собак и часть оборудования, в том числе шлюпки. Жить можно и в палатках.

Моряки еще не пали духом: «Мы дрейфуем к северу, а значит, к лету, к долгим дням. На шлюпках мы доберемся до обитаемой земли, или нас подберут китобои. Их часто можно встретить в этих широтах». Продолжаются научные наблюдения.

Льды дрейфуют к северу, и все считают это хорошим знаком. Но вскоре начались подвижки льдов. Ледяные поля громоздятся друг на друга. Долее оставаться на них опасно, и Шеклтон принимает решение:

– В трехстах километрах отсюда лежит островок Поле. Какая-никакая, все же суша. Пойдем на шлюпках.

Вначале шлюпки пришлось тащить по льду, поскольку чистой воды не было. Наконец море очистилось. Вперед! Шеклтон находился на 63° южной широты.

Шеклтон решил, что они могут пройти дальше к северу от острова Поле. 15 апреля мини-флотилия добралась до острова Мордвинова (Элефант). Этот клочок суши из группы Южных Шетландских островов расположен на северо-востоке архипелага. Мрачное место без признаков растительности – сплошной лед на бесплодной скале. Единственным положительным обстоятельством было сознание, что лед под ногами не растрескается. Но на сколько времени хватит продуктов? На этой широте и в этот сезон продолжительность дня и ночи примерно равны, но светлое время становится все короче, близится зима, продовольствия мало, а надеяться не на что. Даже если британское правительство – а в военное время у него забот по горло – пошлет спасательную экспедицию, кому придет в голову искать потерпевших кораблекрушение на затерянной среди льдов скале необитаемого острова? Поиски начнутся в бухтах моря Уэдделла, а тем временем…

– Оставаться здесь нельзя, – сказал Шеклтон. – Ближайшая обитаемая земля лежит в восьмистах милях к северо-западу. Это Южная Георгия. Там почти всегда зимуют китобои. Но всем вместе нам не уйти: слишком малы шлюпки. Несколько человек отправятся со мной на вельботе, а за остальными мы вернемся на китобойце.

Южная Георгия – еще одна безжизненная скала. Климат там столь же суров, как и на острове Мордвинова. Высочайшая вершина вздымается на 2840 метров над уровнем моря. В горах множество ледников. Моряки «Эндьюренса» бросают взгляд в направлении, указанном Шеклтоном. Они смотрят на обледеневшие берега, о которые разбиваются гигантские серые волны. Острова разделяет расстояние в 800 миль, то есть почти полторы тысячи километров.

– Не так уж много!

Преодолеть такое расстояние на самолете – сущие пустяки. Современное судно даже в плохую погоду пройдет 800 миль без особых трудностей. Мне же хочется рассказать об условиях последнего истинно океанского приключения.

Из четырех шлюпок «Эндьюренса» три слишком малы для столь долгого плавания. Пригоден только беспалубный вельбот – 6,7 метра в длину, две небольшие мачты, два паруса. В полной тишине Шеклтон выбирает пять человек, которые пойдут вместе с ним. Стоит ли им завидовать? Они уходят первыми, но дойдут ли до цели? А если не дойдут, какова будет участь остальных? Об этом лучше не думать.

В вельбот грузится провизия, пресная вода (растопленный снег). Шеклтон берет карту, секстант, часы, компас, лаг. Вельбот покачивается на волнах в крохотной бухте, которая более или менее защищена от бурного моря. Ждать затишья? Сколько времени?

– По местам! До скорого.

Вельбот на веслах огибает мыс, затем на мачтах поднимаются паруса. Оставшиеся на берегу машут вслед уходящему суденышку.

Поль-Эмиль Виктор писал: «Невероятный подвиг». И когда вчитываешься в повествование об этом плавании, понимаешь, что Виктор прав. В молодости автор с несколькими друзьями терпел бедствие на вельботе (сломалась мачта) у банки Анфар в бухте Сены, прямо перед Гавром. В шторм банка считается гиблым местом. Я далек от мысли сравнивать наше положение с положением экипажа Шеклтона, который боролся с разъяренным морем Антарктиды. Просто мы были в таком же вельботе, и экстраполировать события не представляет особой трудности.

Вельбот – устойчивое морское судно с превосходными мореходными качествами. Двухпарусное суденышко Шеклтона взбирается по откосам водных громадин, от вида которых человека, далекого от моря, охватывает ужас; когда оно оказывается на гребне волны, его днище наполовину обнажается, и кажется, что вельбот вот-вот опрокинется. Но нет, корма оседает, вельбот садится на волну и скользит вниз, словно по ледяной горке. И вновь взбирается вверх. Вельбот с легкостью минует рифы – либо увлекаемый водоворотами, либо проходя над ними на гребне волны. Через некоторое время люди, сидящие в вельботе, не то чтобы успокаиваются, а просто начинают понимать, что у них есть возможность выдержать любые невзгоды.

Но на вельботе нет палубы. Водяные брызги – а то и весь гребень волны – обрушиваются внутрь, и через час все промокают насквозь. Кроме того, в течение всего путешествия, и днем и ночью, надо вычерпывать воду. Провизия подмокла – продрогшие люди едят пропитавшуюся морской водой пищу. Есть и пить на этих качелях над бездной неприятно, а отправление естественных нужд ставит моряков просто в опасное положение – друзьям приходится крепко держать вас, чтобы вы не выпали за борт. На звания никто внимания не обращает: «Давайте, капитан. Я держу вас». Тогда авторитет не страдал во время путешествий, а уж условности и вовсе забыты.

День сменяется ночью, которая больше похожа на ревущий черный хаос.

Люди по очереди вычерпывают воду и ухитряются спать. Человек обладает удивительной приспособляемостью. После трех-четырех бессонных ночей, проведенных в тревоге, разбитые от усталости люди иногда бросают вычерпывать воду, ложатся на дно и, насквозь вымокшие, прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить хоть частицу тепла, проваливаются в сон. От ярости стихий они словно тупеют – мысли становятся вялыми; лишь брезжит сознание, что ты еще жив, а вельбот идет в нужном направлении. Думаю, что каждый моряк возносит тайные молитвы, которые уносит яростный ветер.

Шеклтон спит меньше других, вернее, почти совсем не спит. В его повествовании об этом плавании («Юг, история последней экспедиции Шеклтона») мало подробностей о том, как ему удалось выбрать верное направление. В редкие минуты, когда небо прояснялось, он сумел произвести астрономические наблюдения и рассчитать свое местонахождение. Вельбот прошел по прямой от острова Мордвинова до западной оконечности Южной Георгии. И наконец продрогшие моряки увидели на горизонте заснеженную вершину.