Июль 2008 г. Питтсбург

Господи, Кинни, и когда ты стал таким любителем поболтать, хоть и с самим собой?!

Сегодня на улице непривычно жарко. Странно, но я совершенно не помню прошлое лето. Скорее всего, оно не сильно отличалось от этого и в памяти не задержалось.

Когда Джастин ушел, мне было плохо. Банальная фраза, но верная. Вокруг и внутри меня, как будто образовался вакуум. Чувства и эмоции испарились... осталось... я даже не знаю, что осталось... скорее, ничего...

Хотелось бы мне сказать, что я погрузился с головой в работу, и мне стало легче, но я повторяю, что это полная хуйня. Более того, я уверен, что это всеобщее заблуждение. Дело в том, что я не думал о работе, не мог о ней думать, не хотел, потерял интерес. Да как угодно можно назвать то состояние, суть все равно не изменится. И все же я каждый день приходил в офис, что-то подписывал, улыбался, говорил, отвечал на телефонные звонки, ругался... Но вечерами, возвращаясь в пустой лофт, я остро ощущал чувство потери и одиночества. Мне хотелось выть от тоски. И я выл. Откуда-то изнутри, из самой глубины поднималась боль, не дающая дышать, выворачивающая наизнанку. Наверное, я был похож на наркомана, пытающегося пережить ломку. Я нуждался в Джастине, как в дозе, но знал, что его уже не будет, и мне необходимо принять это, свыкнуться с этой мыслью.

Но как это сделать? Как? Как попрощаться с тем, кого невозможно забыть?

Однако человек такое существо, которое привыкает ко всему, и ко всему постепенно приспосабливается. Оказалось, и я не исключение. Я смог. У меня получилось.

Нет, я не топил себя в алкоголе, не принимал наркотики в лошадиных дозах и не трахал, как сумасшедший все, что движется. Это уже перестало быть актуальным. Я, просто стиснув зубы, продолжал упрямо идти вперед, продолжал жить. Один, как и прежде, до Джастина. Конечно, косячок в купе с алкоголем время от времени помогал снять стресс и подавить тоску. Да и монахом я не стал. Я иногда трахался, но это доставляло мне чисто физическое удовлетворение, даже не удовольствие, а именно удовлетворение. А разве могло быть иначе, если сердце навсегда было отдано одному единственному человеку?

Естественно, я никому не рассказал о нашем расставании с Джастином. Но со временем, все и так догадались. А что самое удивительное, никто не пытался лезть ко мне в душу, жалеть или успокаивать. Даже лизуньи промолчали, хоть пару раз я все же поймал на себе немного жалостливый взгляд Линдси, когда приезжал к ним. Все изменилось. Мы все изменились.

Хотя Майки как-то сказал, что некоторые вещи не должны меняться, думаю, он все же был не прав. Со временем перемены неизбежны, как в нас самих, так и во всем, что нас окружает.

Через полгода такого безэмоционального состояния у меня вдруг появилась цель. Ну, не охуенно какая, конечно, но все же цель.

На хуй Нью-Йорк! Да здравствует Филадельфия! Я решил открыть филиал своей фирмы там, вернее, мне подвернулась такая возможность.

Забавно, но до Филадельфии оказалось почти столько же миль, сколько и до Нью-Йорка…

2018 год. Версаль.

Джастин

- Господи! - я стукнул кулаком по дивану. - В этом весь чертов Брайан Кинни. Он просто невероятен!

Брайан так ничего и не сказал мне о Нью-Йорке. Хотя, что изменилось бы? Возможно все, а возможно и ничего. Возможно, было уже поздно. Ведь не только расстояние разрушило наши отношения, правда, в тот момент я еще не понимал этого. Я погрузился в свою новую жизнь, новые отношения и в живопись. У меня не было времени оглядываться назад. Я не сомневался, что и Брайан пошел дальше. Ведь я хорошо знал его, знал, как ни кто другой, или мне это лишь казалось?

И только читая эти строки, только осторожно прикасаясь к воспоминаниям Брайана, я в полной мере осознал, какую боль пережил он, как тяжело ему было смириться с нашим разрывом и со своим разбитым сердцем. Конечно, Брайан никогда и никому не рассказал бы того, что творилось у него внутри. Даже Дневнику он тогда не доверил свои чувства. И только спустя год... Спустя целый год, он в своей обычной небрежной манере озвучил, происходившее с ним. Да и то, я думаю, что это была лишь малая часть правды.

Как бы там ни было, мы пережили этот первый, самый трудный год. Пусть и по-разному, но пережили. И несмотря ни на что, я всегда с теплотой вспоминал то время.

Для меня это оказался важный год. Три галереи заинтересовались моими работами. И если галерея Моррисона была не такой престижной, то две других считались довольно известными. А к концу года, когда число заказов на мои работы несколько увеличилось, у меня появился агент. Эллис сама пришла ко мне и предложила свои услуги. Честно говоря, я немного растерялся. Я не мог понять, как она не боится связываться с молодым, начинающим художником. Естественно, я задал ей этот вопрос и получил простой ответ. Эллис заявила, что у нее нюх на таланты. А таланту, тем более начинающему, тяжело пробиваться, ему нужно помогать. Это бездарностям легко, они сами везде пролезут. По словам Эллис, теперь мне оставалось только творить, а всеми остальными вопросами она займется сама.

А еще был Джек, который поддерживал меня, как мог. Надежный, спокойный, любящий. После нашего разрыва с Брайаном, еще около трех месяцев мы с Джеком оставались друзьями, а о том поцелуе не вспоминали, делая вид, что ничего и не произошло. Джек не торопился и меня не подталкивал. После своего признания, он, казалось, успокоился и терпеливо ждал. А мне пока хватало только дружеских отношений. Нам было хорошо вместе. При встречах мы болтали обо всем на свете. Иногда Джек удивлял меня, когда вдруг звонил посереди каких-нибудь важных переговоров и спрашивал, пойду ли я с ним на ужин, или какой цвет у моей краски, которую я сейчас использую. И он никогда не шептал, как скучает и прочую сентиментальную чепуху.

Единственное о чем он не расспрашивал, так это о Брайане и о моем прошлом, и я был благодарен ему за это. Как бы я не относился к Джеку, как бы ни доверял, но это оставалось моим, и только моим. И я не собирался впускать ни его, и никого другого в тот уголок моей души, который по умолчанию принадлежал лишь Брайану. Всегда. Даже тогда, когда я окончательно перестал думать и вспоминать о нем, открывшись новой жизни. Возможно, это было неправильно, нечестно по отношению к Джеку, но по-другому я не мог.