- Крыша поехала, - заявил Серега, глядя на студента из соседней группы, вентилляторщиков, как их называли, потому что занимались они отоплением, вентиляцией и кондиционированием зданий.

- Вот и мы такими же выйдем, - поддержал друга Николай.

Тем временем ответственное и очень важное мероприятие резво набрало ход. Одни - счастливцы - выходили в разном настроении, но уже без тяжелого груза неизвестности за плечами, другим только еще предстояло испытание - венец подготовки студента за четыре года обучения.

Сергей Романов пошел в серединке, одиннадцатым по списку, Николай - предпоследним. Наступила очередь и Громова развешивать на стендах чертежи. Его работа, впрочем, как и работа Сергея, собрала немало любопытных взоров; посыпались вопросы, которые, в принципе, были Максиму даже на руку. Создавалась особая тренировочная атмосфера, бывшая как нельзя кстати в такие моменты, и Громов охотно начал отвечать всем желающим. За подобного рода занятием время пролетело незаметно, и пришла его очередь показываться на глаза "великой и ужасной" комиссии.

Защита любого студента, будь-то на степень бакалавра, инженера-специалиста или звание магистра выглядела в общих чертах одинаково. Сначала, после того как секретарь комиссии зачитывал название работы, представлял имя студента, его ведущего преподавателя и рецензента, будущий соискатель первой в своей жизни научной степени начинал короткий, минут на семь-десять, рассказ о своей работе, о целях и задачах им преследуемых, объяснял, что же изображено на чертежах и морально готовился к каверзным вопросам, которые неминуемо следовали далее.

Максим текст доклада знал на зубок, хотя специально его никуда не писал и не заучивал от корки до корки. Ему вообще достаточно было одного раза рассказать и показать, что и как надо было говорить, о чем следовало упомянуть более глубоко, что, наоборот, не раскрывать, проскользнуть невзначай, поэтому Громов достаточно уверенно доложился, не испытав при этом каких-либо неудобств.

Повернувшись к комиссии лицом, с затаенной надеждой рассматривая преподавателей, он вдруг чуть не отскочил назад - на мгновение показалось, что лицо одного из преподавателей исказилось страшной, гримасой боли и ужаса. Это выглядело так, будто на его лицо на краткий момент надели полупрозрачную и очень уродливую маску. Максим даже глаза зажмурил, однако когда открыл их, с лицом профессора все было в порядке.

Он рассчитывал на достаточно большое количество вопросов, надеясь в тайне, что их будет не так уж много, однако ввиду того, что тема его была совершенно нестандартной и очень интересной, этих самых вопросов оказалось огромное количество. Однако подловить его, поставить в неудобное положение, запутать или поймать на незнании предмета, выбранной им темы, преподавателям кафедры так и не удалось. Спустя двадцать пять минут он вышел из душного помещения, совершенно изможденный, мокрый, но довольный собой.

- Ну, как,- спросил его Сергей, первым встретивший друга за дверью, в коридоре.

- Теперь я понимаю того парня, - отшутился Максим,- начнешь тут и не такое от радости вытворять.

Спустя пятнадцать минут, когда закончилось совещание, их всех запустили в аудиторию, поздравили, объявили оценки и пожелали всего наилучшего в дальнейшем обучении.

- Ты остаешься, - спросил его Николай, имея ввиду предстоящее празднование в кафе, которое они двумя группами сняли еще недели две тому назад.

- Так я ж деньги сдавал, надо идти, - весело ответил ему Максим, и они, обнявшись, вышли на улицу, в жаркий, палящий полдень.

Он успел позвонить матери домой, рассказать ей о своем успехе. Елена Александровна была очень рада за сына, и Громов, чувствуя, что поднял настроение родному, близкому человеку, поспешил уверить ее в том, что в дальнейшем он будет столь же старательно и уважительно подходить к своей учебе.

Пока шли по улице, купаясь в лучах летнего солнца, вдыхая аромат беззаботности и радости жизни, фотографировались, кто на что. Максим это делал на телефон, благо камера на нем была, что надо и снимки получались вполне отличные. В этой веселой кутерьме, беззаботном поведении друзей, Громов позабыл все утренние неприятности, настроение оставалось сугубо позитивным и падать явно не собиралось.

Просторное кафе, расположенное на первом этаже соседнего с общежитием МЭИ здания, подкупало своим уютом и недорогими ценами, так что двадцать человек свободно в нем разместились.

Неожиданно Максим почувствовал холод, словно бы мороз пробежал по коже, лизнул своим противным языком спину. Громов даже оглянулся, но найти источник беспокойства по началу не удалось, а беззаботное поведение друзей, обилие еды, спиртного и наличие особой радушной атмосферы глушило напрочь все чувства страха и предупреждения.

- Ты чего кислый такой? - спросил его Сергей, за обе щеки уплетая овощной салат.

- Да так, ерунда короче. Мерещится все на свете.

- А ты выпей и перестанет! - подшутил над ним Николай.

Обижаться на друзей за их подколы Максим не собирался. Ребят можно было понять, и они действительно заслужили этот праздник, а в том, что каждый из них по окончании сегодняшнего дня будет в адекватном состоянии, не превратится в недочеловека, в животное, Громов был абсолютно уверен. Романов кроме пива ничего не употреблял, да и того пил ни как большинство студентов, по две бутылки ежедневно, Пахмутов любил вино и шампанское, но пробовать что-то крепче градусом не решался, даже при отличной закуске. К сожалению, ручаться за других Максим не мог, хотя и назвать их законченными алкашами и выпивохами не мог тоже. Просто подавляющее большинство его знакомых не имело того самого внутреннего тормоза, стержня, позволявшего вовремя остановиться и не терять человеческий облик.

- Пройдемся? - предложил Сергей, как-то по-особому окидывая внимательным взглядом друга.

- Давай, - согласился Максим.

Они вышли на улицу, несколько минут просто молчали, рассматривая окрестные, до боли знакомые пейзажи, потом Романов не выдержал:

- Ну, может быть, расскажешь, что стряслось? Вижу ведь, что у тебя не все в порядке.

Некоторое время Громов еще сомневался, рассказывать или нет, но в этот самый момент, он вдруг понял, что послужило источником его беспокойства. В трех метрах от них стояло припаркованное такси, с опущенными до предела боковыми стеклами, и из салона автомобиля доносился размеренный голос новостного диктора на радио. В мгновение ока Громов взмок, побелел, когда услышал, о чем вещает голос новостного обозревателя. Речь шла о групповом самоубийстве трех молодых людей, принадлежащих к секте сатанистов, но самое главное заключалось в том, что именно их Максим видел во сне.

- Слушай, - прошептал он Сергею, застывшему подле друга молчаливой скалой.

Пару минут тот, не произнося ни слова, вслушивался в новости, пока там не сменили тему, спросил:

- И что тебя так обеспокоило? Люди в наше время мрут пачками. Я понимаю, конечно, жалко, но, во-первых, если оплакивать всех, кто погиб за день на всей планете, не хватит собственных нервов, во-вторых, эти ребята были сатанистами, совершившими свой ритуал, или что-то наподобие этого, так что...

- Я их видел, - перебил друга Максим.

- В смысле?

- Сегодня во сне. Я был там, в том доме, откуда они спрыгнули, мне тот район знакомым казался, будто я там родился, или часто бывал. Я видел их, говорил с ними, даже пытался их остановить, но они меня не послушали, сказали, что какой-то хозяин их зовет, и чтоб я не мешал им. И голоса у них были страшные, не живые, словно металлические.

- Все равно, это не повод, чтобы так волноваться. Я тебе верю, что ты их видел, ну а все остальное... Ты же сам часто утверждал, что мы до конца не ведаем своих способностей, не знаем всего потенциала, тем более, что во сне может привидеться все что угодно, и страшные металлические голоса будут самым безобидным явлением.

- Он был настолько реален, что казался не отличим от реальности.