К концу осмотра профессор сказал:
— А я, признаться, вас представлял другим, господин Ленин. Был уверен, что вы с бородкой.
Смутился пациент и говорит:
— Простите, но я не Ленин.
Действительно, это был не Ленин, а кто-то из сотрудников Совнаркома.
Извинился профессор, сказал:
— Пардон.
Вновь открывается дверь в кабинет. Входит человек невысокого роста. Плотный. С бородкой. Глянул профессор: «Он!»
Начал профессор осмотр пациента. Прослушал трубкой, простукал пальцем.
— Чем хворали? Как аппетит? Как сон?
Внимателен очень профессор. Неторопливо ведет осмотр.
— Прилягте!
— Привстаньте!..
— Закройте глаза, протяните руки…
— Вдохните глубже.
— Скажите «а».
Когда прощались, профессор сказал: — А я вас сразу узнал, господин Ленин. Очень приятно было с вами познакомиться.
Смутился пациент и говорит:
— Простите, но я не Ленин.
«Как не Ленин?!» — хотел закричать профессор.
Однако сдержался.
— Пардон, — сказал. — Извините.
На приеме у профессора Владимир Ильич побывал только к исходу дня, лишь после того, как было осмотрено большинство сотрудников Совнаркома.
Таково было условие Ленина, когда решался вопрос, приглашать или не приглашать в Советскую Россию зарубежную знаменитость.
Категорическое условие.
Снегирь
В Горках, гуляя по парку, Владимир Ильич часто подходил к одному и тому же месту. Высокая ель здесь росла, березка, у самой березки — кусты.
Придет Владимир Ильич, остановится, подымет голову вверх. Стоит долго-долго. Все смотрит.
Что же такое там?
Снегири.
Зима. Запорошило снегом дорожки. Елки в шубках стоят из снега. Разлетелись другие птицы. Остались в парке одни снегири. Зиме они даже рады.
Смотрит Владимир Ильич на забавных красивых птиц. Вот с розовой грудкой сидит снегирь. Вот еще один с розовой. А вот прилетел и третий — с красной грудкой. Сразу видать — озорник и проказник: на головке сбились перышки в хохолок. Приметил его Владимир Ильич.
Привыкли птицы к приходам Ленина. Знают: то хлебных крошек принесет для них Владимир Ильич, а то и самое вкусное — горсть конопляного семени.
Утро. Едва рассветет — тут как тут уже снегири. Ждут, когда же появится Ленин.
Непоседы вообще снегири. Эти, однако, прижились.
Любуется Ленин на птичку с красной грудкой. Уж больно потешный снегирь. Сядет на ветку, грудку расправит, головку подымет: смотри, мол, Владимир Ильич. Правда, я самый красивый?
— Правда, — ответит Ленин.
Резвится снегирь: прыг-скок, прыг-скок, с ветки на ветку, с березки на елку, с елки на куст. То вспорхнет, то снова присядет. Пронесется у Ленина над головой, бухнется в снег и снова спешит на ветку. Скосит головку, на Ленина с ветки смотрит: «Вот я какой! Правда, я самый проворный?»
Но однажды, гуляя по парку, Владимир Ильич не застал на месте веселого снегиря. Походил Ильич по другим дорожкам, вернулся — снова нет снегиря.
Забеспокоился Ленин:
— Что же случилось?
А дело в том, что попался снегирь в силок. Поймал его мальчишка. Егорка Исаев. Поймал, посадил в клетку. Томится снегирь в неволе.
Не обнаружил нигде Владимир Ильич снегиря, зато повстречал Егорку. Мальчик снова пришел сюда в парк и снова силки расставил.
Глянул Владимир Ильич на Егорку, на огромный отцовский треух, на огромные дедовы валенки.
— Ты не видел здесь снегиря с красной грудкой?
«Видел», — хотел было сказать Егорка. Но тут же подумал: а что, если Ленин спросит: «Так где же снегирь?»
— Нет не видел, — сказал Егорка.
— Неужели замерз снегирь? — тревожится Ленин.
«Да он же сидит в тепле», — хотел было сказать Егорка. Но тут же осекся.
Потупил глаза мальчишка. Ясно Егорке: очень расстроен Ленин.
— Замерз, замерз, — сокрушается Ленин. — Или кошка его схватила.
Не сдержался Егорка.
— Нет, — замахал головой. — Нет. Он живой. Он прилетит.
— Прилетит?!
— Прилетит, прилетит! — закричал Егорка.
Пришел Владимир Ильич на следующий день к березке. Смотрит — прав оказался Егорка: сидит на кустах снегирь. А под березкой стоит Егорка.
Посмотрел Владимир Ильич на снегиря, посмотрел на мальчишку, широко улыбнулся.
— Здравствуй, — сказал Егорке.
— Здравствуй, — сказал снегирю. — Где же ты пропадал?
Раскрыл снегирь свой короткий клюв, на Егорку с березки глянул.
Похолодело в душе у Егорки. Выдаст его снегирь, вот возьмет и все Владимиру Ильичу расскажет.
Однако снегирь смолчал. Не такой уж плохой Егорка мальчик. Зачем же зря выдавать Егорку?
Случай с Матвеем
Матвей Торопыгин впервые попал в Москву. Парень он был молодой, проворный. Походил по Охотному ряду, по Тверской, по Неглинной, а потом решил, что можно теперь и в Кремль.
В Кремле в то время была парикмахерская. Правда, маленькая. Заметил ее Торопыгин. И вот захотелось Матвею в Кремле побриться. Память, решил, какая!
Вошел он, уселся на стул. Парикмахер был занят, пришлось дожидаться. Прошло минут пять. Вдруг скрипнула дверь. Поднял Матвей глаза: на пороге — товарищ Ленин.
Подскочил Торопыгин. Застыл, как столб, руки к бедрам прижал по-солдатски.
— Здравствуйте. Что же вы встали? Садитесь, — сказал Владимир Ильич.
Не решается Торопыгин.
— Садитесь, товарищ, — улыбнулся Владимир Ильич.
Наконец опустился Матвей на стул, правда, робко, на самый краешек. И Ленин сел на рядом стоящий стул, глянул на парня:
— Вы из деревни?
— Да, — ответил, краснея, Матвей.
— Разрешите узнать, откуда?
— Вяземский.
— А поточнее?
— Деревня наша Анисовка.
— Так, так, — произнес Владимир Ильич. — Как же у вас в Анисовке? Не обижает вас новая власть? Как в этом году озимые? Есть ли школа у вас на селе? Приходят ли к вам газеты? Слушаю вас. Прошу поподробнее.
Соображает Матвей, с чего же начать, как лучше ему ответить. «Не обижает», — сказал про Советскую власть. «Уродятся», — заявил про озимые. «Школы пока еще нет, но на тот год непременно будет».
Но тут разговору их помешали — освободилось у парикмахера кресло.
— Пожалуйста, — обратился Владимир Ильич к Матвею. — Прошу вас, садитесь.
Растерялся Матвей.
— Да я. Да что же. Да я подожду.
— Нет, нет, — отвечал Ленин. — Очередь ваша.
— Мне же не к спеху, Владимир Ильич.
— Не спорьте!
Глянул Матвей на парикмахера. Однако тот к такому, видать, привычный. Стоит, слегка улыбается. Глянул на Ленина.
— Владимир Ильич, да я подожду. Как-то оно неудобно.
— Удобно, удобно, — ответил Ленин. — Садитесь, не тратьте время. У меня тут дельце одно имеется.
Достал Владимир Ильич из кармана журнал, раскрыл и даже отвернулся от Торопыгина, чтобы того не смущать.
— Проходите, — сказал парикмахер.
Что оставалось Матвею делать, уселся, бедняга, в кресло. Уже и не рад, что зашел сюда. Сидит, словно не кресло под ним, а шило. Скорей бы побриться — только об этом и думает.
Кончил бритье парикмахер. Схватился Матвей за шапку.
— Ну вот, теперь моя очередь, — весело сказал Владимир Ильич. — А вы помолодели, батенька. Эка какой красавец. Привет от меня вяземским.
Вернулся Торопыгин к себе в Анисовку.
— Ну и ну, — поражались крестьяне. — Ленина видел!
— Какой он? Что говорил?
— Привет нам? Вот это дело!
— Ну, а где ты товарища Ленина встретил?
Рассказал Торопыгин.
— Давай поподробнее.
Рассказал поподробнее.
Насупились вдруг крестьяне.
— Места не уступил? Не уважил товарища Ленина!
Матвей уж и так и этак. Мол, так получилось. Мол, и сам он такому совсем не рад.
Да где уж. И слушать его не хотят крестьяне.
— Опозорил, злодей, опозорил! Анисовку всю подвел. А то и шире бери — все трудовое крестьянство.
А дело в том, что в эти дни в Анисовке избирали сельский Совет. Намечался в Совет и Матвей Торопыгин. До этого все стояли горой за Матвея. Но теперь…
