— Тебе Синтия рассказала, да? — тихо бормочу я.

Он начинает старательно изучать собственные руки, обнимающие чашку с кофе.

— Я случайно услышал. И посчитал, что вам не помешает, — при этих словах он указал на мою чашку.

Господом богом клянусь, у меня редко появляется желание кого-то обнять, но в тот момент мне стоило особых усилий удержать себя в руках и не броситься ему на шею. Вместо этого я решил выдать что-нибудь поехиднее.

— Подобное поведение на рабочем месте весьма рискованно, Тейлор. Я говорю о том, что нельзя ничего подсып'ать или подливать коллегам в кофе, — я выдаю самую широкую из ухмылок, которая, как я ни старался, всё-таки вышла ужасно вымученной.

Он фыркнул:

— Ну тогда попросту увольте меня.

Ну ладно, я сам напросился. Я уставился в свой кофе по-ирландски и не придумал ничего лучше, чем сказать:

— Я повёл себя как мудак.

Я почувствовал его руку на своём плече и посмотрел ему в глаза. У него на губах была едва заметная утешающая улыбка.

— Вот именно.

Я хихикнул от такой прямоты. Это даже мило, честное слово.

— Я тоже, — продолжил он, - но, по крайней мере, у вас были для этого веские причины.

Я понял, что ещё секунда, и я просто прижмусь к нему. Допускать этого я не собирался, поэтому встал, прошёл к столу и положил макеты.

— Тебе… следует уйти домой. Ведь все уже ушли. Спасибо за кофе.

— Э-э-э… Брайан, — произнёс Джастин, словно заставляя себя сказать хоть что-то.

Я сразу занервничал. Кто его знает, о чём он сейчас захочет поговорить.

— У меня ещё куча несделанных домашних заданий, а сидеть в абсолютно пустом отделе немного стрёмно… - он, явно колеблясь, посмотрел на меня. — Ничего, если я тут у вас временно встану лагерем? Я не буду к вам цепляться, я буду молчать и вообще ничем не помешаю, если, конечно, шорох карандаша по бумаге вас не раздражает.

Я секунд пять пытался придумать благовидную причину, чтобы сказать «нет», прежде чем сообразил, что не хочу говорить этого. Поэтому я пожал в ответ плечами, уселся за стол и продолжил работу. Пока я допивал кофе, он распаковал сумку, и секунд через тридцать я услышал шорох карандаша по бумаге (поразительно, оказывается, этот звук так успокаивает). Когда я снова поднял глаза, у него на лице была полнейшая сосредоточенность, словно он производит трепанацию черепа, как будто того, что он сейчас делает, нет важнее в мире. Он даже высунул кончик языка, совсем как Гас, когда пытается построить башню их кубиков, не обрушив.

Похоже, он всё понял правильно. Но как такое возможно?! На него напали, его бросил собственный отец, а он так спокойно ко всему этому относится и даже доволен жизнью. Он нашёл в себе силы противостоять родителю, чего так и не смог сделать я. К тому же, я уехал из этого грёбанного дома только тогда, когда поступил в колледж. Не важно, что большую часть времени я всё равно проводил в доме у Майки. Господи, я даже не сказал отцу, что я гей. Где этот скромный, внешне такой невинный мальчик из высшего общества находит в себе скрытые силы?

— Слушай, а ты рад, что сказал отцу? — выскочило у меня прежде, чем я понял, что сказал.

Проклятое виски! Я был уверен, что он переспросит, о чём, мол, речь, и тогда бы я ему сказал, чтобы не брал в голову. Но он почему-то вздохнул, отложил карандаш и посмотрел на меня.

— Сначала сожалел. Большей частью потому, что приходилось работать вместо подготовки к школьным экзаменам. А всё, что я зарабатывал, уходило на оплату дрянной однокомнатной квартирки.

Ох, бля… Да есть ли в этом мире что-то, способное уложить на лопатки этого мальчишку?

— Как я понимаю по вашему вопросу, вы своему так и не сказали, — тихо произнёс он.

Я откашлялся, принялся перекладывать по столу бумаги, потом кивнул.

— В данный момент моя жизнь меня устраивает. Я пережил то, что вынужден был пережить, сделал это без его помощи, и сделал это, не изменяя самому себе. Мне думается, это единственное, что имеет значение, ну, а раз мне это удалось, так и сожалеть не о чем. И ещё… Брайан… — он дождался, когда я подниму голову, — судя по тому, что я вижу, похоже, что и вам сожалеть не о чем.

Он смотрел мне в глаза достаточно долго, до тех пор, пока я не почувствовал необходимость опустить взгляд и не принялся изучать папку, которую крутил в руках.

— Выпил я, а язык почему-то развязался у тебя, — пробормотал я.

Он рассмеялся и вернулся к рисунку. Снова наступила уютная тишина.

ДЖАСТИН

Едва я закончил рисовать челюсть, как он бросил ручку. Я знаю, он уже давно заметил, что я сижу, то и дело, посматривая на него. Понятия не имею, чем он объяснил себе эти мои взгляды. Я действительно не хотел оставлять его одного, но я знал, что ему бесполезно предлагать жилетку, чтобы выплакаться, или говорить что-то стандартное типа: «Я всегда готов вас выслушать». Поэтому я сидел и рисовал. В какой-то момент я сообразил, что он уже закончил работать и то ли специально позирует мне, то ли просто сидит, стараясь не мешать. Короче, в тот момент, как он бросил ручку, я понял, что сейчас что-то будет.

— Послушай… Дело в том… Дело в том, что я…

Он с трудом подбирал слова, что, судя по всему, с ним случилось впервые. С каждой секундой я нервничал всё больше и больше.

— И я не самый…

О чём он?

— Я перетрахал кучу парней, и я первым призн'аю, что…