Бодров, на минуточку, не только автор «Кавказского пленника» и «Монгола», но и человек, в конце семидесятых сочинявший сценарии для всенародных советских хитов: «Баламут», «Любимая женщина механика Гаврилова»… Бодрову в июне стукнуло шестьдесят три года, хоть он и выглядит гораздо моложе.

Как ему удается то, что не удалось не только ни одному представителю его кинематографического поколения, но и практически никому из представителей нескольких последующих?

– А это, надо думать, кинозвезда? – интересуюсь я, глядя, как белобрысая девица в мятой майке и мятых джинсах украшает автографом неопознаваемый постер, протянутый ей почтительным джентльменом средних лет. Мы стоим в очереди в банальнейшую на вид кофейню «Intelligentsia», спрятанную на одной из тихих улочек лос-анджелесского района Венис, Венеция то бишь. Впрочем, Бодров еще по дороге предупреждал, что может быть очередь: «Интеллигенция» в чести у обитателей района с богемно-беспутной репутацией.

– А что? – Бодров пожимает плечами. – Может, и звезда. Не исключено. Сюда, например, Дауни-младший регулярно ходит кофе выпить с тех пор, как в Венисе поселился, так что…

В своей кепке-бейсболке, черных очках в пол лица, кроссовках и темно-синем спортивном костюмчике без опознавательных лейблов Бодров тоже совершенно не похож ни на кого из тех, кем является. Ни на русского (даром что спортивный костюм – но это какой-то другой, неправильный спортивный костюм), ни на русского режиссера, ни на русского режиссера, снимающего в Голливуде фильм, где в главных ролях будут Джефф Бриджес и Джулиана Мур, а продюсерская амбиция (за проектом стоят те же люди, что делали «Темного рыцаря» и «Inception») подразумевает ни много ни мало захват территории, в перспективе вакантной после выхода финальной части саги о Гарри Поттере. Потому что «Седьмой сын», вольная экранизация первого из цикла романов британца Джозефа Делани «Ученик ведьмака» («The Spook’s Apprentice»), – это тоже история юноши с магическими способностями, «седьмого сына седьмого сына», проходящего через жернова воспитания и испытаний.

Очередь подходит, мы обретаем свои латте с барочной композицией из пены, садимся за столик, и я задаю Бодрову очередную косвенную вариацию на тему главного своего вопроса: скажите, как вам это удается, Сергей Владимирович? этот серфинг по гребню волны нескольких киноэпох: советской, перестроечной, постперестроечной? эти причудливые виражи с выходом через Азию в голливудскую премьер-лигу?

Бодров прихлебывает кофе и снимает темные очки, делавшие его похожим на героя абсурдистской комедии про шпионов.

– Это всё не просто так, а из-за «Монгола», – говорит он. – «Монгол» и в мире-то вообще произвел хорошее впечатление, а здесь особенно. «Монгол» ведь такой hand made – здесь уже не делают такое кино; делать постановку такого масштаба вручную, без компьютеров, – сложно и дорого. Это была безумная авантюра: мы начали снимать, потом встали, потому что не было денег, год подождали, нашли еще деньги, попросили всех участников процесса приехать, они приехали… – никто так не снимает, никто. Но на местных кинолюдей эта авантюра хорошее впечатление произвела. Америка – очень простая страна. С очень простым главным принципом: сделай что-то! Можешь что-то маленькое сделать, можешь – если можешь – большое… И если ты сделал, перед тобой открываются все двери. А дальше главное – не ошибиться. Я уже один раз проходил это – с «Кавказским пленником». После него все двери тоже открылись, но я ошибся. Теперь вот – снова… Надеюсь, что не ошибаюсь. Но не играть не могу. Вообще, знаешь, это как с теннисом. Если ты играешь в теннис, ты можешь быть чемпионом Мухосранска, и это прекрасно, – но попробуй сыграть где-нибудь в другом месте! На Уимблдоне, в Париже, на австралийском Оупене… Голливуд – место, где играют профессионалы. Кто лучше, кто хуже, но все профи. Поэтому есть азарт. Если ты хочешь быть в этом деле – значит, ты хочешь сыграть здесь. Деньги – это уже потом, хотя деньги тебе платят, конечно, и хорошие. Но прежде всего – азарт.

В азарте Бодров знает толк на самом-то деле. Из-за азарта будущий режиссер в свое время с позором был изгнан с факультета электрооборудования летательных аппаратов. Рожденный в Хабаровске сын врачей, он поступил на это самое электрооборудование, перебрав реестр желаемых профессий – от лесника и пожарного до журналиста; для журналистики препятствием тогда показалось заикание (Бодров по сей день заикается), ну вот и выбрал летательные аппараты. Но уже в старших классах школы стал играть в карты на деньги, и всерьез. Доигрался до полноценной лудомании с практически криминальными последствиями: воровал, вспоминает он, чтобы вернуть долги; у собственной бабушки украл все сбережения… Картежная страсть вскрылась, Бодров вылетел из института, чуть не угодил в армию: сам пошел, хрестоматийно просился в десант, не взяли, чуть не загремел в стройбат; спасла его добрая докторша, изыскав в крепкой бодровской челюсти несуществующий дефект, фатально несовместимый со службой в рядах вооруженных сил. Лишь после этого с азартными играми он завязал почти наглухо. Серьезный рецидив случился единожды, в Штатах, когда уже признанный режиссер Бодров остановился на ночлег в лас-вегасской гостинице, а утром спустился в казино – и проиграл всё, что у него было. Но однажды картежный опыт пригодился: в 1989-м Бодров взялся за начатый и заваленный другим режиссером фильм «Катала» – и сделал редкий для расхлябанных перестроечных времен крепкий триллер с молодым и харизматичным артистом Гаркалиным в роли картежника-виртуоза; не иначе знание материала помогло.

Азарт – правильное, нужное слово в ответе на вопрос «как у него это получается?». Покончив с азартными играми, Сергей Бодров не покончил ни с игрой, ни с азартом. Не отключил – напротив, вывел в штатный режим этот авантюрный двигатель своей натуры, а без такого двигателя не бывает таких биографий.

Не попав в голубые береты, пошел работать осветителем на «Мосфильм», начал сочинять, рассказы взяли на легендарную 16-ю полосу «Литературки», где подвизались тогда самые вольнодумные и острые перья империи, от Горина до Горенштейна, закончил сценарное во ВГИКе, работал корреспондентом «Крокодила» и объездил полстраны в кондовых и увлекательных «командировках по письму», пробовал так и эдак со сценариями – пока один из них в 1978-м не поставил режиссер Роговой, автор супершлягерных «Офицеров», и фильм «Баламут» не огреб шестидесяти-, что ли, – миллионную аудиторию, нечастую даже по тем временам…

У него было несколько браков. От одного из них родился сын Сергей, за свою короткую, яркую и страшно оборванную кармадонской лавиной жизнь ставший сначала Бодровым-младшим, а потом заставивший говорить об отце – Бод-ров-старший. Другой брак – с американкой Каролин Кавальеро – не дал кинематографического эха, пусть по времени и совпал с первыми бодровскими «заходами на Голливуд на бреющем». А нынешний союз с талантливым режиссером Гукой Омаровой следствием имеет несколько кинодетищ, включая недавнюю комедию «Дочь Якудзы», последнюю пока в бодровской фильмографии.

Взращенная еще в детстве, над книжками про путешествия, охота к перемене мест не покидает Бодрова и сейчас, придавая ему невиданную, прямо-таки раздражающую журналиста (не угнаться ведь!) мобильность: вот он в Лос-Анджелесе, – а вот уже в Москве, – а вот в Риме, обсуждает новый проект с художником-постановщиком Данте Феретти, – а вот во Владивостоке в компании с главредом «Новой газеты» Дмитрием Муратовым, Дмитрием Быковым и прочими интеллектуалами, – а вот в Аризоне, где прикупил в свое время задешево двадцать с гаком гектаров пустыни, – а вот в Таиланде, где мечтает построить когда-нибудь домик на острове, потому что «Таиланд – это моя страна, там всё мое: люди мои, еда моя, я там вообще другой человек, вот побреюсь еще наголо – и буду сливаться с толпой, языка-то я не знаю, но глаза у меня – азиатские!».